№5, 1970/Зарубежная литература и искусство

«Большие скачки» в современном искусстве Китая

Весь мир уже знает, каким конфузом обернулась так называемая «культурная революция», инспирированная кликой Мао. Костры из книг, измывательства над профессорами и преподавателями, зверские убийства, надругательства над национальными святынями – вот «победы» хунвэйбинов и цзаофаней, «бравых солдат великого Мао».

В один прекрасный день «великий кормчий», окинув своим лучезарным взглядом вытоптанные хунвэйбинами нивы науки, просвещения, литературы и искусства, цыркнул, как Орел из сказки Салтыкова-Щедрина: «Имянно!»- и повелел всей дворне славу себе петь, а заодно доукомплектовать – заместо убиенных – «академию де сиянс» новыми членами, молодцами полуграмотными, но насвистанными и лично преданными. И еще повелел всем наукам и искусствам цвесть новым, стало быть, маоцзэдуновским цветом. А на необозримом плацу, который образовался на месте вытоптанных нив, велено было обучать новобранцев приемам борьбы против «ревизионистов и других бумажных тигров».

Задачи, поставленные перед «культурной революцией» ее подстрекателями, были ясны и недвусмысленны с первых же ее акций: подавить противников маоизма, разгромить творческую интеллигенцию, взвинтить антисоветские настроения. Следует учесть и те обстоятельство, что к моменту начала «культурной революции» в стране, в результате авантюристического курса группы Мао, сложилась крайне неблагоприятная экономическая обстановка; по той же причине и международное положение Китая стало критическим. В самом ЦК КПК было много недовольных проводимой политикой, еще больше недовольных было в различных государственных ведомствах и учреждениях, а также в провинции. Ничего лучшего нынешние руководители Китая не могли придумать, как натравить на своих противников молодежь, поначалу льстя ей, называя ее носительницей подлинно революционных традиций, Другими словами, снова был извлечен со свалки истории старый троцкистский лозунг о том, что «молодежь – барометр революций». В стране началась безобразная вакханалия.

В течение многих месяцев знаменитые профессора и артисты, писатели и музыканты, художники и другие представители интеллигенции подвергались неслыханным издевательствам, их квартиры и библиотеки были разгромлены, их самих, избитых до полусмерти, заставляли каяться в несуществующих прегрешениях. Многие лучшие представители китайской интеллигенции так и умерли под плевками хунвэйбинов, другие, не выдержав издевательств, наложили на себя руки. Покончили с собой всемирно известный артист Чжоу Синь-фан, знаменитый писатель, чья слава давно перешагнула границы его родины, Лао Шэ, талантливейшая киноактриса Бай Ян и многие другие – несть им числа. Пылали костры из книг, жгли книги зарубежных писателей-классиков, произведения русской и советской литературы и заодно отечественную классическую литературу, как не отвечающую духу «эпохи великого Мао».

Расправы над писателями происходили в Китае и раньше, правда, не в таких масштабах, как во время «культурной революции», За каждую попытку правдиво показать современность, не замазывая противоречий, писатели платились ссылкой, где они «перевоспитывались в труде»; такая же участь была уготована и тем, кто осмеливался хоть на йоту отклониться от курса, указанного «великим кормчим». Инакомыслящих сразу же объявляли «злопыхателями», «контрреволюционерами», «врагами народа», «шпионами», «правыми» и т. д. Так в разное время исчезли из литературы Сяо Е-му, талантливый поэт и литературовед Ху Фын, самый крупный поэт Китая Ай Цин, писательница Дин Лин, получившая у нас за свой роман «Солнце над рекой Сангань» Государственную премию, брошены в тюрьмы после издевательств хунвэйбинов и цзаофаней старейшие драматурги Тянь Хань и Ся Янь, такая же участь постигла и многих других литераторов. А ведь именно эти люди вместе с Лу Синем закладывали фундамент и возводили здание новой китайской литературы, ныне лежащее в развалинах.

Особую ненависть во время «культурной революции» навлекла на себя советская литература. Уже за несколько лет до этих печальных событий в китайской прессе время от времени стали появляться статьи, охаивающие некоторые произведения советской литературы – «Судьбу человека» и «Тихий Дон» М. Шолохова, стихи молодых советских поэтов. В отдельных статьях «разоблачались»»буржуазные» взгляды Белинского и Чернышевского. Из всего написанного Горьким признавалась только одна фраза: «Если враг не сдается – его уничтожают», из всего Маяковского только один стих: «День твой последний приходит, буржуй!» На первых порах многим это казалось несерьезным и вызывало лишь ироническую улыбку. Но настали мрачные дни «великой пролетарской культурной революции», и тут уж стало не до улыбок. Малейшие симпатии ко всему советскому выжигались каленым железом, советская книга или пластинка с музыкой Прокофьева часто влекли за собой смертный приговор их владельцам.

* * *

Лу Синь, основоположник современной китайской литературы, называл советскую литературу «великим другом и учителем». С таким же почтением к ней относились все крупнейшие писатели Китая – Лао Шэ, Мао Дунь, Дин Лин, Чжоу Ли-бо и др. Даже Мао Цзэ-дун неоднократно отмечал в своих прежних выступлениях важнейшую роль советской культуры и литературы в деле становления новодемократической культуры Китая. Сейчас, разумеется, об этом не вспоминают.

Лу Синь был первым пропагандистом в Китае советской литературы и советского искусства. Он внимательно следил за успехами молодой литературы первого в мире государства рабочих и крестьян. Он не владел русским языком, но его друзья – Цюй Цю-бо, Цао Цзин-хуа и другие – прекрасно знали русский язык и держали своего учителя в курсе всех литературных дел Советской России. Среди многих произведений советских писателей, изданных при содействии Лу Синя, были «Железный поток» А. Серафимовича и «Разгром» А. Фадеева – книги, на которых воспитывались многие поколения китайских революционеров. Во время Великого похода «Железный поток», по свидетельствам участников этого героического марша, был необходим бойцам и командирам, как боеприпасы и продовольствие.

Много сил отдал Лу Синь пропаганде советской графики, он устраивал выставки советской гравюры, издал так называемый «Нефритовый сборник», в который вошли гравюры В. Фаворского, М. Пикова, А. Кравченко и других советских художников. На рабочем столе Лу Синя всегда стояла гравюра М. Пикова, изображающая артистку М. Бабанову в роли Полиньки из пьесы Островского «Доходное место». Несколько лет назад в музее Лу Синя эта гравюра находилась на своем месте – на рабочем столе писателя. Ныне музей Лу Синя закрыт, книги «великого знаменосца революции» – как много лет назад назвал его Мао Цзэ-дун – давно не издаются, и вообще о нем стараются не вспоминать, ибо он всегда был другом Советского Союза, был подлинным интернационалистом, а эти качества не в чести у нынешних правителей Китая.

Известно, что революционные преобразования в общественной жизни влекут за собой революционные изменения и в духовной жизни народа, в литературе и искусстве. Так было в нашей стране после победы Великой Октябрьской революции, так было и в Китае после культурной революции 1919 года, известной под названием «движение 4 мая». Это антифеодальное и антиимпериалистическое движение, охватившее всю страну, положило начало новой китайской литературе и искусству. Именно в эти годы мужает гений Лу Синя; вслед за ним в литературу приходят многие талантливые писатели, зачинатели новой китайской литературы – Мао Дунь, Лао Шэ, Дин Лин и др. Воздействие их произведений на умы современников было велико, их книги влекли в революционный лагерь интеллигенцию, учащуюся молодежь, передовых рабочих. Мощное влияние литературы на самые широкие массы вынужден был недавно отметить даже такой далеко стоящий от литературы человек, как «местоблюститель»»великого кормчего» Линь Бяо. В своем циркулярном «Указании о ведении культработы в воинских частях и подразделениях» он пишет: «Цели пролетарской литературы и искусства заключаются в том, чтобы сплотить народ, воспитывать его, поднимать боевой дух революционного народа, а также в том, чтобы разложить противника, уничтожить его, вести борьбу за возвеличивание пролетариата и уничтожение капитализма. Это – могучее идеологическое оружие, призванное в образной доступной форме пропагандировать марксизм-ленинизм и идеологическое учение Мао Цзэ-дуна. В период «движения 4 мая» очень многие восприняли марксизм-ленинизм через произведения революционной литературы и искусства. На каждом историческом этапе китайской революции очень многие люди шли в революцию под влиянием революционной литературы и искусства» («Дяньин гэмин», 27 мая 1967 года).

Какие же литературные шедевры были созданы во время «великой пролетарской культурной революции»? Какие произведения влекли под ее знамена широкие народные массы? «Великая пролетарская культурная революция» дала только одну книжонку в красном переплете – смехотворно знаменитый сборник цитат из сочинений «великого кормчего». В течение нескольких лет все типографии Китая печатали эту книжонку на многих языках. Кроме этого «евангелия от Мао», многомиллионными тиражами издавался сборник стихов, сочиненных «великим кормчим» на протяжении почти сорока лет. Надо сказать, что стихи эти, написанные в классических манерах, мало доступны даже образованному человеку. Поэтому в свое время при их публикации даже в литературных журналах, рассчитанных на литературно образованную аудиторию, они сопровождались комментариями и пояснениями неутомимого Го Мо-жо, – иначе понять ах смысл было невозможно. Разумеется, полуграмотным хунвэйбинам и цзаофаням эти «поэтические высоты» не под силу. Но тем не менее и этот сборник эпигонских виршей издавался фантастическими тиражами. Более того, была выпущена специальная серия почтовых марок – 18 штук – на которых были воспроизведены факсимиле всех поэтических экзерсисов «самого красного солнышка».

Таков литературный урожай «великой пролетарской культурной революции». Любой урожай «сам-два» – катастрофа, именно в таком положении и находится китайская литература сегодняшнего дня.

Характерная черта нынешней китайской литературы, – если малограмотные стишки и рассказики, появлявшиеся в газетах (литературные журналы закрыты), можно условно назвать литературой, – состоит в том, что за последние десять с лишним лет не появилось ни одной строчки, содержащей какую бы то ни было критику происходящего в стране. Видимо, еще до сих пор всем пишущим памятна судьба писателей Сяо Е-му, Лю Бинь-яня и других неосторожных литераторов, которые позволили себе поиронизировать над некоторыми недостатками вотчины «великого Мао». Они исчезли без следа.

В этой связи мне вспоминается один разговор с Лао Шэ. В конце 1954 года, в дни Второго Всесоюзного съезда советских писателей, Лао Шэ, бывший в составе китайской делегации, на мой вопрос, какие из его произведений следует перевести на русский язык (к тому времени были переведены отдельные рассказы и две пьесы), назвал несколько книг, и прежде всего лучшую свою вещь – роман «Рикша». «Только, – добавил он, – мне пришлось его переработать, и для перевода надо будет взять этот, переработанный вариант, а не старый, дореволюционный текст… А «Записки о Кошачьем городе» сейчас переводить не следует. Переработать их невозможно, а в первоначальном виде переиздавать их тоже нельзя – кое-кому книга придется не по вкусу». Он сделал ударение на слове «кое-кому».

Повесть «Записки о Кошачьем городе» стоит в ряду таких остро сатирических книг, как «История одного города» Салтыкова-Щедрина, «Остров пингвинов» Франса, «Паломничество брата Грамзальбуса» Л. Вехтера, и в современной китайской литературе она должна была бы занять самое видное место. Поэтому о ней следует сказать несколько слов.

После 1949 года «Записки о Кошачьем городе» не переиздавались в Китае, и китайские литературоведы, писавшие о творчестве Лао Шэ, никогда не упоминали об этой книге, словно ее вообще не существовало. Сейчас, через три года после трагической смерти Лао Шэ, повесть «Записки о Кошачьем городе» опубликована в журнале «Новый мир» (1969, N 6), вышла отдельным изданием, и советский читатель получил возможность ознакомиться с этой замечательной книгой.

Таланту Лао Шэ прежде всего присуща ирония, часто переходящая в едкую, убийственную сатиру; недаром его юмористические и сатирические рассказы пользовались в свое время у читателя огромным успехом, – ими зачитывались, над ними смеялись до слез. Кстати, его сатирические рассказы тоже не переиздавались в Китае после 1949 года. Примечательно, что после 1949 года писатель не создал ни одного сатирического произведения, а ведь сатира – его любимейший жанр; он слишком хорошо знал, чем это может обернуться, и решил не испытывать судьбу.

В «Записках о Кошачьем городе» во всем блеске проявился его талант сатирика.

Действие повести развертывается на Марсе, куда после катастрофы космического корабля попадает главный герой, от имени которого и ведется рассказ, но всем понятно, что речь идет о Китае. Презирая камарилью политиканов и хапуг, правивших Китаем, Лао Шэ не хихикает, держа кукиш в кармане, он насмехается, смеется, хохочет во всю глотку, часто перемежая смех и хохот поистине издевательским свистом. Вместе с тем, – и это тоже отличительная черта творчества Лао Шэ, будь то роман «Рикша», пьесы «Фан Чжэнь-чжу» и «Лунсюйгоу» или рассказ «Серп луны», – симпатии писателя всегда на стороне простых людей, он их горячо любит, разделяет их большие горести и невзгоды, радуется их небольшим радостям.

Безымянный герой «Записок о Кошачьем городе» подружился с Маленьким Скорпионом – сыном Большого Скорпиона, одного из воротил Кошачьего государства, – и благодаря его связям получил возможность познакомиться с системой образования в этой стране, с ее экономикой, культурой, ее политиканами, учеными, военными.

Система образования в Кошачьем государстве как две капли воды похожа на современные методы обучения в Китае времен «великой пролетарской культурной революции»: «Ты видел, как режут преподавателей? Удивляться нечему – это результат воспитания. Когда жестоки учителя, жестоки и ученики; они деградируют, впадают в первобытное состояние. Прогресс человечества идет очень медленно, а регресс – мгновенно: стоит утратить гуманность – и ты снова дикарь… Таково наше воспитание. Оно превращает человека в зверя!..»

Экономические потуги маоистов – политика «большого скачка», пресловутые «коммуны» – ввергли Китай в полосу затяжного, хронического кризиса в сфере экономики, продолжающегося и по сей день. О подобных горе-экономистах, вершащих судьбами страны, в повести говорится:

Цитировать

Тишков, А. «Большие скачки» в современном искусстве Китая / А. Тишков // Вопросы литературы. - 1970 - №5. - C. 153-170
Копировать