«Анна Каренина» и «Красное и черное»: история борьбы с традицией

Живые существа передают потомкам свои гены. Но копии получаются неточными.

Из учебника генетики

Анализируя связи романа «Анна Каренина», в частности, с европейской литературой, Б. Эйхенбаум писал:

Роман поначалу кажется сделанным по европейскому образцу, чем-то вроде сочетания традиций английского семейного романа и французского «адюльтерного» <…> Французские критики в известном смысле правы, когда они видят в «Анне Карениной» следы изучения Толстым французской литературы — Стендаля, Флобера; но, увлекаясь патриотизмом, они не видят главного — того, что «Анна Каренина» <…> представляет собой не столько следование европейским традициям, сколько их завершение и преодоление. Однако это получилось не сразу. История создания «Анны Карениной» есть история напряженной борьбы с традицией любовного романа — поисков выхода из него в широкую область человеческих отношений. Роман скрывает в себе большое внутреннее движение: это не простое единство, а единство диалектическое, явившееся результатом сложных умственных процессов, пережитых самим автором¹.

В России роман Стендаля «Красное и черное» был впервые опубликован в журнале «Отечественные записки» в 1874 году в переводе А. Плещеева. Сравнивая его с романом Л. Толстого «Анна Каренина» (опубликованным в 1876-1877-м), можно обратить внимание на связи, сходства и соответствия ряда ситуаций, сцен и даже персонажей. Таковы, например, существенные черты сходства Каренина с одним из основных действующих лиц «Красного и черного» — г-ном де Реналем, мэром города Верьер, описываемым как «высокий человек с важным и озабоченным лицом», лет сорока восьми — пятидесяти, кавалер нескольких орденов. Ему присущи самодовольство, заносчивость, ограниченность: «Все таланты этого человека сводятся к тому, чтобы заставлять платить себе всякого, кто ему должен, с величайшей аккуратностью». Очередной крест ему пожаловали за то, что по его приказу были варварски изуродованы могучие платаны — и с тех пор дважды в год все деревья подвергались безжалостной ампутации. Один из жителей осмелился попенять мэру за это систематическое уродование прекрасных деревьев.

— Я люблю тень, — отвечал г-н де Реналь с оттенком высокомерия <…> я люблю тень и велю подстригать мои деревья, чтобы они давали тень. И я не знаю, на что еще годятся деревья, если они не могут, как, например, полезный орех, приносить доход.

Г-н де Реналь имеет привычку «разглагольствовать с важным видом» даже со своей женой. Его возмущают статейки в либеральных газетах: «…все это отвлекает нас и мешает нам делать добро» (курсив здесь и далее мой. — В. С.).

Каренин появляется в романе, увиденный глазами Вронского, отметившего его «строго самоуверенную фигуру»; особенно оскорбляет Вронского «походка Алексея Александровича, ворочавшая всем тазом и тупыми ногами». И далее Толстой, как и Стендаль, характеризуя Каренина, чаще всего ироничен, а для изображения некоторых черт его «непоэтической наружности» не гнушается даже карикатурностью: большие уши, тонкий голос, мутные глаза, привычка трещать пальцами…

Немалое место в романе занимают его «разглагольствования с важным видом» со своей женой («особенная словоохотливость Алексея Александровича, так раздражавшая ее»). Анна мысленно дает ему такую исчерпывающую характеристику: «Одно честолюбие, одно желание успеть — вот все, что есть в его душе, — думала она, — а высокие соображения, любовь к просвещению, религия, все это — только орудия для того, чтобы успеть».

Существенная черта, которая объединяет Реналя и Каренина, — то, что они «справедливо пожинают плоды своей сердечной сухости» (Стендаль). Жизнь г-на де Реналя после получения анонимного письма, в котором ему весьма подробно сообщали о том, что происходит у него в доме, стала «поистине невыносимой». Слова Анны, «подтвердившие его худшие сомнения, произвели жестокую боль в сердце Алексея Александровича».

Для наглядности сопоставим тексты романов, в которых говорится о переживаниях Реналя и Каренина как обманутых мужей, о попытках найти выход из создавшегося положения. И Реналь, и Каренин страшатся насмешек и скандала, которые подорвут их репутацию, думают об отмщении или дуэли, затем отвергают как этот способ, так и возможность расстаться с женами и приходят к решению до поры до времени сохранить status quo.

Г-н де Реналь («Красное и черное»)

Каренин («Анна Каренина»)

«…весь Верьер будет потешаться над моим мягкосердечием. Чего только не рассказывали о Шармье (известный всему краю супруг, которого жена обманывала на глазах у всех)? Стоит только произнести его имя, и уж у всех улыбка на губах. Я сделаюсь истинным посмешищем в Верьере…»

…целый ряд случаев современных неверностей жен мужьям высшего света возник в воображении Алексея Александровича. «Дарьялов, Полтавский, князь Карибанов, граф Паскудин <…>

— Положим, какой-то неразумный ridicule падает на этих людей…

«…Я могу поймать этого подлого малого с моей женой и убить их обоих… Я могу избить до полусмерти этого наглеца-гувернера и вытолкать его вон. Но какой скандал подымется… Старинное имя Реналей, втоптанное в грязь зубоскалами!.. Но если я не убью мою жену, а просто выгоню ее с позором, так ведь у нее есть тетка в Безансоне, которая из рук в руки передаст все состояние. Жена моя отправится в Париж со своим Жюльеном <…> и я опять окажусь в дураках».

Алексей Александрович долго и со всех сторон обдумывал и ласкал мыслью вопрос о дуэли, хотя и вперед знал, что не будет драться. «Цель моя состоит в том, чтобы обеспечить свою репутацию».

Попытка развода могла привести только к скандальному процессу…

Можно было еще просто разъехаться с женой. Но и эта мера, как и формальный развод, бросало его жену в объятия Вронского. — Но как же это! — вдруг завопил он. — Нет, это невозможно, невозможно! — громко заговорил он.

— Но как же это! — вдруг завопил он.

— Нет, это невозможно, невозможно! — громко заговорил он.

«Я привык к Луизе, говорил он себе. Она знает все мои дела. Будь у меня завтра возможность снова жениться, мне не найти женщины, которая заменила бы мне ее».

«Не лучше ли мне просто держать про себя свои подозрения и не доискиваться до истины? И тогда волей-неволей придется воздержаться от каких-либо попреков».

Обдумывая дальнейшие подробности, Алексей Александрович не видел даже, почему его отношения к жене не могли оставаться такие же почти, как и прежде. «Да, пройдет время, все устрояющее время, отношения восстановятся прежние»

А вот как де Реналь и Каренин требуют от своих жен отдать их личные письма:

Г-н де Реналь («Красное и черное»)

Каренин («Анна Каренина»)

— Сейчас же покажите мне эти письма, я вам приказываю.

— Нет, во всяком случае, не сейчас, — отвечала она необыкновенно спокойно.

— Сию же минуту, черт подери! — рявкнул г-н де Реналь. — Но я требую, чтобы вы немедленно подали мне эти письма, сейчас же. Где они?

— В ящике моего письменного стола, но все равно я ни за что не дам вам ключа.

— Я и без ключа до них доберусь!

1. Эйхенбаум Б. М. Лев Толстой. Семидесятые годы. Л.: Советский писатель, 1960. С. 152.[↩]