Андрей Немзер. Памятные даты. От Гаврилы Державина до Юрия Давыдова

В чем состоит заведомая разница между литературными критиками и литературоведами?

Первые призваны объяснять читателю, что такое хорошо и что такое плохо. Вторые обязаны держать свое мнение при себе. Первые о классической литературе пишут оценочно и пристрастно, как о современной словесности. Вторые о современной словесности рассуждают бесстрастно и безоценочно, как о классике.

Многие филологи знают литературоведа А. С. Немзера – автора содержательных работ о творчестве Жуковского, Пушкина, Тынянова… Многим читателям известен литературный критик Андрей Немзер, чьи яркие заметки регулярно печатает газета «Время новостей», а до этого публиковала газета «Сегодня», а еще до этого – «Независимая газета».

В сборнике «Памятные даты. От Гаврилы Державина до Юрия Давыдова» под одной обложкой собраны семьдесят коротких газетных очерков разных лет о классиках XVIII-XX веков (плюс обрамляющие книгу две большие установочные статьи). Выпустило «Памятные даты» издательство «Время», стильно оформил сборник Валерий Калныньш.

Написал «Памятные даты» Андрей Немзер, – о поэтах, прозаиках, драматургах, историках и филологах прошлого здесь говорится темпераментно и размашисто. Иногда, но далеко не всегда, – с присущей Андрею Немзеру (но не А. С. Немзеру) «ослепительной слепотой» (цитируя заглавие его заметки о Зинаиде Гиппиус). Объективностью и безоценочностью в «Памятных датах» и не пахнет: всегда безошибочно можно сказать, кого из своих «подопечных» автор любит, кого жалеет, кого ненавидит и презирает.

К некоторым из героев книги, например к позднему Георгию Иванову, Немзер (на наш взгляд) излишне суров. К иным, например к Евгению Шварцу, – слишком мягок. Но по-другому, наверное, и быть не может, – требование стопроцентной объективности вряд ли уместно предъявлять литературному критику.

От литературного критика мы вправе ожидать прежде всего внятной аргументации своих оценок, которую не следует подменять остроумничаньем, или самоупоенными экскурсами в собственную биографию, или сомнительными стилистическими изысками. Попросту говоря: литературный критик должен всегда отвечать за свои слова. Иначе под сомнение правомерно будет поставить самое его ремесло: платить гонорары за безответственную ругань, равно как и за безответственные похвалы, – это слишком большая роскошь (Которую, впрочем, позволяют себе многие издания: от аморфной «Литературной газеты» до желтовато-коричневатого еженедельника «Ex libris НГ»).

Помещенные в «Памятных датах» заметки о Баратынском и Вяземском, Цветаевой и Мандельштаме, Бахтине и Лотмане (имена выхвачены почти наугад – иначе пришлось бы приводить едва ли не весь список фигурантов книги) напоминают концентрированные кисельные брикеты. Разбавив любой из них по вкусу водой, можно было бы приготовить к защите не одну кандидатскую (а то и докторскую) диссертацию.

Такова, например, заметка о Евгении Баратынском – певце недостижимого земного счастья, посвятившем свою жизнь страстному «оспариванию» концепции поэтического учителя всего пушкинского поколения – Василия Жуковского, для которого земное счастье – «ценность преходящая; он счастлив и в несчастье, ибо мир благ, а люди – дети Бога». Или «парный» юбилейный очерк, наперекор известному тыняновскому суждению противопоставляющий радетеля за государство Гаврилу Державина ненавистнику государства Владимиру Маяковскому. Или образцовый микроразбор не самого известного рассказа Ивана Бунина «Косцы». Или (по-нашему – заслуженно) злобное обличение эссеистики непревзойденного мастера общих мест, критика Юрия Айхенвальда. Или, наконец, сдержанный панегирик нелюбимцу современной либеральной общественности Виссариону Григорьевичу Белинскому: его литературная личность давала о себе знать «едва ли не в каждом опусе – от гигантских (хочется сказать – бесконечных) статей до крохотных заметок. Белинский показал, что такое критик. И этот урок усвоили не только его прямые ученики, но и будущие оппоненты и ниспровергатели».

Второе важное свойство очерков, составивших «Памятные даты», – это их единство, обеспеченное, не в последнюю очередь, ясно и красиво выраженной цельностью мироощущения их автора. Впрочем, Немзер цельность своей книги объясняет и скромнее и горделивее: «Думаю, что причиной тому не моя «авторская индивидуальность», а смысловое единство русской литературы <…> Той самой русской литературы, что началась до рождения Гаврилы Державина и продолжается после недавних уходов Виктора Астафьева и Юрия Давыдова».

Так или иначе, но отдельные фрагменты сложились в полноценную книгу, где этика последовательно смешивается с эстетикой («Грешен. Каюсь. Не умею разделять «что» и «как»»), а великая русская классика то и дело аукается с любимой А. С. Немзером современной русской словесностью.

О. ЛЕКМАНОВ