А. Н. Горбунов. Шекспировские контексты

А. Н. ГОРБУНОВ. ШЕКСПИРОВСКИЕ КОНТЕКСТЫ. М.: Медиа-Мир, 2006. 364 с.

Возможно, чтобы оценить вклад автора в шекспироведение, рецензентом книги А. Горбунова должен был бы выступить специалист в этой области филологического знания (остались в России и такие!). Но «Шекспировские контексты» адресованы не только шекспироведам. Даже не им в первую очередь. Аудитория, к которой обращена неторопливая, размеренная речь автора книги, – все, кто считает для себя необходимым знать английскую культуру и литературу от Чосера до XX века и кто не забыл о собственных культурных корнях. Интерпретируя пьесы Шекспира и его предшественников, современников и последователей, размышляя о Джоне Милтоне и его влиянии на русских классиков, Горбунов стремится высветить (именно так, а не «поставить» и «решить»!) проблемы не столько филологические, сколько «метафизические» и этические: «высветить» для него значит озарить светом христианской Истины. Поэтому автор «Шекспировских контекстов» решительно восстает против советских лжеученых, твердивших о «безрелигиозном характере» мировоззрения Шекспира, да еще ставивших знак равенства между «безрелигиозностью» и гуманизмом.

Книгу открывает статья «Шекспировская теодицея («Книга Иова» и «Король Лир»)», в которой проблема существования зла в Божественном миропорядке приведена к теме «мудрости, истинного и ложного знания, познания себя и окружающего мира» (с. 17). Мир «проникнут такой тайной, разгадать которую людская мудрость не может» (с. 19), а «то, что нельзя объять разумом, можно принять через веру и любовь», – к этой мысли, как считает Горбунов, приходит библейский праведник, но она так и остается недоступной кельтскому правителю-язычнику Лиру. А ведь стоит людям ее постичь и, – здесь голос автора «Контекстов» твердеет – «все встанет на свое место и вопросов больше не будет» (с. 19). Но тогда, хотелось бы добавить, не было бы и не будет такого драматурга-трагика, как Шекспир.

Уже в «Шекспировской теодицее…» возникает имя Достоевского, которого Горбунов включает в свои размышления о зле у Шекспира. Статья «Печать Каина (Шекспировские парадигмы: Пушкин, Достоевский, Лесков)» раздвигает «шекспировский контекст» еще дальше, захватывая сферу русской культуры XIX столетия. А замыкающие основной корпус книги четыре работы, так или иначе развивающие тему «к истории русского «Гамлета», выходят в область русской истории и культуры XX века. Статья «Перед Голгофой и после («Гамлет» Пастернака)» выделяется среди других неожиданно прозвучавшими личностными интонациями: «В момент работы над романом никаких заблуждений у Пастернака почти не осталось, и идти на сделки с совестью он больше не хотел. Это определило бескомпромиссную позицию Юрия Живаго…» (с. 293). Однако цепь отождествлений «Христос – Гамлет – Живаго», на которой держится предлагаемое Горбуновым прочтение романа Пастернака и трагедии Шекспира (в прочтении евангельского текста автор безукоризненно ортодоксален), временами рвется… Попытаемся согласиться с предлагаемым нам образом Гамлета – героя-победителя («…Гамлет все же делает свой трагический выбор и справляется с поставленной целью, очищая Датское государство от скверны пусть и ценой собственной жизни», с.