Перевод и примечания И. О. Шайтанова
Давайте зафиксируем те тенденции во французской и американской компаративистике (comparative literature), развитие которых обещает наладить связи между разошедшимися между собой течениями.
1. Возросшее внимание к стилистике 1 в сравнительных исследованиях поддержано Мунтеано (1953), если, как у Э. Р. Курциуса в случае с topoi (общими местами), они остаются в пределах истории, даже когда стилистика выходит в них на центральное место; Мунтеано (1957), однако, справедливо подозревает, что у Курциуса сам выбор не всегда отвечает этому требованию.
2. «Возвращение к тексту» в компаративистике поддержано Родиером (1953), но лишь на условии, что исследование имеет дело с основными текстами, взятыми в их цельности, а не с «центральными» фрагментами или символами (как предлагает Хёллерер) и уж тем более не со «случайным отбором» отрывков (подход Ауэрбаха в его влиятельном «Мимесисе») <…> В исполнении такого тонкого и тщательного ученого, как Ауэрбах, этот подход может явиться откровением, но в иных руках придется с большей осторожностью отнестись к таящемуся в нем искушению.
3. Хотя французы еще редко готовы поддержать типологический подход (analogy studies) в компаративистике (среди них это делает Этьембль), французские ученые все-таки склонны согласиться с тем, что прием сравнения на то указывает Штрих) хорош по крайней мере в качестве защиты от изоляционизма «новой критики»2. Они постепенно придут к пониманию той основной истины, что лидеры компаративистики в Америке усвоили все, что способна предложить «новая критика», не принося в жертву своей приверженности к истории литературы. Пейр и Мэлоун, Ауэрбах и Уэллек, Ла Дриер и Блок убеждены в непременности понятия «история литературы», а вместе с тем во взаимообусловленности исторического и стилистического подхода <…>
Что же касается типологического подхода (analogy studies), то, несмотря на преобладающее у французов несогласие с ним, он приводит к обобщениям, как и исторически ориентированные исследования; примером тому служит русская теория стадиальности 3 или поиск Этьемблем постоянных величин (invariables) в литературе.
4. Переходя к французской традиции, мы должны сказать, что важность проницательных исследований в сфере соотношения между авторской психологией, средой и творчеством не только не уменьшается, но возрастает. Литературная генетика предшествует эстетике и входит в нее. Может ли эстетическая оценка гетевского «Фауста» обойтись без его генезиса? Вопрос «почему?» так же необходим и неизбежен, как вопрос «что?», и они взаимозависимы <…>
5. Понятие «влияние» обладает потенциалом, далеко выходящим за пределы достигнутой на сегодня начальной ступени <…> Струве привлек наше внимание к русским теориям заимствования, практически неизвестным западной науке, которая все еще занимается усердным собиранием фактов вне каких-либо теоретических посылок. Теории Плеханова и Жирмунского относительно цикличного развития — когда тот, кто оказывает влияние, и тот, кто его воспринимает (emitters and receivers), выступают в этой роли в силу социокультурного разрыва и одновременно существующей между ними аналогии — должны быть внимательно изучены нами. Вскроются удивительные параллели и моменты сходства в развитии западной и восточной компаративистики вопреки временным и очевидным различиям, сложившимся в силу политических факторов. Теория заимствований Александра Веселовского, утверждающего, что существуют лишь ассимилированные, а не мигрирующие сюжеты — и что гораздо важнее обратить внимание на качественные отличия, чем традиционно заботиться о том, что является «чужим», а что «своим»4, очень напоминает убеждение Т. С. Элиота (приветствуемое Пейром) в том, что мы не подражаем, а меняемся, не заимствуем, но ускоряемся (are quickened).
6. Исследование успеха и репутации, столь дорогое французам, приводит их самих к эстетическим и историческим выводам, если они имеют дело со значительным материалом и не избегают анализа самих произведений (Уэллек 1953). Не нужно забывать, что зарубежная рецепция автора есть далеко не только часть «зарубежной торговли литературой», но и важная составляющая динамического бытия литературного произведения, его «непрерывно творимого организма», пробуждающего реакции, ему сущностно свойственные (см. Торп и Вейс). Это, впрочем, не означает, что «произведение может иметь неограниченный смысл» (Торп). «Сущностная целостность», составляющая «объективную реальность» текста, служит препятствием к его беспредметному и экстравагантному толкованию, и мы должны принимать во внимание не «всю сумму реакций», но только всю сумму умных и проницательных (intelligent and sensitive) реакций, которым мы и даем оценку (другие реакции принадлежат к кругу исторических курьезов).
7. Перевод, как указывает Пейр, ни как специфическое, ни как родовое явление еще не получил того внимания, которого он заслуживает 5. Жаль, что Уэллек в своей «Теории литературы» (с. 40) поставил перевод в один ряд с теми типами восприятия, что являются лишь «эхом шедевров, не позволяющим анализировать художественные произведения и судить о них, поскольку <…> сосредоточиваются на внешнем». Хороший перевод — это значимая интерпретация произведения, может быть самая непосредственная и ясная. Гете признавался, что не вполне осознал некоторые смысловые возможности в своем «Фаусте», пока не прочел его во французском переводе; важная диссертация была написана о французских переводах некоторых трудных мест в «Фаусте» с целью прояснить смысл оригинала.
Наконец, прозвучал призыв заняться систематическим сопоставлением стилистики переводов, которое могло бы привести к значительным выводам, способным оказать «бесценную поддержку в изучении истории влияний» (Мунтеано 1957). И вновь теория перевода, поощряемая русскими формалистами в 1920-е годы и продолженная Жирмунским в 1936 году 6, заслуживает пристального внимания. В соответствии с этой теорией французский перевод Достоевского или Толстого должен рассматриваться в контексте французской, а не русской литературы. «Помимо французского Беранже и немецкого Гейне существуют русский Беранже и русский Гейне, отвечавшие запросам русской литературы и весьма далекие от их западных омонимов» (Томашевский в изложении Струве1).
8. Даже такая область, как изучение тем и сюжетов (Stoffgeschichte), которая, кажется, была тщательно описана несколько лет назад, заново привлекает к себе, чтобы (как верно замечает Пейр) быть «реанимированной» в свете нашего обновленного интереса к мифам и символам (Каин, Антигона, Нарцисс), а также к таким темам, как метаморфозы, отчуждение и т. д.
9. В Америке, как и во Франции, есть компаративисты, не желающие видеть необходимости синтеза. Для таких ученых во Франции любые попытки синтеза выглядят абстрактными, туманными, субъективными и (или) кажутся существующими за пределами компаративистики. В Америке Мэлоун не принимает их во внимание, поскольку они уводят от литературного текста. Он, кажется, не замечает того, что разные составляющие литературы, соотнесенные друг с другом, представляют нечто большее, чем взятые по отдельности, и что задача исследователя литературы и состоит том, чтобы открывать эти большие контексты, как, впрочем, и в том, чтобы погружаться в отдельные тексты <…> В целом же американская и французская мысль в этом отношении имеет много общего. В то время как и Пейр, и Уэллек настаивают на большем синтезе, они оба разделяют опасение Ауэрбаха (1952), что синтез привел бы к оперированию слишком отвлеченными понятиями. Американская и французская школы согласны в насущности компаративного изучения жанров (сонет, классическая трагедия или исторический роман) в европейском контексте. Изучение судьбы отдельных художественных форм в широком культурном контексте могло бы счастливо и продуктивно связать индивидуальное с общим, критику с историей литературы.
Работы, упоминаемые или цитируемые в статье
Auerbach, Erich. Philologie der Weltliteratur. In: Weltliteratur: Festgabe für Fritz Strich zum 70. Geburtstag, 1952, pp. 39–50.
Etiemble, René. Littérature comparée, ou comparaison n’est pas raison. In: Savoir et Goût, v. III, 1958, pp. 154–173.
Höllerer, Walter. Methoden und problemen vergleichende Literaturwissenschaft. In: Germanisch-Romanische Monatsschrift, newe Folge, II (1952), pp. 116–131.
Malone, David H. The ‘comparative’ in comparative literature. In: Yearbook
of Comparative and General Literature, III (1954), pp. 13–20.
Munteano, Basil. Conclusion provisoire. In: Revue de la littérature comparée, XXXVII (1953), pp. 50–58.
Munteano, Basil. Littérature générale et histoire des idées. Actes du premier Congrès national du Littérature comparée. Bordeaux (1956), 1957.
Petersen, Julius. Nationale oder vergleichende Literaturgeschichte. In: Deutsche Vierteljahrsschrift für Literaturwissenschaft und Geistesgeschichte, VI (1928), pp. 36–61.
Peyre, Henri. Seventy-five years of comparative literature. A backward and a forward glance. In: Yearbook of Comparative and General Literature, VIII (1959), pp. 18–26.
Roddier, Henri. La littérature comparée et l’histoire des idées. In: Revue de littérature comparée, XXVII (1953), pp. 43–49.
Strich, Fritz. Weltliteratur und vergleichende Literaturgeschichte. In: Philologie der Literaturwissenschaft (ed. Ermatinger), 1930, pp. 422–441.
Struve, Gleb. Comparative literature in the Soviet Union, today and yesterday. In: Yearbook of Comparative and General Literature, IV (1955), pp. 1–20.
Thorpe, James. Literary criticism. In: The aims, methods, and materials of research. In: PMLA, LXVII (1953).
Wais, Karl. Vergleichende Literaturbetrachtung. In: Forschungsprobleme der vergleichenden Literaturgeschichte, I (1951), pp. 7–11.
Wellek, René. The concept of comparative literature. In: Yearbook of Comparative and General Literature, II (1953), pp. 1–5.
Перевод выполнен по изданию: [Remak 1960].
Примечания
Список литературы, к которому даются отсылки в тексте, приведен выше как дающий представление о широте и характере обсуждаемых проблем в ситуации после «кризиса».
Генри Хейман Герман Ремак (Henry Heymann Herman Remak, 1916–2009) родился в Германии, но покинул ее в 1934 году в связи с приходом к власти фашистов. Его научная карьера была связана с Университетом штата Индиана в США. Он активно участвовал в обсуждении дальнейшей судьбы компаративистики в период ее «кризиса».
Публикуемый фрагмент представляет собой перечень перспектив, осознаваемых в результате итогового для ситуации «кризиса» компаративистики обсуждения, прошедшего на Втором международном конгрессе компаративистов в Чэпел-Хилл (Северная Каролина, 1958; см. рецензию А. Николюкина на опубликованные материалы конгресса: [Николюкин 1960]).
К продуктивному наследию Ремак относит как американские идеи, спровоцировавшие «кризис», так и то ценное, что было наработано и не должно быть утрачено во французской традиции. Особенного внимания требует обращение к русской филологической школе и попытка, хотя и с чужих слов, воспользоваться ее наследием.
1 Говоря о необходимости изучения стилистики или эстетического подхода, Ремак имеет в виду то, что сегодня скорее обозначили бы понятием «поэтика» и что едва ли не впервые со всей откровенностью заявит названием своей книги «Comparative Poetics» (1990) Эрл Майнер.
2 Неоднократно упоминаемая «новая критика» в разных ее национальных вариантах (английском, американском, французском) в 1950-х переживала свой расцвет как принцип отношения к тексту, его «внимательному чтению». Примером ее «изоляционизма» от истории может служить педагогическая практика ее основоположника в Англии А. А. Ричардса, предлагавшего своим студентам для анализа листочки с текстом стихотворения без имени автора и даты написания. Всю информацию предстояло получить в самом тексте.
3 Русская теория стадиальности… Трудно сказать ввиду неразвернутости высказывания у Ремака, в чем он видит русскую особенность в данном отношении. Судя по тому, что ниже он сошлется на теорию «цикличного развития» Плеханова и Жирмунского, Ремак может подразумевать прочность (и обязательность) марксистского основания русской теории в признании закономерности исторического развития. Эта идея представляется ему противовесом «изоляционизму» «новой критики».
4 Ремак очень приблизительно излагает динамику культурного взаимодействия в исторической поэтике, но чувствует ее ценность в том, что простому факту установления «своего» и «чужого» в плане заимствования Веселовский предпочитает понимание их «качественного» различия и возможного сближения, которое он определял как «встречное течение». Что же касается разграничения, якобы проведенного Веселовским для «ассимилированных» и «мигрирующих» сюжетов, то здесь, кажется, можно расслышать мысль Веселовского о том, что мотивы (а не сюжеты) не заимствуются, а возникают в их сходстве путем самозарождения. Несмотря на приблизительность и неточности, сам факт обращения Ремака к опыту русской школы компаративистики, его попытка изложить идеи Веселовского — редкий пример научной осведомленности не только для того времени, но и на десятилетия вперед.
5 Перевод <…> не получил того внимания, которого он заслуживает. Очень характерное признание от компаративиста в середине ХХ века: теория перевода, все еще пребывающая в состоянии первоначальной разработки, представлялась и тогда, и позже сомнительной частью компаративистики, ожидающей подтверждения своих прав помимо как в работах по зарубежной репутации того или иного писателя.
6 Знаменательно, что Ремак осведомлен о теории перевода у русских формалистов (см. главу «Перевод как компаративная проблема»
в 1-м томе антологии [Литературная… 2021: 297–345]), но в отношении Жирмунского его информация неполна: в 1937 году (а не в 1936-м) вышла книга «Гете в русской литературе», а еще в 1925-м увидела свет книга «Байрон и Пушкин. Из истории романтической поэмы», где также речь идет о переводах.
- Петерсен относит переводы к «межнациональной посреднической зоне, представляющей собой взаимное владение». Он выступает с веским ходатайством в пользу глубокого изучения переводов как области, обещающей «богатый и продуктивный результат для истории языка, культуры, стиля и вкуса» (прим. автора).[↩]