Обычно женщины (без различия пола и гендера) драконят Прилепина так:
Первая предъява, кидомая также Лимонову Ольгой Славниковой, – бедность фантазии. В создании «мужской прозы», симметричной «женской прозе». Отвечу: есть принцип римского права – никого нельзя обязывать неисполнимым. У мальчиков действительно гораздо меньше фантазии, чем у девочек. У девочек мозг лучше, поэтому все выше и ниже сказанное – это мой сугубо личный взгляд, который никогда не сможет объять всю глубину непостижимого женского взгляда.
Вторая предъява, кидомая также Роману Сенчину Александром Агеевым, в том, что набрасывает эмоции на вентилятор, заставляя читателя самого достраивать к алкашу страдальца. Это тоже обвинение в неисполнимом. Мозг достраивает фигуру на автопилоте. Гештальт-терапию никто не отменял.
Третья предъява, кидомая Петром Алешковским, в «абсолютной фальши». Старики, прорицающие на голубых глазах, литературны, но это эпический штамп. Условность жанра. Гомеровские эпитеты вроде «Одиссей хитрожопый, Аякс многогрешный» мотивированы тем, чтобы сказитель мог попадать в гекзаметр. Так и тут, надо попадать в жанр. Искренность – это очень скучно.
«Играли бы рассказы Прилепина без мата, водки, депрессии, тревоги, адреналина?» – вопрошает Дарья Корочкина. Только адреналин назван по имени: не расшифрованы мат-эндорфины, водка-серотонин, депрессия-серотониновое голодание, тревога-кортизол. Неприятие прозы Прилепина девушками можно объяснить. Нет окситоцина.
Нужен был ревнивый женский взгляд, чтобы разгадать манипуляцию в эпизоде «ребенок плачет один». Мужик всю ночь спасал Родину (на самом деле, клуб охранял), приходит домой, а там такое. Жена просит его подойти к ребенку, а он не успел еще руки помыть.
Женщинам больше свойствен поиск сходства в различии. Женщинам больше свойственно сотрудничество в противоположность соревновательности. Критических женщин-критиков бесит, что Прилепин вырос и стал большим мальчиком, не повзрослев. Но мальчики никогда не взрослеют, они только набирают вес.
Их бесит, что Прилепин красивый такой. «Красный», цвет кшатриев, лежит во внутренней форме понятия «красоты» – красота как гнев Божий, кровь и огонь. Ярость – святость кшатрия. Отсюда зеркальность имен Ярослав/Святослав и Ярополк/Святополк, что значит «святой народ».
Их бесит, что Прилепин предал свою варну, нарушил кастовую чистоту. Брахман, который рвется в кшатриат, – распространенный типаж. Юрий Быков в юности проверял себя на кшатрия и решил, что лучше кино снимать. Бывает и наоборот. Александр Карасев – потомственный кшатрий. Комично его недовольство тем, что его не принимают в брахманы. Редкие кшатрии: Махавира, Будда, Толстой, – смогли переиграть брахманов.
Но и брахманы не беспредельны. Брахманам нельзя воевать. Более того, брахманам нельзя писать. Алфавит – зубы дракона. Печать – для вайшнавов, соцсети – для шудр. Настоящий брахман все учит наизусть. Но по нужде бывает перемена закона. Брахманам приходится осваивать письмо, соцсети и автомат Калашникова.
Анна Жучкова драконит Прилепина с точки зрения кастовой («жанровой») чистоты. Кшатрию – кшатриево, брахману – брахманиево. Я полагаю, Прилепин отстаивает идею Франсуазы Леру – универсальность первой касты. «Так, например, друид Дивикиак был вергобретом эдуев, а Дейотар, царь Галатии, исполнял в то же время функции авгура. В древнеирландской литературе мы встречаем друидов, участвующих в сражениях наравне с воинами и, более того, известных как великие воины» (Бондаренко В. Г. Мифы и общество древней Ирландии).
Вспомним термин «пацанские рассказы». Ведь пацан – не от слова «крыса» (пацюк), как думают многие, а от севернорусского бас – «красота, сияние». Отсюда прилагательное баский, глагол басить («понтоваться»). Вероятно, в поддержку теории Франсуазы Леру, «басота» синтезирует святость и ярость, кшатрический и брахманский спектр. У нас холоднее, чем в Индии, поэтому касты совмещают функции.
У Анны Жучковой много замечательных игрослов. Например, «не по Сеньке шапка», с намеком на прилепинского «Санькю». Кража Сашей Тишиным бумажника квалифицируется как «скотство», см. исконное значение слова skatts – «сокровище». Неустроенность героя не может не вызвать желания «ходить строем» – через подстройку и ведение.
Автопсихологический герой автофикшна превращается в автогероя, который ездит в своем авто на Донбасс. Тут есть большая идея. Авто, как заметил Маклюэн, – новые латы и конь для нового рыцаря, автобаны – новая крепостная стена между городом и деревней. Сущность автогероя – «пустота, зазор, прореха». А точнее, «тот, заз, рор», встроенные в 4-стопный боевой хорей. Анна Жучкова отлично спародировала шаманский прилепинский бубен. Ипостась обращается в юнит, иной мир – в антимир. В «молве» (то есть пиаре, который любит автогерой) угадывается «мова» «нашего несчастного неприятеля». «Своей правде» Саши Тишина Анна Жучкова противопоставляет «внутреннюю правоту» Мандельштама. Против правды нет приема, если нет какого ЛОМа. (Извините, не удержался.)
Впрочем, и Прилепин делает криптофеминистические реверансы: в словосочетании се(верная) стра(на) читается «сестра». «Комната превращается в комнатку, а собачонка в огромного пса», чтобы показать статус. Пока герой – «отвязный мужик», вроде бесхозного самурая, то у него все через феминистический суффикс -ка: комнатка, собачонка. Он маленький – и у него все маленькое. Когда автогерой вырос, повзрослел и поднялся, тогда этот суффикс ему уже не нужен, тогда все как у больших: большой дом и огромный пес. А «мужики», оставшиеся «отвязными», оцениваются как «незначимые» и «ничтожные».
Анна Жучкова правильно пишет о незрелости отцов. Это известное в биологии явление, неотения. «Бог есть. Мать добра и дорога. Родина одна». Бог – отец. Родина – мать. Но Бог мертв, значит, должен умереть. Это абсурдно, следовательно, верно. Поэтому бери шашку и действуй, как вразумит Христос, не отписываясь.