Подлинная поэзия становится событием независимо от выдачи или невыдачи ей премиальных плюшек. Но зададимся вопросом о судьбе склоняемого ныне на все лады стихотворения Марии Малиновской. Не стань оно лауреатом премии «Поэзия–2021», вероятнее всего, его — среди себе подобных — тихо опубликовали бы в журнале «Воздух», да условный Илья Кукулин отвесил бы несколько механических комплиментов. На том бы все и завершилось, и «бело-красно-белый флаг» благополучно канул в Лету. Ибо никаких объективных причин не кануть в Лету у этого текста нет.
Это все к тому, что интерес, негодование, скандал вызвал не столько текст сам по себе, сколько присуждение ему премии «Поэзия». Справедливое возмущение, охватившее фейсбук, адресуется «сквозь» стихотворение — к премии, к ее организатору и к тем, кто назвал этот вторичный верлибристический вербатим — конъюнктурный, пошлый, спекулятивный, тягомотный (политико-матерный компонент придает ему кое-какой оживляж, но искусственный и слабый) лучшим стихотворением 2020-го года.
Сомнителен уже антураж, в котором явилось urbi et orbi это стихотворение. Оказывается, оно стало жертвой «анонимного доноса» и было удалено из фейсбука. Мысли о том, что злостным «доносчиком» мог быть один из миллиарда ботов, элементарно не пропустивший тот же мат (как мы знаем, фб банит за что попало), — у «режиссеров» этого действа даже не возникло. Такая странная бутафория, выморочно и нарочито раздувающая значимость ничтожного самого по себе повода, уже вызывает справедливые недоумения относительно самодостаточности стихотворения и свидетельствует отнюдь не о том, что «бумажная публикация снова становится важна — это последняя инстанция свободы» (как полагает наш старый знакомый, недалекий литератор-реформатор Евгений Никитин), а лишь об удобном поводе лишний раз попиарить Дмитрия Кузьмина (мгновенно подсуетившегося и выложившего текст в открытый доступ) и его стремительно теряющее «висты» издание. История эта тянется давно: Пуханов хвалит Кузьмина за то, что хвалит он Пуханова — старое доброе взаимоопыление. При чем в этом междусобойчике поэтические премии? Вопрос, увы, перешедший в разряд риторических. Но ежели премированному тексту так необходимы подобные «костыли» (как музыка или клип тексту песни), логично предположить, что собственно поэтическая его составляющая «не тянет», как и оказывается на деле.
Три года для любой литературной премии — веха, срок, позволяющий делать серьезные выводы, говорить о закономерностях, тенденциях и перспективах развития. Так, например, можно констатировать, что премия «Неистовый Виссарион», начав за здравие, продолжает за упокой, погрязнув в конъюнктуре и утратив доверие значительной части профессионального сообщества. О критической номинации премии «Поэзия» подобное можно было уверенно сказать еще в первом сезоне, победителем которого стал — о, неожиданность! — Дмитрий Кузьмин. Действительно сильные и интересные критики в шорт-листе «Поэзии» за три года появлялись единично, да и то исключительно для отвода глаз. В этом сезоне довольно предсказуемо победу одержал упомянутый Илья Кукулин (отмеченный, кстати, и «Виссарионом») — даром, что критикой как таковой (не литературоведением и не «летописанием») он уже пару десятков лет как не занимается.
Поэзия «Поэзии» от критики не отстает, уверенно торя тропинку, которую я рискнул наметить еще год назад: «Опробовав в прошлом году в режиме тест-драйва всю ту же стратегию утверждения сомнительного междусобойчика под пышным прикрытием национальной поэтической премии и не встретив особого сопротивления, организаторы сейчас, похоже, запустили «лицензионную версию» на полную катушку. В прошлом сезоне в премиальной сотне было чуть больше десятка верлибров (один из которых и был премирован), теперь же их количество выросло в разы«. Все идет по писаному: верлибров все больше и больше, они все «актуальней» и «актуальней», вплоть до откровенного нейросетевого мусора. Похоже, недолог тот час, когда премия «Поэзия» окончательно превратится в карманную награду журнала «Воздух».
Но вернемся к насущному. Аргументы «защитников» премии и ее новоявленного лауреата весомостью и адекватностью, как водится, не отличаются. Раздаются голоса, что вроде бы победу Малиновской присудили те же люди, что и годом ранее «компромиссной» и «удобоваримой» фигуре — Юлию Гуголеву. Мол, в прошлом году «средняя температура по больнице» была такова, а ныне — такова. Тезис, который крайне трудно принять.
Жюристы, конечно, те же, да не те. Любопытно было бы проанализировать изменения в составе жюри (а также принципы его формирования) на протяжении трех лет, но это, к сожалению, не представляется возможным, ибо Виталий Пуханов, истово оберегая премиальные секреты, вывешивает на сайте только актуальный (во всех смыслах этого слова) на сегодняшний день состав. Это само по себе показательно. Однако с уверенностью можно сказать, что принципиальный выход из жюри по итогам этого сезона Игоря Дуардовича и Евгении Коробковой является не «демонстрацией банального непрофессионализма на уровне отсутствия минимального понимания самой профессиональной этики» (как пишет в своей исполненной ядовитого бреда заметке Лев Колбачев), а исключительно жестом мужественного здравомыслия и нежелания участвовать в сомнительной профанации. А вот реакция на этот жест Виталия Пуханова, утверждающего, что он сам как раз собирался (какое совпадение!) исключить Коробкову и Дуардовича, очень напоминает пароксизмы инфантильного отчаяния и комичное размахивание кулаками после драки.
Очевидно, что до тех пор, пока механизм присуждения премии не станет открытым и прозрачным (или хотя бы не повернется в сторону открытости и прозрачности), «Поэзия» будет окружена ореолом скандальности и обоснованного читательского недоверия. Неужели процедура выбора лучшего стихотворения года обязана быть такой уж тайной за семью печатями? Неужели уважаемые филологи, критики, литературоведы не готовы публично рассказать о том, о чем готовы рассказать непублично? О мотивировках своих решений, к примеру. Без этого вряд ли получится дельный разговор собственно о поэзии, в котором, по идее, должна быть заинтересована любая поэтическая премия, претендующая на серьезное место в современной словесности.
Но похоже, что Пуханову важней скандальный хайп, ибо за три года не возникло и намека на подобный разговор. Кажется, все ограничилось круглым столом «Возможно ли стихотворение года?», прошедшим накануне старта первого сезона премии. Вот и Владимир Козлов в своей любопытной, но все же довольно уклончивой попытке объективизировать ситуацию отмечает эту болевую точку: «До спора принципиальных позиций литературному сообществу еще надо дорасти. Казалось бы, кто-то мог бы взять на себя проговаривание общей повестки, общего поля разговора, в том числе сама премия, но пока эти общие для пространства смыслы в информационной работе «Поэзии» не замечены«.
Зато замечено (в частности, сотнями никак не ангажированных читателей, интересующихся современной поэзией) иное, а именно — наглая попытка «втюхать» людям под лейблом «лучшего стихотворения» пальмовое масло антипоэзии. Мало того — читателей еще и держат в неведении: кто, как, почему и зачем им это пальмовое масло предлагает.
Хочется верить, что с людьми зрячими, свободными, мыслящими и чувствующими это продвижение залежавшегося, просроченного, гнилого товара по «скидочной» цене насквозь лживой эмпатии — не пройдет. Остальные же, вероятно, получают то, что заслуживают…