Удивительно, что герои биографий влияют не только на авторов этих самых биографий. Они головокружительно влияют и на критиков биографий. Вот и в случае с авторами разномастных отзывов на «Ее Лиличество…»iМ.: Молодая гвардия, 2019. Они безостановочно отвлекаются от самой книги на рассуждения о том, насколько прекрасна или ужасна моя героиня. Анонимный рецензент «Горького» так прямо и заявляет: «Вообще обсудить хочется не столько саму книгу, сколько образ Лили Юрьевны Брик в русской культуре«. И далее вся рецензия строится на строгих феминистских укорах — я, дескать, не потрудилась изучить и проанализировать творчество Лили Брик, сосредоточившись на ее будуарных похождениях. А она, мол, автор «более 11 сценариев, пьес и даже либретто балета». Примерно в том же духе где-то высказался и книгообозреватель Константин Мильчин.
И здесь я недоуменно пожимаю плечами. Плохо вы знаете Лилю Брик, если считаете, что она переживала за судьбу своих сценариев.
Мало того, чаще всего она даже не дописывала их до конца. Начинала, но быстро отвлекалась и переключалась на что-нибудь новое. Мой горьковский критик (или критикесса) сетует, что Лилин талант всегда зажимали, по-сексистски рассматривая ее только как женщину, как музу-любовницу, и что я тоже угодила в эту дискриминационную колею. Но помилуйте! Лиля Брик никогда не считала себя гениальным драматургом — ее амбиции лежали совсем в другой плоскости. И не зря я снова и снова цитирую Зиновия Паперного, который остроумно и проницательно заметил, что главным талантом Лили Брик была ее личная жизнь. Фраза, сказанная не врагом Лили, а преданным другом.
Театр, кино, скульптура, живопись — у Лили было много хобби и талантов, и, увлекаясь, она и вправду какой-то период горела делом — по семь часов к ряду монтировала свой «Стеклянный глаз», отправляла Маяковского пробивать ее сценарии у киношных бонз — и Маяковский по этому поводу даже устраивал в высоких кабинетах форменные скандалы. Но, наигравшись, она кокетливо отбрасывала игрушку в сторону.
Настоящим искусством Лили были вовсе не пьесы. Уж поверьте, будь они и вправду гениальны и будь она хоть чуточку более тщеславна в этой области, о Брик-сценаристке мы бы знали гораздо больше, чем ничего. А уж при ее-то связях тем более (одно время Осип Брик возглавлял сценарный отдел крупнейшей кинокомпании «Межрабпом-Русь» — сейчас это киностудия им.
А. Горького).
И потом, о Лиле Брик и феминизме я в книге, кажется, говорю предостаточно. Моя героиня была соткана из противоречий — с одной стороны, смелость морали и нарядов, прическа гарсон, танцы шимми и вождение автомобиля (женщина за рулем! тогда это было неслыханно), а с другой стороны, — нравы содержанки, буржуазный гедонизм и нежелание утруждать себя заработком. Она была, с одной стороны, очень раннесоветской по мышлению — передовиком свободной любви, декламатором лефовской идеологии тотальной утилизации искусства. А с другой, — любила красоту ради красоты и прекрасно разбиралась во французских духах и шляпках.
Но главное в ней другое, конечно. Она была сейсмографом чужих гениальностей.
Чутким, тонким и глубоким распознавателем и помощником настоящих талантов. Она их чуяла издали, приближала их еще безвестными и непризнанными и укорачивала им путь к славе. Конечно, не всем — ее любимые авангардные художники, к примеру, в то время прославиться по-настоящему и не могли. Но Плисецкую, Вознесенского и многих других она поддерживала. И с подопечными было вовсе не обязательно крутить романы.
На этом ее таланте попечительницы, музы, слушательницы, советчицы я в книге всячески заостряю внимание, но мои критики видят только желтый канкан — калейдоскоп любовников, бордельные авантюры и голое платье. И не мудрено, ведь я и сама вслед за своей героиней с упоением погружаюсь в эту вселенную свободной любви, столь несвойственную нашему асексуальному времени.
А это и раздражает моих критиков более всего. «Я всегда был невысокого мнения о биографических потугах «Молодой гвардии», но сейчас господа издатели при деятельном участии Ганиевой пробили дно, и сия глубокая пучина поглотила их, — сетует один одиозный литературный журналист в сетевом издании. — Факты общеизвестны, об оригинальной их интерпретации и речи нет, — не те у авторессы задатки. И задачи не те: кончала или нет? сифилис или триппер?» Отзывов в этом духе довольно много. Все, как один, ссылаются на наказ, данный мне Вениамином Смеховым — не ударяться в желтизну. Наказ, который я сама же и привожу в предисловии.
И вот тут я ловлю моих дорогих хулителей на чистоплюйстве и ханжестве. И на плохом знакомстве с моей героиней. Лиля Юрьевна Брик, я уверена, ужасно веселилась бы над господами, так оберегающими ее честь. Она была эпатажницей, абсолютно лишенной комплексов и предрассудков — ей нравилось, когда ее поступки или романы обсуждались прямо, без утайки и ложной скромности. Она могла легко отмочить самую сальную шутку и не стеснялась обсудить медицинские подробности своей половой жизни.
ЛЮБ была в этом смысле очень зрелой, очень европейской женщиной. Что за нелепицы, что за отсталость — скрывать, ревновать, хихикать, замалчивать? И здесь ее роль в либерализации общества отсталого, кабанихинского, провинциального несомненна. Представляю, как она удивилась бы, что в XXI веке все еще осуждается перечисление вслух чьих-то любовников. Сама она своих любовников перечисляла открыто — да и весь ее круг формалистов, лефовцев, молодых экспериментаторов 1920-х относился к этому гораздо менее болезненно, что современные российские библиофилы. Повторю еще раз: писать о Лиле Брик и обойти молчанием ее любовную и сексуальную жизнь — нонсенс и нечестность. Ее личная жизнь, повторюсь, была ее искусством, ее идеологией и ее способом общаться со временем. Ее способом выживать в страшный Люциферов век. И этот ХХ-й Люциферов век и есть второй герой моей книжки.
Что касается аргументированной критики, то я ее люблю и всегда благодарна за комментарии по существу. В этом смысле, самым важным для меня отзывом был отзыв шведского слависта Бенгдта Янгфельдта, на чьи работы я довольно щедро опиралась во время написания «Ее Лиличества». Он поделился своим мнением частным письмом, поэтому процитировать, увы, не смогу. Но по существу это письмо отмело бы и жалобы тех, кому обидно за недооцененные таланты Лили, и претензии оскорбившихся за женскую честь Лили Юрьевны, и предвзятость подсчитывающих фактические неточности.
А впрочем, с меня всегда, как с гуся вода. Потому что критика, даже ненастоящая, тенденциозная, крикливая, — это весело.