Становление реализма в венгерской литературе

О. К. Россиянов, Реализм в венгерской литературе на рубеже XIX – XX веков, М., «Наука», 1983. 264 с.

Проблемы реализма неизменно стоят в центре внимания советского литературоведения. Исследования на эту тему получают широкий резонанс не только среди специалистов-литературоведов. Тем более интересен труд О. Россиянова, в котором проблемы реализма рассматриваются на широком фоне литературы Венгрии рубежа XIX – XX веков. Кроме того, в этой книге впервые в советском литературоведении подробно освещаются вопросы истории венгерской литературы данного периода. За два-три последних десятилетия расширился круг переведенных на русский язык произведений венгерских писателей и поэтов конца XIX – начала XX столетия. В этом также большая заслуга О. Россиянова как талантливого переводчика. Советский читатель получил возможность познакомиться с богатыми традициями венгерской литературы, мог по достоинству оценить многие интересные явления, происходившие в ней на рубеже веков. И вот перед нами капитальный труд, посвященный этому периоду развития венгерской литературы.

О. Россиянов много занимался исследованием творчества Эндре Ади. Автор совершенно справедливо замечает, что «творчество Эндре Ади, как всякое крупное явление, особенно доказательно, типологично. В тогдашней венгерской литературе оно сгущает, выделяет главное направление идейно-эстетических поисков, обозначая ее истинное место в общеевропейском преемственно-культурном ряду» (стр. 85). Именно поэтому анализ наследия Ади в соотнесении с различными историко-литературными проблемами занимает в книге большое место.

Прежде всего анализ поэзии и публицистики Ади органически вписывается здесь в широкий исторический и литературный контекст. Прослеживается связь его лирики с творчеством крупнейших венгерских поэтов конца XIX века – Яноша Вайды, Енё Комьяти, Дюлы Ревицкого, благодаря чему не только обогащается наше представление о венгерской литературе конца XIX века, но и понятнее становится новаторство Ади, его место в национальной поэзии. Чрезвычайно важна проблема взаимодействия символизма и реализма в творчестве Ади, также подробно исследуемая в книге. Справедливо утверждение автора, что, «как всякого крупного поэта, Ади нельзя зачислить в «представители» течения, направления. Он сам со своим творчеством стоил целого общественно-литературного течения – течения будущего, вдохновляя, поддерживая остальные. Этим в главном обозначено историческое – не только дальнее, но (как свидетельствует хотя бы творчество Морица) уже и прижизненное – значение его примера для реализма, который высвобождался из «народно-национального» плена, обретая европейские горизонты» (стр. 186).

Подробно анализируется влияние поэзии Ади на венгерскую литературу вообще и на развитие критического (а позже и социалистического) реализма в частности. Большое значение для исследования в целом имеет анализ общественно-политических взглядов Ади, его отношения ко многим проблемам сложной переходной эпохи начала нашего столетия. Автор показывает конкретные связи его поэзии с литературами Франции и России и на этом примере решает вопрос о том, как соотносится венгерская культура с культурами Запада и Востока. Вопрос этот всегда был очень важен для Венгрии, он занимал практически всех крупных представителей венгерской литературы и искусства, но особую остроту приобрел именно в начале XX века. О. Россиянов определяет своеобразие творчества Ади во многом как производное от особого его «центральноевропейского» положения. «Нерв, средоточие этого своеобразия – чрезвычайно интенсивное художественное переживание переходности эпохи и – в связи с ним – промежуточности собственного положения и своей страны между злым, атавистичным прошлым и будущим, которое манит революционной зарей» (стр. 169), – пишет исследователь. Рассматривая связи лирики Ади, с одной стороны, с поэзией Бодлера и Верхарна, а с другой – с творчеством Блока, Маяковского и раннего Горького, говоря о его отношении к политическим ситуациям на Западе и на Востоке, автор книги включает его также в «малый контекст» литератур в пределах Габсбургской империи. Таким образом постепенно и последовательно вырисовывается картина развития культур Центральной и Юго-Восточной Европы с учетом влияния и взаимодействия в этом регионе культур Западной и Восточной Европы.

Выводы, к которым приходит О. Россиянов, подтверждаются результатами анализа творчества не только Ади, но и других венгерских прозаиков и поэтов. Автор выстраивает ряд, в котором Ади (а если рассматривать литературы других стран Центральной и Юго-Восточной Европы, то и творчество Гвездослава и Крлежи) занимает «срединное» положение, испытывая одновременное (не обязательно прямое) влияние двух мощных художественных систем – культур Франции и России. Понятно, что воздействие на венгерскую литературу было очень велико, обратное же влияние, если оно и существовало, проявлялось несравнимо менее заметно. Но, исследуя эти взаимоотношения, автор прежде всего имеет в виду то обстоятельство, что возникновение в разных странах относительно независимо друг от друга сходных литературных явлений помогает выявить ту или иную степень общности внутренних процессов. И исследование «малых» литератур часто оказывается с этой точки зрения очень показательным. Уже во вступительной главе О. Россиянов справедливо замечает, что, «облегчая знакомство с новым, неизвестным, сравнение помогло бы лучше осознать и принципиальную новизну всего совершавшегося в самой русской литературе. Не столько ее мировое значение – оно уже выступило в контексте крупнейших европейских литератур, в контексте самого их параллельного изучения, даже помимо сугубо сопоставительных попыток, – но, так сказать, и значение «региональное» (стр. 22).

Своеобразие развития литератур стран Центральной и Юго-Восточной Европы, их стремление «догнать» в конце XIX века литературы западные приводило к одновременному появлению и взаимодействию – в пределах одной национальной литературы – очень разных течений и направлений, часто приобретавших благодаря этому совершенно особые черты. Во многом именно поэтому такие достаточно хорошо изученные на материале других литератур процессы, как борьба между модернизмом и реализмом, как предпосылки зарождения социалистического реализма и т. п., показаны в книге О. Россиянова в новом интересном аспекте. Читатель получает достаточно полное представление о венгерской литературе на рубеже XIX и XX столетий в контексте наиболее общих для мировой литературы закономерностей, а глубокое исследование творчества Ади во многом способствует выявлению глубинных типологических связей между литературами европейского региона.

Сказанное никоим образом не означает, что сложные и многообразные проблемы реализма в венгерской литературе рубежа веков автор решает лишь через призму творчества Ади. Книгу О. Россиянова можно рассматривать как настоящую историю венгерской литературы этого периода. Нельзя сказать, что до этого труда она была совершенно неизвестна в Советском Союзе, но на русском языке еще не было столь глубокого и обобщающего анализа творчества Мора Йокаи, Кальмана Миксата, Имре Мадача, Жигмонда Морица и других, не говоря уже о том, что творчество многих менее крупных венгерских художников слова этого периода ранее в советском литературоведении вообще не исследовалось сколько-нибудь подробно.

Автор не оставляет в стороне и такую сложную проблему, как соотношение и взаимодействие реализма с другими творческими методами. Одна из глав монографии специально посвящена этому вопросу, принципиальная важность которого обусловлена не в последнюю очередь тем обстоятельством, что реалистический метод в венгерской литературе вплоть до конца XIX века развивался под сильным влиянием консервативной эстетики «народно-национальной» школы. О. Россиянов показывает, что в конечном счете, как ни парадоксально это звучит, расцвету реалистических традиций в Венгрии во многом способствовало появление и развитие на венгерской почве художественных принципов натурализма, импрессионизма и символизма. Он называет их «сопутствующими признаками и необходимыми гранями исторически революционного перехода реализма, этого познавательно самого зрелого искусства, к новому состоянию в условиях, когда его собственные, очень действенные художественные возможности были (как в венгерской литературе) объективно – в том числе эстетически – стеснены» (стр. 145 – 146). В этой связи интересно рассматривается творчество Жигмонда Морица, которому, как утверждает автор, влияние натурализма помогло лучше ощутить, разглядеть и осознать перспективы общественного развития. Органически входит в содержание книги краткое исследование сочетания импрессионистского и реалистического способов художественного отображения действительности в произведениях малоизвестных в нашей стране писателей Маргит Каффки и Дюлы Круди. В то же время подобная роль нереалистических течений не является, разумеется, правилом: она, как отмечалось, связана со спецификой венгерского развития, с исторически обусловленной «стесненностью» собственных художественных возможностей реализма.

Интересные соображения высказаны О. Россияновым в связи с исследованием некоторых конкретных аспектов развития реалистического метода. Среди них проблема «анекдотизма» ¹. Не соглашаясь с мнением ряда венгерских литературоведов о неплодотворности этого принципа применительно к реалистическим произведениям, исследователь поддерживает теорию реалистического углубления «анекдотизма», развивая ее в основном на примере творчества Кальмана Миксата. Автор утверждает, что «эволюцию Миксата в общем, главном определило… именно открытие социально-аналитических ресурсов анекдота, который он приспособил для этой цели и реалистически усовершенствовал» (стр. 53). Вопрос об «анекдотизме» очень важен для венгерской литературы, так как принцип этот всегда был в ней достаточно силен. С нашей точки зрения, традиция эта живет и сейчас, видоизменяясь и приспосабливаясь к требованиям новой эпохи. Таким образом, созданная советским ученым монография – не только своего рода история венгерской литературы на рубеже веков: осуществленный в ней анализ, ее выводы важны для понимания литературного процесса в Венгрии всего новейшего периода вплоть до наших дней; тем самым она во многом смыкается с книгой того же автора «Реализм в новой венгерской прозе. 60 – 70-е годы XX века» (1979). Особенно ясно ощущается это в главах «Литература Советской Венгрии» и «Горизонты реализма в Венгрии», завершающих рецензируемое исследование. При чтении трудов О. Россиянова, идет ли речь о венгерской литературе на рубеже веков или о современной венгерской литературе, на первый план всегда выступает основное положение автора, дающее ключ ко всем его работам: «Реализм по своей исторической природе воплотил определенную степень и ступень художественного познания взаимоотношений человека и мира. Венгерская же литература – часть более сложной супер- или метаструктуры: литературы всего социалистического содружества. А эта последняя призвана быть центром мирового литературного процесса, то есть как бы наследует его живую и жизнетворящую проблематику. В капле, таким образом, – море: огромное и мощное всемирно-историческое течение» ².

Говоря о литературе Советской Венгрии, исследователь показывает, как в стране, где еще не достиг вершин зрелости критический реализм, формировалось новое восприятие действительности. В этой главе освоен чрезвычайно богатый литературный материал. Прослеживая движение прогрессивной художественной литературы к действенному, гражданскому гуманизму, автор рассматривает этот вопрос в связи со всей художественно-эстетической системой, принимая во внимание общую культурную обстановку в стране, отношение писателей и поэтов к политике венгерской советской власти в области литературы и искусства, их самооценки, творческие программы. Исследователь и здесь проводит широкие историко-типологические сравнения. Давая оценку явлениям, которые характеризовали в этот короткий период творчество многих писателей и поэтов, автор выдвигает на передний план «повышение гражданственности венгерской литературы», которое «косвенно и прямо благоприятствовало реализму, обостряя взгляд, проясняя обобщение, иногда, казалось бы, еще очень отвлеченное, условное» (стр. 210). Благодаря такому подходу удается очень наглядно продемонстрировать эволюцию, которую претерпели меньше чем за год М. Бабич, А. Тот, Д. Юхас, Ж. Мориц и др. Теоретические выводы ученого опираются на анализ публицистики этого периода, которая оказала очень большое влияние на последующее развитие венгерской литературы. Глава о литературе Советской Венгрии, в сущности, подводит итоги всего труда, и это вполне закономерно, так как в литературной жизни 1919 года отразился опыт всей венгерской литературы конца XIX – начала XX столетия. Отсюда начинается новый этап ее развития, отсюда уже видны горизонты нового реализма, о чем говорится в заключении к книге.

Реалистический творческий метод, становление которого в Венгрии было сложным и своеобразным, предстает в книге как центральное направление литературного процесса, неотделимое от всего потока национальной литературы и вобравшее в свои глубины все ее достижения. Автор делает следующий вывод об отношения нового социалистического искусства к старому реалистическому методу: «…Уже применительно к первым его росткам, уже в самом начале любая шаблонизация – прежде всего сведение его только к реализму (да еще в тогдашнем венгерском варианте) – противоречила бы фактам, была бы насилием над ними… Вместе с тем едва ли возможно обратное: социалистическое искусство «без» (или вне) реализма» (стр. 238 – 239).

1. Принцип этот вошел в венгерскую литературу практически одновременно с появлением романа, то есть в середине XVIII века. В частности, одним из первых венгерских романов принято называть книгу Яноша Кони «Всегда смеющийся Демокрит», которая является по существу сборником новелл-анекдотов. В XIX веке «анекдотизм» получил развитие в творчестве многих венгерских писателей, принимая скрытые формы вкраплений в романный текст, сюжетных построений, оформления речи героев и т. п.[↩]
2. О. Россиянов, Реализм в новой венгерской прозе, М., «Наука», 1979, с. 3.[↩]