Просторы современной поэмы

В книге О. Шестинского «Жизнь» мне встретились такие строки:

Читайте высокую прозу,–

в ней облик эпохи,

и петь не захочешь про

розу,

про ахи и вздохи.

 

Ты, проза, не беглая мода,

но вечная школа,–

мука для родного народа

крутого помола.

 

Все верно. Можно порадоваться за нашу прозу. Она сейчас высоко стоит, далеко видит, расширяя духовные горизонты современной жизни.

А поэзия? О. Шестинский еще поступил деликатно, всего лишь не упомянув поэзию среди достижений современной литературы. Другие же– и поэты, и критики– упорно утверждают, что современной поэзией овладела какая-то странная апатия, что в ее развитии наступила некая пауза, какое-то затишье. Мне не кажется точным это слово– «затишье». Вернее было бы, пожалуй, говорить о раздумье, размышлении, скрытом накоплении художественных потенций. О затишье в этом смысле. Нельзя не обратить внимание на то, что такое состояние современной поэзии сопровождается появлением в ней большого числа произведений, в центр которых выдвигаются вечные и каждый раз актуально жгучие вопросы о роли и месте слова художника в общем деле и борьбе.

О слово и дело, я вас не могу примирить,

и нет искупленья, и нет оправданья греху.

И мне остается опять утешать себя тем,

что слово и есть настоящее дело мое.

Да, дело мое– это слово мое на листе.

 

Выраженное в стихотворении Ю. Левитанского «Попытка оправданья» умонастроение характерно и для многих других его коллег по перу. Современная поэзия ощущает необходимость поисков каких-то новых форм связи с изменяющейся жизнью и потому вновь и вновь начинает задумываться о своем предназначении. Это может выражаться и не столь осознанно, как в приведенных строках. Чаще в стихах улавливается задумчивость, некое недоумение, как будто поэт сам себе задает вопрос: что это вдруг сталось со мной? Показательны в этом смысле некоторые стихи В. Шефнера, в которых приметы быта, личной биографии выступают в контексте обнаженного, но незавершенного размышления, неотвязной, но невыкристаллизовавшейся думы о чем-то большем, чем сиюминутное… Желание отрешиться от инерции привычного существования, остановиться, оглядеться и вновь сосредоточиться на исходном перестраивает и само творческое восприятие художника. От такого ощущения некоторой недостаточности прошлого устоявшегося художественного опыта рождается в стихах интонация удивления. Поэт как бы силится понять, почему реальные предметы начинают существовать в его сознании по каким-то ему самому еще неведомым и довольно таинственным законам, вступают в далекие от их обычных связей взаимоотношения:

Надежный старый стол и лампа в

сорок ватт,

Скрипучий венский стул, протертый ворс

ковра…

Я сброшен, как десант, в таинственный

квадрат,

В загадочный просвет меж завтра и вчера.

Без таких «смутных» состояний, как у лирического героя стихов В. Шефнера, поэзия существовать не может. Важно только не слишком на них задерживаться, побуждать самого себя идти дальше. В противном случае и зрелому поэту легко впасть в дурную философичность, когда временная неопределенность становится содержанием стиха и произведение превращается в имитацию бесконечной сложности жизни.

Действительно, обращение современной поэзии к проблемам искусства, ее самоанализ весьма симптоматичны. Что-то существенное сдвинулось в самой действительности. Буквально на наших глазах рождается мир новой социально-нравственной действительности, и этот факт мы расцениваем как событие всемирно-исторического значения. Сегодня, как никогда ранее, становится очевидным, что, создав общество развитого социализма, мы открыли новую страницу всемирной истории. Но грандиозный смысл дел, свершающихся повседневно, неприметно и буднично, еще раньше стал доступен наиболее отзывчивым и чутким поэтическим сердцам. Вспомним А. Твардовского:

День прошел, и в неполном покое

Стихнул город, вдыхая сквозь сон

Запах свежей натоптанной хвои–

Запах праздников и похорон.

 

Сумрак полночи мартовской серый.

Что за ним– за рассветной чертой–

Просто день или целая эра

Заступает уже на постой?

 

А. Твардовскому всегда были свойственны целостное отношение к действительности, невыделение своего «я» из общей жизни и борьбы,– иными словами, то, что мы называем эпическим мироощущением. Особенно оно проявлялось в его поэмах. Ведь эпическое в поэме всегда выражает совокупно состояние мира и человека.

«Просто день или целая эра?»– вопрос далеко не праздный, главный вопрос, выдвинутый жизнью перед художественной мыслью. Можно понять, почему ответ на него наиболее удачно прозвучал пока в поэме– жанре, в существе которого заложено постоянное внимание к узловым проблемам времен и народов.

Среди произведений, в которых с особой силой выразилась тоска большого художника по новому слову, способному преобразовывать и творить новую жизнь, прежде всего, следует назвать замечательную поэму Д. Кугультинова «Явление слова».

Я кончил труд.

И прочитал его

Весь, до конца… И вдруг поник смущенно.

Нет, мне не изменило мастерство.

Я соблюдал гармонии законы.

 

Суть– хороша. И форма– ей под стать.

Все стройно. И красиво– чрезвычайно.

Но…– вдруг шепнул мне некий голос тайный,–

Но это можно бы и не писать.

(Перевод Ю. Нейман.)

 

Поэма пронизана чувством высочайшей ответственности за поэтическое слово. Автор не предлагает определенно обнадеживающего решения проблемы,– слишком сложно нащупать новые связи с жизнью, проложить к ней новые поэтические пути. Но само беспокойство героя за свое дело и жизнь несет в себе обнадеживающее оптимистическое начало. Залог существования поэзии в выполнении ею своего предназначения, в выходе к широким историческим изменениям и горизонтам.

В новой поэме «Собор» Ю. Марцинкявичюс (перевод А. Межирова) обращается к одному из моментов исторической жизни своего народа в конце XVIII века. Остро современно ставятся и разрешаются здесь проблемы отношений творца и народа, искусства и государства. Судьба главного героя, талантливого зодчего Лауринаса Стуоки, содержит поучительный для современности урок. Сын крепостного, плоть от плоти своего народа, он кровно соединен с ним всеми нитями своей жизни, активно участвует в его борьбе за освобождение от ярма феодализма и церкви, до дна испивает с ним горькую чашу поражения. Но та сфера, в которой с наибольшей полнотой проявляется дарование и характер героя,– искусство,– оказывается выключенной из социальной борьбы. Лауринас мечтает возвести Собор, в котором бы воплотился объединяющий и примиряющий всех идеал справедливости, добра и красоты. Некоторые критики, справедливо отмечающие трагедийное звучание поэмы «Собор», видят его в том, что главный герой произведения якобы опередил свое время. Поэма воспринимается ими как вечная драматическая коллизия творческого сознания, наделенного пророческим даром провидения будущего. Думается, смысл поэмы в другом– в изживании иллюзий относительно некоей надмирности искусства.

Раненный после поражения восстания, Лауринас сказывается возле Собора и обращается к своему творению с такой речью:

…Ты– темный склеп.

Как можешь ты стоять, когда вокруг

Все рушится? Как можешь ты молчать,

Когда вокруг все вопиет?

 

(Рубит мечом колонну.)

 

Вот так!

Вот, вот тебе! Разрушься, схорони

Все под собою!

 

Реальный собор, может быть, и останется стоять, неподвластный ветрам и бурям, но оказывается разрушенным храм «искусства для искусства», тщательно возводимый художником в своей душе. К зодчему приходит позднее прозрение» Как пишет Ю. Марцинкявичюс, главный герой поэмы зодчий Лауринас приходит «к выстраданному выводу: только в, служении родному народу, только посвящая жизнь народным идеалам социальной справедливости, добра и красоты, может он осуществить свое содержание как творческая личность».

Проблема отношений художника и его времени, искусства и жизни волнует и В. Соколова; в его поэме «Сюжет».

Вот вам конспект

лирической поэмы.

Песочек, отмель возле глубины.

Любовь к искусству…

Остальные темы

из отдаленья к ней подключены.

 

Лирический герой поэмы– сам автор– ищет вот-вот готовый обрести реальные очертания сюжет своего будущего произведения. А поиск сюжета– это поиск достойной опоры, того жизненного содержания, которое одно только и может дать оправдание и смысл искусству.

Антиподом лирическому герою выступает его товарищ по юности, ныне модный художник, который в порыве откровенности говорит о себе так: