Неумолимые законы жанра
Л. И. Тимофеев, Творчество Александра Блока, Изд. АН СССР, М. 1963, 199 стр.
Не раз уже говорилось о значении литературоведческих и критических книг, рассчитанных на широкого читателя. Такая работа, ярко и интересно написанная, часто оказывается «томов премногих тяжелей» и становится активным и – что очень важно – эффективным пропагандистом советской литературы не только у нас в стране, но и далеко за ее пределами.
В ряду наиболее любимых поэтических имен на одном из первых мест стоит имя Александра Блока. О творческом наследии поэта написаны десятки книг, сотни статей. Одна из новых работ – книга Л. Тимофеева «Творчество Александра Блока». Автор – известный и уважаемый ученый, много лет отдавший изучению жизни и творчества поэта; он любит и прекрасно знает его произведения. Из-под пера Л. Тимофеева вышло немало превосходных книг, на которых воспитывалось не одно поколение читателей и литературоведов. Поэтому понятен тот интерес, с которым берешь в руки книгу Л. Тимофеева. У нее солидная научная основа, в ней есть мысли и наблюдения, которые по достоинству оценят специалисты.
Но книга рассчитана на самого широкого читателя – на ее последней странице значится: «Утверждено к печати редколлегией научно-популярной литературы Академии наук СССР». Об этом свидетельствует и тираж – 60 тысяч экземпляров. Вот почему мы хотим выяснить, отвечает ли эта работа своеобычным требованиям этого жанра.
В конце краткого «Введения» читаем:
«Конфликт Блока с жизнью, с окружавшим его общественным укладом, со всей его средой был глубоко трагичен. Очень издалека, ошибаясь, наугад шел он к народу, к родине, к революции. Но человеческая трагедия, но гибель человека может быть залогом грядущей победы, если гибель эта свидетельствует о возвышающем других величии человеческого духа».
Далее, через несколько строк:
«Величие Блока как художника состоит в том, что он сумел почувствовать основные противоречия своей эпохи и с огромной художественной силой перевести их на язык лирики, т. е. показать, как отражались они в самых глубинах человеческого сознания».
И, наконец:
«Вот почему история души поэта, рассказанная в его стихах, с беспощадной искренностью выступает перед нами и как история его эпохи».
Следовательно, цель книги – проследить «историю души поэта», которая «с беспощадной искренностью выступает… и как история его эпохи».
Первая глава посвящена раннему периоду творчества А. Блока; в ней автор бегло рассказывает о политической обстановке, сложившейся в России в 90-х годах прошлого века и накануне первой русской революции, о литературной жизни страны, о юношеских стихах Блока. Рассказ этот, к сожалению, скучен, интересны лишь цитаты, щедро рассыпанные по страницам книги, хотя мера здесь явно не соблюдена. В первой главе цитируются Горький, Брюсов, Бальмонт, Мережковский, Белый, Вл. Соловьев и другие. Значение и место Горького и Брюсова в истории отечественной литературы хорошо известны широкому читателю, а вот о Бальмонте, Белом и других поэтах того времени, наверно, следовало бы рассказать подробнее – ведь именно они считались поэтическими «метрами и центрами» в ту эпоху, да и читающая молодежь знает о них не много. Вместе с тем широкому читателю мало интересен разбор двух юношеских стихотворений Блока – «Там – в улице стоял какой-то дом» и «Пять изгибов сокровенных» (последнее стихотворение, написанное 10 марта 1901 года, к слову, не входило ни в один сборник Блока, он опубликовал его лишь в 1919 году в «Записках мечтателей», N 1). Тем более что в первом томе нового собрания сочинений А. Блока, которое выходит поистине массовым тиражом -200 тысяч экземпляров, – любознательный читатель может найти более полный комментарий. Кстати, уже вышло шесть томов (из восьми), а это издание в книге Л. Тимофеева даже не упоминается. Произведения поэта цитируются по «Собранию сочинений в 12-ти томах» (Изд. писателей в Ленинграде, 1932 – 1936), которое давно стало библиографической редкостью. В «научно-популярной» работе ссылки следовало бы давать на общедоступное, популярное издание.
Во второй главе («Блок в годы первой русской революции») автор пишет, что «…именно в это время тема революции вступает в его творчество». И далее: «самая революционность (хотя бы и абстрактная) еще зашифрована в его стихотворении, как шифровались до того любовные переживания». Но эти положения не раскрываются достаточно ясно и убедительно. Автор ссылается на два стихотворения, характеризуя их содержание в замысловатом, малопонятном комментарии. Стихотворения эти – «Вися над городом всемирным» и «Еще прекрасно серое небо» – написаны в один день-18 октября 1905 года. Во втором томе нового собрания сочинений Блока к первому стихотворению дается более содержательный комментарий: «Это стихотворение, как и следующее («Еще прекрасно серое небо…»), было написано в день опубликования царского манифеста о «даровании» конституции, которую Блок по справедливости оценил как обман свободолюбивых чаяний и надежд народа».
В главе, охватывающей период творчества Блока «между первой революцией и войной», читатель найдет подробнейшую справку о том, что, где и сколько пил поэт, пикантный эпизод о ночи, проведенной с проституткой, полезную информацию об иллюстрированных журналах, выходивших в этот период, а именно: «Декольте» («единственный по оригинальности журнал для взрослых»), «Натурщица» (высылается в закрытых конвертах), «Ночь любви». Этот журнал обещал выслать внесшим подписную плату полностью премию- «Энциклопедию любви»… А о таких циклах блистательных стихотворений, как «Снежная маска» и «Кармен», сказано более чем кратко: «Но, несмотря на такие взлеты любовной лирики, которые даны в его «Снежной маске» (посвященной Н. Н. Волоховой) или в «Кармен» (посвященной Л. А. Дельмас), основной тон любовных стихов Блока крайне мрачен». Об «Итальянских стихах» всего лишь сказано, что «поездка в Италию в 1909 году нашла свое отражение в цикле его замечательных «Итальянских стихов». Странно, что «барышне с Невского» уделяется внимания во много раз больше, чем десяткам вдохновеннейших стихотворений поэта. Одно из таких стихотворений – знаменитые «Шаги командора» – даже не помянуто в книге. А ведь поэт по-своему увидел Дон-Жуана в современной ему, Блоку, обстановке. Его персонаж отличается от всей галереи Дон-Жуанов, выведенных гениями предыдущих эпох – Тирсо де Молина, Мольером, Байроном, Пушкиным, Гофманом, Мериме, Бальзаком, Бодлером и другими. Блок показывает своего Дон-Жуана в ночь его гибели: мятущегося, кощунствующего, чувствующего приближение неотвратимого рока. «Страх познавший Дон-Жуан» – таким увидел блистательного соблазнителя Блок. «Миги жизни сочтены», «в пышной спальне страшно в час рассвета» – и мечется обезумевший от страха перед неминуемым обольститель донны Анны. Он еще кощунствует: «Анна, Анна, сладко ль спать в могиле? Сладко ль видеть неземные сны?» Он становится в привычную позу дуэлянта – «Выходи на битву, старый рок!» Безысходность подчеркивается победным (и тривиальным) пением автомобильного рожка из снежной мглы, из жизни, с которой так нелепо, по-шутовски прощается Дон-Жуан. Наступает последний миг. Настежь дверь, тихими, тяжелыми шагами в дом вступает Командор: «Я пришел. А ты готов?» Здесь уже не до поз, с последним душераздирающим криком: «Где ты, донна Анна? Анна! Анна!» – страх познавший Дон-Жуан переходит в небытие, в тишину. Такого Дон-Жуана мы еще ни у кого не видели.
Блок был не только поэтом, но и драматургом, переводчиком, критиком, публицистом, литературоведом. В книге Л. Тимофеева говорится о Блоке – критике и публицисте, вскользь о Блоке-драматурге («Балаганчик», «Роза и крест») и только упоминается о его переводных работах и литературоведческих изысканиях. А ведь Блок много трудился над переводами из Байрона, Гейне, Верхарна, Аветика Исаакяна, Горация, Мюесе, Грильпарцера, финских и других поэтов.
Последняя глава книги посвящена анализу поэтики Блока. Здесь автор разбирает главным образом «принцип контрастного сопоставления» («Черный вечер. Белый снег», «Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы» и т. д.).
В качестве одного из многочисленных примеров, иллюстрирующих этот принцип, приводится следующее четверостишие Блока:
Случайно на ноже карманном
Найди пылинку дальних стран –
И мир опять предстанет странным,
Закутанным в цветной туман!
Следует комментарий: «Пылинка и мир – не только образный и композиционный оборот. Это и явление языка, восходящее к так называемым антонимам, т. е. словам, обладающим взаимно противоположным значением в широком понимании этого термина». Это, конечно, верно. Но читателю было бы любопытно узнать и о словесной инструментовке стиха, о богатейшей звукописи Блока – и сделать это можно было бы, используя и приведенное четверостишие. Ведь Блок, как никто чувствовавший музыкальную основу слова, не случайно ставит в этом отрывке рядом слова, содержащие сходные звуки: в четырех строках буква «н» в сочетании с различными пласными повторяется шестйадцать^) раз. Ведь для чего-то это понадобилось поэту? Но автор ничего не говорит об аллитерации, которая часто и в разнообразных формах встречается у Блока. Рассказать бы и о свободном стихе Блока, о том, как поэт в этой области воспринял и развил русскую традицию, – но рассказать простым, легким, доступным широкому читателю языком. А автор, явно злоупотребляя специальной терминологией, пишет: «Столь же закономерно в силу этого тяготение Блока, наряду с антонимами, к противоречивым оксюморонным словосочетаниям, еще более резко заставляющим ощутить напряженность душевного строя героя его поэзии…» Слишком часто приходится читать такие тяжеловесные строки: «Образ лирического героя, собирающий в себе, как в фокусе, все многообразие общественных отношений и придающий им неповторимое, индивидуальное выражение, является, вместе с тем, и центром притяжения для всех поэтических средств, к которым обращается поэт, конкретизируя облик героя. В нем заключен принцип отбора этих средств».
Следует сказать, что для издания с маркой Академии наук СССР в книге много непозволительных огрехов. Вот первые попавшиеся неточности: автором забытой всеми повести «Крылья» является М. А. Кузмин, а не Кузьмин (стр. 55); поэта и друга Блока Зоргенфрея звали Вильгельм Александрович, а не В. Н. (стр. 113); автор книги «Страницы жизни»- поэт Всеволод Александрович Рождественский, а не В. С. Рождественский (стр. 191); иногда стихи Блока цитируются неточно; например: «Город красные пределы» (стр. 47) вместо «Город в красные пределы», «В гулкий пляс и в медный зык» (стр. 47) вместо «В гулкий пляс и медный зык», «В свежих росах по утру идти!» (стр. 119) вместо «В свежих росах поутру идти!»
Все вышесказанное тем более огорчительно, что в книге есть страницы, написанные живо и интересно. Лучший пример тому – шестая глава – «Блок в начале Октябрьской революции». Автор непринужденно и с увлечением рассказывает о поэме «Двенадцать», убедительно раскрывает красоты высокой поэзии, и увлеченность его передается читателю.