Мобилизация архетипов. Мотивы казахского фольклора в кинодраме «Батыры степей»

Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда № 23–18–01007, Русская христианская гуманитарная академия имени Ф. М. Достоевского.

Архетипы как ресурс победы

Как известно, мобилизация была доминирующим политическим инструментом советского государства на протяжении всей его истории, однако наиболее масштабно и всеохватно она использовалась в годы Великой Отечественной войны, когда для достижения поставленных военно-политических целей было привлечено то, что ранее признавалось коммунистической властью враждебным: религиозные и мифологические представления людей. Обращение к архетипическому в сознании воюющего советского человека стало возможным, поскольку вполне укладывалось в категорический императив военного времени «все для фронта, все для победы», определявший всеобщий характер мобилизации.

«Работа мобилизации», по П. Бурдье, отличается тем, что множество представлений «складываются у групп относительно их самих и их единства и <…> затем конденсируются ими в целях борьбы в «форс-идеи» или символы объединения…» [Бурдье 2005: 147]. При этом к доминирующим идеям и символике могут присоединяться и негласные, функционирующие латентно. Так, в ситуации начала войны, когда главные религиозные конфессии безоговорочно выступили в защиту Отечества, а в Красную армию из разных регионов страны были призваны миллионы гражданских, представляющих «глубинный народ», на фронте наряду с официально признанными коммунистическими символами (красная звезда, серп и молот) бытовали предметы личного благочестия (нательные кресты, ладанки, четки, иконы-складни и так далее), религиозная литература, не запрещалась молитва и другие обряды. Вера людей в высшие силы уже не осуждалась, а воспринималась властью как временный, но значительный и в то же время не требующий серьезных усилий для пополнения ресурс боеспособности войск; более того, его очевидная эффективность привела к тому, что к середине войны наступила «оттепель» в отношении руководства СССР к религиозным институтам православия, ислама, иудаизма и других конфессий [Палеолог 2015].

К числу нематериальных и — в отличие от религии — не имеющих институций ресурсов победы можно отнести и мифологию с фольклором. Мифология как надэпохальная, транс­историческая форма общественного сознания, бытующая в жизни народов на протяжении всей их истории и определяемая особым родом мышления [Мелетинский 1976: 255], вездесуща. Ситуация справедливой освободительной войны, естественно, актуализировала соответствующие мифологемы как в сознании участвующих в ней индивидов, так и в коллективном бессознательном народа, защищающегося от врага. Этого не могло не произойти, хотя объективные параметры процесса, очевидно, выявить невозможно, поскольку миф «гносеологически парадоксален: он опознается в качестве мифа лишь со стороны, извне причастного ему сознания. Для тех, кто приемлет миф, он существует в качестве полной и самодостаточной истины, не как миф» [Хализев 2000: 245].

Увидеть «работу мобилизации» и проанализировать ее характер можно в произведениях искусства времен войны, специально созданных для такого рода мобилизации. В свое время Р. Барт, утвердительно отвечая на собственный вопрос, значит ли, что «мифом может быть все», писал, что «определяющим для мифа является не предмет его сообщения, а способ, которым оно высказывается» [Барт 2004: 233]. Визуализация мифа в кинообразах — способ относительно новый в масштабах существования мифологии и вместе с тем сопоставимый с ней по мощности и вездесущности. «Тотальность» кино более всего подходит задачам воздействия на массы, полностью в соответствии со справедливым утверждением Г. Лебона: «…идеи представляются в виде образов, и только в такой форме они доступны толпе…» [Лебон 2008: 144].

В годы Великой Отечественной войны кинематограф стал одним из наиболее эффективных средств пропаганды, а следовательно, мобилизации нематериальных ресурсов. Главные советские киностудии «Мосфильм» и «Ленфильм», эвакуированные в Казахстан, работали в составе Центральной Объединенной киностудии (ЦОКС)¹, и именно в цоксовских павильонах зимой 1942 года известным советским режиссером Г. Рошалем был снят фильм «Батыры степей», который мы предлагаем рассмотреть в качестве образца «работы мобилизации» архетипов — в данном случае казахской мифологии.

Сказание о великане Толыгае:
мифологема подвига

В казахском эпосе сформировался и бытует по сей день образ героя, совершающего подвиги ради своего народа, ищущего для него землю обетованную (сюжет об Асане Кайгы) или бессмертие (сюжет о Коркыте).

1. В Алма-Ате тогда оказались сконцентрированы лучшие силы советского кинематографа: С. Эйзенштейн, И. Пырьев, Г. Козинцев, Л. Трауберг, М. Жаров, Н. Черкасов, О. Жаков и другие. За время своего существования (1941–1944 годы) ЦОКС выпустила 23 полнометражные картины и 10 короткометражек, что составляло около 80 % всей отечественной кинопродукции тех лет [ЦОКС].[↩]