Естественность понимания

Дмитрий Михайлович Урнов

доктор филологических наук

литературовед

(94804, США, Ричмонд, Калифорния, Бэйсайд Корт, № 162;

email: urnov@comcast.net)

…Облака, тучи закрывают небо, вдруг проясняется и взору открывается голубой небосвод. Таково впечатление от работ Сергея Бочарова. «Голубые мозги» – говорили о нем, истолкователе с удивительной способностью раскрывать текст классический так, словно впервые в самом деле прочитанный.

Интерпретация нам, занимавшимся изучением литературы, служила приемом преимущественным, вселяя чувство относительного освобождения во времена догматические, подцензурные. Еще не зная слова «феноменология», интерпретировали все, наслаждаясь возможностью прочесть и понять по-своему вопреки со школьной скамьи предписанному историко-социальному детерминизму. Иные, дорвавшись, вершили произвол, насильничали над текстом, как бы говоря: а почему нельзя и с вывертом читать, раз мне в голову пришло – подумалось. Но Сергея отличала естественность понимания, текст становился понятен именно так, как его прочел Бочаров.

Помню гнетущее чувство от незнания, что сказать, когда нашему Отделу теории предстояло создавать очередной коллективный труд. Далеко не все можно было сказать, если говорить о социалистическом реализме, а именно об этом должен быть плановый опус. Должен, и все! Долженствование распространялось на сотрудников и на директора ИМЛИ, которым, отбыв срок, стал вышедший на свободу политзаключенный Борис Леонтьевич Сучков. К Отделу теории он относился с пристрастным вниманием, ибо кто же еще, как не теоретики, должны дать осмысление ведущего метода советской литературы. Прочел Борис Леонтьевич ему представленную объемом в тридцать авторских листов машинопись и забраковал. По мнению руководителя широко образованного (каким и должен быть глава ИМЛИ), не отвечали требованиям современности наши размышления, когда требовалось установить, что такое реализм, да еще социалистический. Директор одобрил, и одобрил восторженно, одну статью, хотя там, как ни странно, понятие «социалистический реализм» и не упоминалось. То была статья Сергея Бочарова «Вещество существования».

Предметом статьи послужил Андрей Платонов, в свою очередь возвращавшийся, хотя бы посмертно, из долговременного небытия, но еще не совсем вернувшийся: к таким «реабилитированным» относились с опаской. Времена были брежневские, откат от хрущевской оттепели, считалось нужным притормозить с разоблачениями последствий культа личности. Как раз в ту пору разразился скандал, политический скандал, вызванный выступлением в ЦДЛ однофамильца нашего директора, поэта и скульптора Федота Сучкова. На вечере памяти Андрея Платонова Федот Федотович, сам недавний зека, грохнул такую речь, что, по мнению блюстителей литературного порядка, пора Андрея Платонова опять изымать и закрывать, если по поводу его наконец переизданных произведений полились речи недопустимые. Атмосфера образовалась напряженная. Между тем в статье, особо выделенной директором, никакого напряжения и не чувствовалось, автор-истолкователь прочитал из Платонова, что к тому времени стало доступно, и ясно изложил им понятое. «Прекрасно показано пробуждение дремучих мозгов» – так оценил «Вещество существования» Борис Леонтьевич, своими боками пообтерший острые углы проблематики «Происхождения мастера» и «Сокровенного человека». А мы, как ни были мы угнетены сознанием собственной теоретической беспомощности, единодушно согласились с директорской оценкой. Ничего не скажешь: голубые мозги!

Однако по поводу той же статьи, нам всем казавшейся чудом интерпретационного искусства, решился я приватно высказать Сергею замечание, одно единственное. Со всем был согласен, кроме первой фразы. Цитирую по памяти: «Платонов поражает прежде всего языком». Нет, как всякий писатель, поражает, по-моему, своим отношением к жизни. Обращать внимание на язык, каким отношение выражено, – не дело читателя, разве что потом, во вторую очередь, читатель обратит внимание на то, как затейливо написано. Сергей мне сказал: «Это не мои проблемы». Прежде чем высказаться на заседаниях Отдела, мы должны были прочесть представленные работы, ставили на полях машинописей вопросы, ставил я, а Сергей мне отвечал: «Это не мои вопросы». Спорить отказывался или не считал нужным. Вообще не помню, чтобы он пространно полемизировал в какой-либо аудитории.