Э. Берджесс. Пламя жизни: Судьба и творчество Дэвида Герберта Лоуренса

В 2017 году отметили 100-летие со дня рождения Энтони Берджесса (1917–1993), романиста, эссеиста, переводчика, музыканта (написал 175 музыкальных произведений, в том числе симфонии, оперы, мюзиклы, концерты для разных музыкальных инструментов). В России его знают прежде всего как автора романов: трижды переведены культовый «Заводной апельсин» («Механический апельсин») и зловещая антиутопия «The Wanting Seed» («Вожделеющее семя» — в переводе Н. Калинина, «Сумасшедшее семя» — в переводе Е. Нетесовой, «Семя желания» — в переводе А. Комаринец); дважды — «Inside Mr. Enderby», 1960 («Мистер Эндерби изнутри» — в переводе Е. Нетесовой, «Мистер Эндерби. Взгляд изнутри» — в переводе А. Комаринец) и «Honey for the Bears», 1963 («Мед для медведей» — в переводе А. Фроловой, «Клюква для медведей» — в переводе Е. Цыпина). Успехом пользуются его биографии — Шекспира, Джойса, Хемингуэя, Лоуренса. Он оставил критические статьи о знаменитых современниках — Владимире Набокове, Джоне Барте, Уильяме Берроузе.

Берджесс любил делать подарки. В 1964 году вышел роман к 400-летию Шекспира «Nothing Like the Sun: A Story of Shakespeare’s Love Life» — «о жизни и любви величайшего английского поэта» (с. 9). В обоих переводах (В. Коршунова в «Центрополиграфе», 2001, и А. Комаринец в «АСТ», 2015) ушло поэтическое заглавие о непохожести на солнце — цитата из 130 сонета «My mitress’ eyes are nothing like the sun…»; в первом издании заодно избавились от эпиграфа — первого катрена упомянутого сонета, посвящения английскому прозаику Ч. П. Сноу и его супруге Памеле Хенсфорд Джонсон и предисловия повествователя. «Влюбленный Шекспир», как назвали перевод, не имеет никакого отношения к одноименному фильму по сценарию Марка Нормана и Тома Стоппарда.

В 1982 году, к 100-летию Джеймса Джойса, одновременно в Дублине и Лондоне по радио передали музыкальную версию «Улисса» Берджесса. До того им написаны «Re Joyce» («О Джойсе», 1965), «Укол Джойсом: введение в язык Джеймса Джойса» («Joysprick: An Introduction to the Language of James Joyce», 1973; подлинное исследование языкового метода Джойса Берджесс находил возможным оставить для кого-то «поученее» его).

Рецензируемая книга написана в 1985 году — к 100-летию Д. Г. Лоуренса. Уже была написана музыка к четырем его стихо­творениям, снят о нем телевизионный фильм. Книгу он назвал «краткой литературной биографией» (с. 10), подчеркнув, что это не литературоведческая работа и он не стремился к подробной биографии: «Я пытаюсь описать влияние темперамента художника на его творчество, темперамента, который, как у нашего героя, проявил себя в литературе» (с. 45). Лоуренс, несмотря на обвинения в непристойности, богохульстве, уничтожение тиражей его книг, конфискации картин, вопреки туберкулезу, продолжал работать.

Интересен сам подход: младший соотечественник (Лоуренс умер, когда Берджессу было 13) увлеченно пишет о «ярчайшем представителе достоинств тех, кто зарабатывает на жизнь литературным трудом и при этом утверждает радость бытия и постоянно находит в своем ремесле или творчестве источник энергии, упорства, бесконечной искренности, наслаждения — благодаря повседневной борьбе за живое слово» (с. 11).

Свои главные отличия от героя книги Берджесс подчеркивает сразу в предисловии: «Мы слишком разные — в плане культуры, даже по крови. Я во многом ирландец, вырос в северной Англии, в среде продавцов, католик, а он — нонконформист, англосакс из Мидлендса, убежденный пуританин, поклонявшийся дохристианским богам, сын углекопа» (с. 11).

При чтении обращаешь внимание на сходства, которые Берджесс тоже акцентирует: Лоуренсу «комфортнее на Средиземном море, чем на берегу Темзы или Эруэлл, в быту он чаще пользуется иностранным языком, чем английским, пытается лучше услышать английский язык и четче разглядеть англичан, не живя там. Добровольная эмиграция никогда не вредила нам с Лоуренсом, подданным британской короны: писатель, отправляясь в изгнание, старается скрыться от налогов или плохой погоды, а то и от того и другого (на практике ему это не удается). А на самом деле, он пытается вырваться из клетки, в которую загнан английский роман, обрести континентальный взгляд на мир, перестать писать о несчастной любви в Хэмпстеде» (с. 12). К этой теме Берджесс будет неоднократно возвращаться: «…писатель порой способен гораздо больше дать литературе своей страны, глядя на нее издали и слушая ее язык, находясь в иной культуре» (с. 161).

Аналогий в их жизнях, действительно, много, и улыбаешься, когда Берджесс в очередной раз подмечает: «Я ни в коем разе не сравниваю себя с писателем Лоуренсом, но с гордостью позволю себе заметить, что получил точно такой же аванс за мой первый роман у того же самого издателя. Но произошло это пятьдесят лет спустя» (с. 50).

В 1934 году, когда Берджесс учился в шестом классе и готовился к выпускным экзаменам по истории современной Европы, он обнаружил учебник «Движения в европейской истории». Оказалось, что его написал, затем переписал и вновь переписал, наконец, опубликовал Лоуренс под псевдонимом Г. Л. Дэвидсон. Дело не только в том, что книга помогла Берджессу получить аттестат зрелости, но в самом ощущении характерно лоуренсовского: «Слово «Движения» в заглавии сбивало с толку, потому что автор делал акцент на личностях с глубоко выношенными убеждениями, которые изменили мир, таких как Лютер и Кальвин. Она написана академическим, грамотным языком, но оставляет ощущение огня в топке» (с. 162).

Этот «огонь в топке» и притягивал молодых. То, что поколение отца Берджесса (поколение самого Лоуренса) считало непристойностью, следующее поколение считало проявлением свободы: одноклассникам Берджесса «хотелось узнать все о сексе, а не о литературе» (с. 16). Обнаружив «кладезь эротики» в «Венере и Адонисе» и «Обесчещенной Лукреции» Шекспира, Берджесс перешел к «Декамерону» Боккаччо (некоторые рассказы были изъяты — отсюда желание учить итальянский), «Гаргантюа и Пантагрюэлю» и т.  д. Из современников больше всего увлек Джойс. Учитель истории привез из Германии «Улисса», вышедшего в издательстве «Одиссей-пресс», и Берджесс ощутил себя джойсианцем. Лоуренс поначалу его не привлек: «…он не был модернистом» (с. 20). Тогда, в 1930-е, подросткам хотелось прочитать лишь один роман Лоуренса — «Любовник леди Чаттерли», но он был запрещен: «Лоуренсианцы Хаксли и Олдингтон были более известны, чем сам мастер» (с. 20).

Характеристики Берджесса подчас скорее характеризуют его самого, чем объекты рассмотрения, и вместе с тем он проницателен. Так, говоря о разности подхода к искусству и реальности у Джойса и Лоуренса, он пишет: «…у Джойса — философия средневековой статики, «Улисс» написан под влиянием Аристотеля и Фомы Аквинского. Лоуренс постоянно в движении, текучий, для него убеждения — продукт эмоционального состояния или интуиции, а они по своей природе постоянно меняются. Стиль Джойса экономен и точен, Лоуренса — расплывчат и изменчив, он зависит от того, что пытается автор сказать в тот момент, когда произносит это. Ни один начинающий писатель не возьмет Лоуренса в качестве образца, а «Улисс» — учебник литературной практики» (с. 19–20).

Берджесс фиксирует изменение отношения к Лоуренсу. Когда он начал собирать материалы для диссертации по английской литературе в 1937 году, «появились первые намеки на то, что Лоуренса вот-вот начнут всерьез считать создателем нового стиля» (с. 21). Л. К. Найтс, профессор Кембриджского университета, ученик Ф. Р. Ливиса, на семинаре помогал им «нащупать пульс крови, насладиться ритмом, понять органическую искренность автора» (с. 22). Именно тогда Берджесс получил полный текст «Любовников леди Чаттерли» и «узнал необыкновенного, эротического Лоуренса; я мог читать его всерьез» (с. 23).

Любопытным поворотом событий стала последующая социологизация литературы: «И другие тоже читали его всерьез, но я понимал, что среди студентов Кембриджа были такие, что искали в нем не столь эстетическое удовольствие и новые идеи, сколь подтверждение того, что пролетарский роман существует. То было время, которое Оруэлл назвал временем «леваков-слабаков», Испанской войны, отвращения к тори (но не к марксистам), пустой болтовни, массовой безработицы, изучения общественного мнения, неудовольствия, как тогда говорили, буржуазной литературой. Люди, мало разбиравшиеся в этом, путали пролетарскую субкультуру с деревенской» (с. 23). Непосредственное запечатление событий — сильная сторона книги.

Другая сильная сторона — точная фиксация ощущений. Желающий литературоведческой терминологии, скорее, будет разочарован: «У прозы Лоуренса много мышц и сухожилий, а также чресл и нервных узлов» (с. 24). Но именно этот подход, этот язык освещает сущностное в герое: «Он реагировал на внешний мир солнечным сплетением, а не головным мозгом. Он ткнул себя в солнечное сплетение, когда отказался принять теорию эволюции со словами: «Я не чувствую ее вот здесь«» (с. 29).

Берджесс не останавливается на стереотипах — Лоуренс как «проповедник секса, глас Естественного человека», «ниспровергатель религии и науки» (с. 28). Лоуренс для него — «слишком большой писатель, чтобы загонять его в какую-то щель», «личность, которая, прорываясь сквозь форму и риторику, открывается перед тобой во всей своей наготе» (с. 28).

Любопытны другие личности — современники заглавного героя. Так, рассказ о последних днях Лоуренса обусловлен восприятием Олдоса и Марии Хаксли. Хаксли написал тревож­ное письмо брату Джулиану: «Мы капитулировали <…> Он не хочет вести себя разумно, и никто не в состоянии заставить его — за исключением, может быть, Фриды. Но Фрида хуже, чем он. Мы сказали ей, что она дура и преступница; но наши слова — все равно что мертвому припарки» (с. 363). Берджесс показывает, что стоит за этими и другими словами «обычно спокойного» Хаксли.

Алла Николаевская с участием Николая Пальцева подготовила 7-томное собрание сочинений Лоуренса (для издательства «ВАГРИУС»), два сборника его путевых очерков и эссе (для «БСГ-пресс» и ВГБИЛ им. М. И. Рудомино). Ей удалось «сохранить и передать пламя повествования о Судьбе и творчестве ноттингемского Феникса» (с. 463). Книга — хороший подарок к 100-летию Лоуренса и каждому из читателей, интересующихся Лоуренсом, Берджессом, «пламенем жизни».