Англоязычная литературная пародия. Вступительная заметка и перевод с английского А. Ливерганта

В настоящую подборку вошли классики английской и американской юмористики, каждому из которых принадлежит оригинальный вклад в литературу смеха. С одними из пародистов читатель «ВЛ» уже встречался, другие переводятся на русский язык впервые.

Джордж Микеш (р. 1912), английский писатель-юморист, а также журналист и историк, по происхождению венгр; автор двух десятков книг, он прославился лишь одной – «Как быть чужим» (1946), уникальным в своем роде опытом юмористического освоения английской культуры и нравов, в том числе и средств массовой информации.

Англичанин Морис Бэринг (1874 – 1945) сменил много профессий: был поэтом и лингвистом, пародистом и дипломатом, критиком, переводчиком, военным корреспондентом. Автор романов, стихов, рассказов, Бэринг вошел в историю английской литературы как юморист – и прежде всего благодаря книге «Недостоверная история» (1934), которая написана в жанре так называемого «пародийного дописывания» и в которую вошла юмореска «Дочь короля Лира».

Роберт Бенчли (1889 – 1948) – эссеист, театральный критик, актер, основатель отдела юмора в «Нью-Йоркере», где в 30 – 40-е годы он вел сатирическую рубрику «Своенравная пресса». Пародии Бенчли охватывают самые разнообразные литературные сферы: натуралистическую прозу и псевдонаучный трактат, детские сказки, литературоведческие опусы и оперные либретто.

Американский юморист и журналист Дон Маркиз (1878 – 1937)использовал в своих пародиях прием персонажа-маски, выступающего (как в «Поэтическом прейскуранте» или «Автобиографии литературного цензора») то объектом авторской иронии, то рупором авторских идей.

Вместе с Джеймсом Тербером и Робертом Бенчли Фрэнк Салливен (1892 – 1976) составляет «триумвират» классической американской юмористики XX века; с присущими ему эпиграмматической остротой, гротескно-гиперболическим переосмыслением оригинала Салливен искусно пародирует как серьезную литературу (пьесы О’Нила, например), так и окололитературную продукцию.

Не только поэту, новеллисту, но и литературоведу Ричарду Армору (р. 1906) особенно удаются пародии на школьные пособия по литературе.

«Дэвид Копперфилд» вошел в самый, пожалуй, известный юмористический сборник Армора с симптоматичным заглавием: «Классику – в массы» (1960).

Джордж МИКЕШ

ЖУРНАЛИСТИКА КАК ОНА ЕСТЬ, ИЛИ СВОБОДА СЛОВА

Факт

На острове Чарамак в Тихом океане произошли волнения в племени бубурук. Отряд из десяти английских и двух американских солдат прочесал остров, взял в плен 217 бунтовщиков из местных жителей и уничтожил две нефтяные скважины. Отряд находился на острове полтора часа и на базу вернулся без потерь.

«Таймс»

…Было бы чрезвычайно опасно переоценить значение этого рейда, однако – и это можно утверждать с определенной долей вероятности – недооценить его было бы еще более неосмотрительно. Успех рейда со всей очевидностью доказывает, что оборону туземцев нельзя назвать неуязвимой; в то же время было бы серьезным заблуждением, в каком-то смысле самообманом, заключить, что оборонительные укрепления островитян легко преодолимы/Точное число захваченных в плен мятежников пока не установлено, но, по всей видимости, число это несколько больше 216 и меньше 218.

В парламенте

«Касательно двух уничтоженных нефтяных скважин могу сообщить уважаемому собранию следующее. Количество островной нефти, уничтоженной армией, флотом и Королевскими военно-воздушными силами (без авиации ВМС), в полтора раза превышает количество нефти, уничтоженной за тот же период прошлого года, в семь с половиной раз превышает количество нефти, уничтоженной два года назад, и в двенадцать целых шесть десятых раза – количество нефти, уничтоженной три года назад». (Громкие возгласы одобрения с мест, занимаемых членами кабинета.)

Вопрос: «Известно ли уважаемому члену парламента, что население этой страны волнует тот факт, что рейд совершен на остров Чарамак, а не Рагамак?»

Ответ: «Мне нечего добавить к заявлению, сделанному мною 2 августа 1892 года».

«Ивнинг стандард»

Самое интересное в Чарамакском рейде то, что Регги Тилбьюри является пятым сыном графа Бейсуотера. В свое время он защищал спортивные цвета Оксфордского университета, был первоклассным игроком в крикет и в поло. Когда я сегодня беседовал в «Клариджес» с его женой, она была в строгом черном костюме и в крошечной черной шляпке с желтым пером. «Регги, – сообщила мне леди Кларисса, супруга Регги Тилбьюри, дочь лорда Элассона, – был всегда неравнодушен к боевым действиям. Он правильно поступил, что поехал туда, вы не находите?» – поинтересовалась она.

Раздел писем в «Таймс»

«Сэр, в связи с рейдом на Чарамак должен обратить Ваше внимание на то любопытное обстоятельство, что именно на этом крошечном тихоокеанском островке великий английский поэт Джон Флэт в 1693 году написал свое знаменитое стихотворение «Треска».

С уважением…»

«Сэр, я очень благодарен мистеру… за интересную информацию относительно места и времени написания «Трески», и в самом деле замечательного стихотворения Джона Флэта. Позвольте, однако, воспользовавшись предоставленной возможностью, исправить широко распространенную и, на мой взгляд, весьма досадную ошибку, которую допускает отнюдь не только Ваш корреспондент. Дело в том, что Джон Флэт в 1693 году только приступил к работе над «Треской», а закончил ее в начале января 1694 года.

С уважением…»

«Оклахома Сан» (США)

Тихий океан наш!

Морис БЭРИНГ

ДОЧЬ КОРОЛЯ ЛИРА

(Письмо Гонерильи, дочери короля Лира, сестре Регане)

Сестре я написала.

«Король Лир», акт 1, сц. 4

дворец, ноябрь

Дорогая Регана, посылаю тебе это письмо с Освальдом. Последнее время у нас очень испортились отношения с папой, и сегодня произошел скандал – из тех, что так мучительны для людей вроде нас с тобой, которые терпеть не могут скандалов. Описываю тебе происшедшее, чтобы подобные истории не застали тебя врасплох. Вот что произошло.

Приехав к нам погостить, папа захватил с собой сто рыцарей, многие из которых, за неимением места во дворце, вынуждены были жить в деревне. Довольно скоро папины рыцари повздорили с нашими людьми и отказались выполнять их приказы на том основании, что они, дескать, «подчиняются только королю». Позавчера, обнаружив на полу черепки моей любимой синей вазы, той самой, которую ты два года назад привезла мне из Дувра на день рождения, я подняла скандал, и Освальд проговорился, что вазу разбил, напившись, один из папиных рыцарей. Я, естественно, пожаловалась папе, но тот, придя в бешенство, стал кричать, что его рыцари – самые мирные и воспитанные люди на свете и что во всем виновата я, ибо не отношусь к ним с должным уважением. Папа даже сказал, что я пренебрегаю дочерним долгом. Я заранее решила, что возражать не буду, что бы он мне ни сказал, и не проронила ни слова.

На следующий день ко мне пришли экономка и обе служанки и потребовали расчета, а на вопрос, почему, ответили, что не в состоянии жить в доме, где творится «такое». Я поинтересовалась, что они имеют в виду, но девушки отвечать отказались, намекнув лишь, что папины люди «слишком много» себе позволяют. Экономка пожаловалась, что папины рыцари постоянно пьяны, что они совершенно деморализовали прислугу и что в доме стало невозможно жить.

Я пошла к папе и спокойно, без крика, изложила ему суть дела, но стоило мне заговорить о его рыцарях, как он, выйдя из себя, принялся меня поносить. Я сдерживалась сколько могла, но даже мое терпение небеспредельно, и, придя в ярость от той вопиющей несправедливости, с которой столкнулась, я наконец сказала ему, что люди его возраста бывают порой трудно переносимы. На это он стал говорить, что я попрекаю его старостью, что я неблагодарное чудовище, -и расплакался. Ты себе не представляешь, как все это было мучительно. Я принялась его успокаивать, увещевать, но, к сожалению, за то время, что папа живет у нас, он очень сдал; ему, например, стало казаться, что с ним обращаются как с нищим, – и это при том, что его сопровождают сто рыцарей – сто, вообрази! Хорошенький нищий!

Отказываясь от короны, папа, помнится, говорил, что очень устал от государственных дел и хочет уйти на покой, однако, передав нам власть, он постоянно во все вмешивается и злится, если к его советам не прислушиваются.

Еще хуже то, что в результате болезни папа не только потерял память, но утратил элементарные речевые навыки: очень часто он говорит совсем не то, что хотел сказать, а иногда – сам, по-видимому, того не сознавая – отпускает весьма крепкие выражения. Мы-то к этому привыкли, но ведь неудобно перед посторонними, На днях, например, в присутствии большого числа людей папа (уверена, сгоряча) назвал меня нехорошим словом. Всем стало ужасно не по себе, а некоторые, будучи не в силах сдержаться, рассмеялись. И такое происходит постоянно. Как видишь, он нуждается теперь в постоянном присмотре. И в то же время, стоит сказать хоть слово наперекор – и он сразу приходит в бешенство.

Однако больше всего меня раздражает не сам папа, а его шут. Ты же прекрасно знаешь, дорогая, что мне всегда претил такой юмор. Когда все садятся обедать, он может вдруг ударить кого-нибудь по голове или затянуть идиотскую песню, от которой почему-то ужасно хочется плакать. На днях, перед обедом, когда все рассаживались по своим местам, этот щенок вытащил из-под меня стул, и я упала и сильно ударилась. А папа, покатившись со смеху, закричал: «Браво, дурак!», и его смех подхватили другие придворные. Подобное поведение не только унизительно для меня, но и недостойно его самого, старого человека и короля. Альбан, естественно, предпочел не вмешиваться, – как все мужчины, он жуткий трус.

Однако вчера терпение мое лопнуло. Вернувшись утром с охоты, папа послал за мной Освальда. В тот день у меня болела голова, я лежала у себя в комнате и передала Освальду, что неважно себя чувствую, но к обеду обязательно спущусь; когда же Освальд сообщил об этом папе, тот его ударил, а один из папиных рыцарей набросился на моего слугу и нанес ему тяжкие увечья.

То было последней каплей. Наши рыцари заявили в один голос, что, если папа не призовет своих людей к порядку, они нас покинут. Почувствовав, что рыцари не шутят, я тут же пошла к папе и заявила ему, что дальше так продолжаться не может: он должен расстаться со своей свитой, оставив себе только самых надежных и достойных людей. Стоило мне произнести эти слова, как отец принялся ругать меня последними словами, велел седлать лошадей и заявил, что ноги его здесь больше не будет. Муж попытался его успокоить, уговаривал остаться, но папа не пожелал его слушать, заявив, что переезжает жить к тебе.

Посылаю это письмо с Освальдом, чтобы до приезда папы предупредить тебя о том, что произошло и что тебя ждет. Думаю, ты также не будешь мириться с подобным безобразием. Прошу тебя, дорогая Регана, образумь отца. Ты же знаешь, никто не привязан к нему больше меня. Согласись, ведь трудно найти более послушную и примерную дочь, чем я. Но всему есть предел, невозможно жить в сумасшедшем доме, целыми днями выслушивать жалобы, брань, сквернословие… В то же время не могу не признать, что и я, потеряв терпение, повела себя довольно резко. Я не святая и не ягненок и несправедливости не потерплю. Очень надеюсь, что ты, с твоим ангельским нравом и прирожденным тактом, все уладишь, убедишь нашего бедного отца внять голосу рассудка. Пиши мне, любящая тебя

Гонерилья.

1. S. Папа постоянно ставит мне в пример Корделию: «Ах, если бы Корделия была здесь!», «Как это непохоже на Корделию !» и пр. Но ты же помнишь, дорогая, что когда Корделия жила при дворе, папа ее на дух не переносил. Ее манера что-то бормотать себе под нос действовала ему на нервы. Хотя наша младшая сестра, разумеется, не подарок, я, по правде говоря, всегда считала, что папа был с ней несправедлив, но вчера мы получили письмо из Франции, из которого следует, что Корделия довела французского короля до умопомешательства.
2. P. S. Погода стоит ужасная. Дождь, ветер. Придется, видно, загнать пони в стойло. Бедные крошки!

Роберт БЕНЧЛИ

В МИРЕ ОПЕРЫ

(Оперные либретто)

ЕДИНЕНИЕ ДУХОВ

Место действия – леса в Германии

Время – глубокая древность

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Штрудель, бог Дождя….. бас

Шмальц, бог Измороси…. тенор

Иммерглюк, богиня Шести Основных Цветов…. сопрано

Людвиг дас Эрвайсс, рыцарь Железной Утки….баритон

Дятел…. сопрано

Акт I

Рейн ниже Вельдшноффена. Иммерглюк устала сидеть на одной и той же скале и смотреть на одних и тех же рыб. Она посылает за Швюлем, чтобы тот развлек ее. Швюль демонстрирует ей все чудеса света, но Иммерглюк безутешна. Швюль предлагает вызвать Рингблатца, сына Пфлюхта, который сразится с Железной Уткой. Иммерглюк согласна, она вызывает четырех карликов – Кипятка, Родника, Прохладу и Сырость – и велит им привести Рингблатца. Карлики отказываются: в свое время, когда их завалило желудями, Пфлюхт спас их от смерти. В приступе бешенства Иммерглюк убивает карликов громом и молнией.

А к т II

Горный перевал. Раскаявшись в содеянном, Иммерглюк приходит за советом к двум великанам: Горению и Борению. Великаны говорят, что спасти ее может только Волшебная Цитра, дарующая способность спать и одновременно вести серьезную беседу. Волшебная Цитра на протяжении трех столетий хранится в Старом Комоде, который охраняется Железной Уткой. Все пытавшиеся овладеть Цитрой умирали от таинственной болезни, когда успех был уже совсем близок. Иммерглюк вызывает Дамфбута, лудильщика богов, и просит его выковать шлем-невидимку, который позволит ей изъясняться на никому не понятном языке. За дополнительную плату в полтора доллара Дамфбут выковывает ей и волшебное кольцо, владелец которого потеряет рассудок. Вооруженная всем необходимым, Иммерглюк отправляется в Валхаллу, что-то мурлыча себе под нос.

Акт III

Лес перед Старым Комодом Железной Утки. Мерглитц, который до сих пор держался в стороне, опускается на воздушном шаре и требует освобождения Бетти. В свое время Вотан завещал, чтобы Мерглитц и Бетти встретились на земле и возненавидели друг друга, однако Цвейбех, аптекарь богов, ослушался и создал любовный эликсир, испробовав который молодые люди тотчас же испытали сильное взаимное влечение. Разгневавшись, Вотан превратил их в утренний туман. Воодушевленная таким поворотом событий, Иммерглюк возвращается на землю в лодке, которую тянут четыре белых быка голыштинской породы, и, усевшись на скалу, вспоминает дни своей молодости. Пилигримы из Аугенблика, идущие поклониться гробнице Шмюрра, слышат женский голос, останавливаются и хором поют гимн несобранному урожаю. Они не узнают Иммерглюк, так как у нее другая прическа, и принимают ее за нищенку, торгующую карандашами. Тем временем Рагель, канцелярист богов, выковал себе в кузнице Шмальца меч и назвал его «Друг пострадавших». Вооружившись «Другом пострадавших», он опускается на землю, преисполненный решимости убить Железную Утку и увести Прекрасную Ирму. Но Фримзель узнает о его планах, дает Рагелю волшебный напиток в золотом кубке, и тот забывает о своем прошлом, полагая, что он Шнорр – бог Веселья. Находясь во власти чар Фримзеля, Рагель разжигает на вершине высокой скалы погребальный костер, бросается в него с мандолиной в руках и сгорает дотла.