Живое биение, которое исходит от разных публикаций и постов в фб, с чьей-то легкой руки названное «новой критикой», пожалуй, самое яркое событие последнего года. В этом процессе участвует далеко не только Анна Жучкова, но по разным причинам «новая критика» чаще всего ассоциируется именно с ее именем.
Впрочем, «новая критика» как «новый реализм» — каждый вкладывает то, что хочет.
«Новая критика» это и «борьба с официозом» (по выражению критика Олега Демидова), то есть с издательской группой ЭКСМО-АСТ вообще и с Редакцией Елены Шубиной в частности, а также с премиальными процессом и его рекомендательной критикой. В «разоблачении голого короля» с удовольствием участвуют Вадим Чекунов, Дмитрий Филиппов, Александр Карасев, Упырь Лихой, Кирилл Анкудинов и многие другие — протестная энергия выплескивается, как народ на улицы дальневосточного города. В подобной борьбе неизбежны перегибы, грубости, переходы на личности, но в целом она полезна: дает новый импульс литературному процессу. Хотя по уровню дискуссии напоминает все ту же борьбу «нового реализма» с постмодернизмом — запал большой, но буря задевает только поверхностный слой. С точки зрения серьезного осмысления нет качественного различия между рецензиями Галины Юзефович, текстами Вадима Чекунова или выпадами Виссариона Писарева-Бахтина со «Свободной прессы».
«Новая критика» — это и ЛКС (лаборатория критического субъективизма), онлайн-дискуссии группы профессионалов, среди которых Валерия Пустовая, Михаил Хлебников, Елена Сафронова, Евгения Тидеман, Арсений Гончуков, Сергей Диваков и др. Это явление принципиально иного рода, рассчитанное не на шумиху, а на разбор конкретных текстов. Многополярность общего высказывания мыслится участниками группы не как релятивизм, а как механизм получения объемного виденья (кто-то даст трактовку с одной стороны, кто-то — с другой). Жаль, что при всей содержательности дискуссии многие реплики в ней кажутся случайными, глубокие замечания соседствуют с мелкими — диалогическая структура не собирается в нечто законченное (но, возможно, это проблема роста, и подходящий формат вскоре будет найден).
«Новая критика» — это и соответствующий отдел «Текстуры», с некоторых пор радующий серьезными материалами (скажем, статья Ильи Кочергина о романе Ирины Богатыревой).
«Новая критика» — это и собственно выступления-манифесты Анны Жучковой в «Традиции и Авангард» или «Легкой кавалерии», в которых она отстаивает право критика на собственный взгляд, на синтез чувства и анализа, на идеал — в общем, право на то, чтобы быть критиком в самом подлинном смысле.
Но есть направление деятельности Жучковой, которое я считаю важнейшим. Оно проявляется в ее методологических заметках (например, о различении образа автора и биографического писателя в автофикшн), в организации дискуссии «Суслик есть! О критериях хорошей прозы» в журнале «Logos Review of Books». И наконец, приобретает законченную форму в словах о необходимости института литературной критики, сказанных в «Легкой кавалерии» № 3 2020 г.
И прежде всего, институт литературной критики — это не государственная поддержка критиков (что замечательно, конечно, но вряд ли осуществимо, ведь у государства свои интересы, предусматривающие, в частности, тот или иной вид цензуры или государственного социального заказа, а это, в свою очередь, вряд ли понравится жаждущим свободы и независимости критического высказывания). Институт литературной критики — это наличие группы профессионалов-единомышленников (или противников, если дискуссия между ними плодотворна), которые совместно решают большую задачу.
Расцвет критики и литературоведения 20-х годов обусловили формалисты, занимавшиеся исследованием литературы как суммы приемов, литературной эволюции как процесса ухода от автоматизма и т. д. Ни одна из их теорий не оказалась полностью состоятельной, зато запустился процесс острой полемики, которая породила возражения Бахтина и его круга, зрелые работы Виноградова и Жирмунского, а также влияла на развитие самих формалистов и их учеников (например, Гинзбург). Расцвет советской критической мысли в 60-е был связан с совместной работой в ИМЛИ Бочарова, Кожинова, Палиевского, Гачева и других, ставивших перед собой задачу построения общей теории литературы (и создавших ряд замечательных статей и сборников).
Но совместная работа (или конструктивная полемика) возможна, только если существует предмет исследования, если представление о художественной литературе (ее аспектах, ее текущем состоянии) — вещь объективная. Говоря терминами Бахтина, если деятельность критика не только эстетическая, но и познавательная. А участники процесса пытаются не забросать друг друга помоями, а обрести объективность.
Бахтин вообще ключевая фигура для современной критики — автор, чей опыт (в том числе методологический) нам стоило бы воспринять. Признаем бахтинское разделение материала и содержания — значит признаем, что литература, в частности поэзия, — явление не языковое, а «надъязыковое». Что нет «хорошего языка» самого по себе, а есть образные средства, которые автор использует для реализации содержания в форме (и это может быть сделано как системно, так и случайно). Признаем субъектность формы (что «завершающая» категория в тексте — личность), поймем, как в том или ином случае взаимодействуют я и другой (властный автор и независимое содержание). А значит — легко распознаем случаи, когда текст не сложился в художественное произведение, потому что там нет «другого» (как у того же Прилепина). И так далее. Причем умничать совершенно необязательно — методологическая внятность критика видна под самой небрежной интонацией.
Те, для кого Бахтин — это мем или всего лишь «смеховая культура» (позволяющая эффективно осмеять авторов РЕШ), не могут даже представить, какой спектр возможностей для серьезного освоения открывает это имя.
Если «новая критика» — это воля к объективности (обретаемой через субъективный поиск) и профессионализм (освоенный опыт критиков прошлого), то это начинание наверняка ждет много счастливых открытий. Главное — понять, какова же та самая большая задача, которую необходимо решать в данный момент.