Встреча с Ириной Бенционовной Роднянской должна была состояться 14 августа.
В 19.00. В Доме Ростовых на Поварской. В рамках проекта «Актуальная критика». Но не состоялась. Я собиралась туда пойти, поэтому расстроилась. Но было понятно: человеку 88 лет, имеет право почувствовать себя неважно. Я не очень поверила в то, что встреча не отменена, а просто перенесена. Однако через какое-то время появилась информация, что вечер таки-состоится. 29 августа. Там же. В то же время. Уверенности не было ни у тех, кто информировал, ни у тех, кого.
Когда 29 августа днем сети принесли новость о том, что в издательство ЭКСМО сдана рукопись новой книги Виктора Пелевина, я сразу поняла: вечером все состоится.
И все состоялось. Но сначала о том, как связано одно с другим.
На встрече каждый из выступавших рассказывал, при каких обстоятельствах познакомился с Ириной Роднянской – лично или с ее статьями и рецензиями. Хозяин площадки, председатель Ассоциации союзов писателей и издателей России Сергей Шаргунов, признавшись героине вечера в любви, сказал, что она много лет назад стала его первым авторитетным читателем. Валерия Пустовая вспомнила встречу с Ириной Бенционовной на Тверском бульваре и ее летнее платье с фонариками. У кого-то еще встреча пусть и не с ней самой, а с ее текстами произошла чуть ли не в детстве. Увы. Я не филолог и не собиралась быть ни литературоведом, ни литературным критиком.
Я журналист. Фамилию Роднянской, конечно, слышала. Что-то читала. Когда стала работать в «Знамени», встречала Ирину Бенционовну на различных мероприятиях. Мы здоровались, конечно, но сказать, что были прямо вот знакомы, не могу.
Шел 1996-й год. «Знамя» в №№ 4 и 5 опубликовало новый роман Пелевина «Чапаев и Пустота». А уже в № 9 «Нового мира» появилась статья о нем «… и к ней безумная любовь…» Ирины Роднянской. Да какая! Не побоюсь этого слова, апологетическая. И это при том, что критики еще не договорились, по какому ведомству проходит этот ни на кого не похожий автор. То ли это фантастика, то ли что-то еще, тоже жанровое и, в общем, далекое от серьезной прозы. Случившийся вскоре скандал – самый заметный роман года не включили даже в длинный список премии «Русский Букер», на тот момент самой денежной и авторитетной, – также показал неготовность относиться к Виктору Пелевину всерьез. А авторитетнейшая Роднянская между тем продолжала упорствовать в своем заблуждении! Наконец, в статье «Этот мир придуман не нами» («Новый мир» № 8 за 1999-й год) Ирина Бенционовна решила объясниться. «Мое литературное воспитание, – писала она, – началось куда раньше, чем у моих брезгующих Пелевиным коллег, притом началось в условиях «закрытого общества». И пока советская критика всячески распинала модернистские исчадия – Пруста, Джойса и Кафку, а критика «прогрессивная» их реабилитировала вплоть до полного заслонения горизонта, я в автономном плавании втихаря лелеяла кумиров своего полуотроческого чтения – Анатоля Франса с «Островом пингвинов» и Карела Чапека с его «саламандрами». Запретно-тамиздатские «Мы» и «1984» явились потом, но почва для них была уже подготовлена. Горбатого могила исправит: я до сих пор считаю, что эти книги Франса (1908) и Чапека (1936) определяют интеллектуально-литературный климат исчерпанного века не меньше, чем сочинения прославленной тройки П. Д. К.»
Ну как тут было не влюбиться? В общем, для меня Ирина Бенционовна Роднянская началась с той истории. Теперь понятно, почему, увидев новость про Пелевина днем 29 августа, я поняла: вечером все состоится?
Скажу сразу: удивило отсутствие многих, тех, кто, как мне казалось, должен был быть. К примеру, «Новый мир», которому Роднянская отдала не один десяток лет, был представлен прекрасным, но, увы, одиноким Павлом Крючковым. Да и коллег из дружественно и не дружественно конкурировавших в их лучшие времена «толстяков» было… короче, пальцев одной руки, чтобы сосчитать, много. Молодые лица в зале, безусловно, были. Но, по идее, их должно было быть намного больше. И вообще в зале были свободные места, хотя я, наивная, думала, что будут стоять в дверях, как когда-то. Ведь это была, говоря шершавым языком советской прессы, без преувеличения, встреча с Легендой!
Я села поближе к выходу, поскольку мне надо было не позднее чем в начале десятого уйти. Так, на всякий случай, потому что была уверена: вечер долго не продлится. Сильно пожилой человек, к тому же не так давно перенесший встречу по нездоровью… Но как же я ошибалась! Ирина Бенционовна жгла глаголом так, что молодым впору было позавидовать. Выступивший одним из первых главный редактор «Знамени» Сергей Иванович Чупринин вспомнил, как лет 15 назад назвал Роднянскую задорной. «Вы и сегодня задираетесь!» – сказал он.
И С. И. Чупринин, и выступавшие следом Валерия Пустовая и Павел Крючков, отдав дань восхищения героине вечера, очень быстро переходили на свое, наболевшее тогда и не отболевшее поныне. То есть на то, с чем у Ирины Бенционовны они не были согласны прежде и не согласны сейчас. И в какой-то момент стало абсолютно ясно: Роднянская и тогда, и потом писала и говорила исключительно то, что думала, нимало не заботясь о том, что станет говорить коллективная Марья Алексевна.
Несколько раз в течение вечера Ирина Бенционовна ссылалась на свою статью
«О беллетристике и «строгом» искусстве», написанную, страшно сказать, более шести десятков лет назад. Ведущая встречи Анна Нуждина напомнила, что в этой статье, среди прочих, есть замечательная мысль о том, что умный и глупый читатель достаточно часто соединяются в одном человеке, и задала вопрос: позволяет ли Роднянская самой себе побыть в роли глупого читателя? Зал начал радоваться еще в процессе вопроса, а уж когда Ирина Бенционовна сказала: «Да сколько угодно, я же обожаю детективы», – просто взорвался. Помимо предсказуемой в этом контексте Агаты Кристи, Роднянская назвала в качестве своей симпатии Элизабет Джордж. И тут уже остро обрадовались мы с Павлом Крючковым. Потому что поняли: замечательная Ольга Новикова подсадила на эту достойную американскую детективщицу не только нас с ним, но и саму Ирину Бенционовну Роднянскую!
Тут скажу буквально еще несколько слов о ведущей вечера. Анна Нуждина – молодой критик. Ее охотно публикуют бумажные и электронные СМИ. А проект АСПИР «Актуальная критика» – вообще ее детище, за что Анне, конечно, большое спасибо.
Я была на нескольких встречах этого проекта. Но только на вечере Ирины Бенционовны Роднянской стало окончательно ясно: вести беседу с критиком такого уровня – большое искусство. А пытаться затащить собеседника на свою территорию, принудить, к примеру, Роднянскую «ботать по Дерриде» – задача и вовсе невыполнимая. Так и хотелось порой крикнуть ведущей: «Аркадий, не говори красиво!» То есть в нашем случае: «Анна, останови мгновенье и любуйся, напитывайся».
Восхищение всех присутствовавших на встрече вызвало и то, что Роднянская до сих пор способна удивляться новым для нее литераторам. Например, поэту Григорию Князеву. А за теми, кто порадовал прежде, например, за прозаиком, поэтом и драматургом Дмитрием Даниловым, она продолжает следить.
Оказывается, до того, как Ирина Бенционовна стала готовиться к этой встрече, она думала о себе, что она – критик, который любит хвалить. Но теперь, перечитав, как она сказала, «всю себя», убедилась: зоил, да еще какой! И чтобы проиллюстрировать эту свою мысль, Роднянская назвала некоторых священных коров, которым от нее – да, досталось…
Владимира Сорокина она назвала интересным стилистом, который повторяет самого себя. «Когда появились Пелевин и Сорокин, я сразу их различила как антагонистов. Хотя они идут в обойме. Как я могу читать «День опричника», когда я знаю, что там написано, с первого слова?»
Потрясший многих «Псалом» Фридриха Горенштейна Роднянскую не то что не потряс, а совсем наоборот.
Не зашел Ирине Бенционовне и «Библиотекарь». Но – внимание! – именно этой вещи Михаила Елизарова она предсказала экранизацию. Что и сбылось.
Из своих старых грехов новоиспеченная зоилша (зоилка? Пусть феминистки меня поправят!) назвала свое активное неприятие «Деревенского детектива» Виля Липатова. Ну это, если кто забыл, про милиционера Анискина. Так вот. Писатель после критики Ирины Роднянской напился, а вскоре умер. Ну что же… «После того» ведь не значит «вследствие того»? Хотя один мой знакомый критик (музыкальный) признавал, что на его совести имеется пара-тройка покойников…
Кстати, я-то как раз любила Липатова. Правда, совсем другие вещи, из так называемого «прончатовского» цикла. Но речь не о моих симпатиях. Хотя и о них тоже. Потому что страшнее всего Ирине Бенционовне оказалось назвать имя писателя, который как раз мне очень дорог. Тадаммм! И да, это оказался, как я и предполагала по довольно долгому введению в предмет, Евгений Водолазкин. Я люблю его целиком, и как писателя, и как человека (ну хотя бы и как автор одного из первых с ним интервью, когда он вышел в финал «Большой книги» со своим «Лавром»). Мне нравятся далеко не все книги Водолазкина. Но «Брисбен» как раз из понравившихся. А Роднянской – нет, о чем она своевременно и написала. Правда, все остались живы.
В 1988-м году С. Чупринин выпустил книгу «Критика – это критики»
(М.: «Советский писатель»). Фамилия Роднянской там была, но в перечислении, через запятую. Отдельного очерка она тогда от младшего коллеги по цеху не удостоилась. Впрочем, как и В. Лакшин, И. Виноградов, Ю. Буртин и еще многие, занимавшиеся, по словам автора книги, в 1970-е – 80-е годы критикой лишь от случая к случаю. Зато в сильно расширенном переиздании 2015-го года – «Критика – это критики. Версия 2.0» (М.: «Время») – Ирине Бенционовне посвящена отдельная большая статья (самая большая среди статей о критиках 1990-х и нулевых!) под названием «Смыслоискательница, или Ирина Роднянская».
Да, Сергей Иванович прав. И сегодня оно так же. Критика – это критики. Читаем их и о них, учимся у них. При возможности – ходим на встречи, подобные той, что состоялась в Доме Ростовых 29.08.2023.
