Читающей публике недавно стало известно о самом крупном современном русском поэте. С уточнением, что это «не пиит народный» – речь о «поэзии мировой (!), а не просто (?) отечественной».
Автор процитированного отрывка – критик А. Аликевич, название ее текста – «О гадании на воске, предназначении Анны Долгаревой, коммунистической утопии и судьбах Родины»1.
С первых же строк прочитав о том, что «наш самый крупный поэт (снова) женщина», сразу и хочется спросить: почему снова? Вероятно, для Аликевич самым крупным поэтом прошлого века (целиком или только первой половины?) является Ахматова или Цветаева. А может быть, не они, а упомянутая в статье Юлия Друнина или Вероника Тушнова? Как говорится, возможны варианты. Отдавая должное естественной приверженности всякого читателя к своему любимому поэту, не могу не сказать: заявлять сегодня, что самый крупный поэт современности – Долгарева, как бы играючи вынося за скобки работу ныне живущих Чухонцева и Кушнера, Рейна и Мориц, Русакова и Ряшенцева и еще целого ряда крупных мастеров наших дней, – на мой взгляд, равносильно заявлению, что, скажем, Юлия Друнина – крупнейший поэт XX века. (Никоим образом не умаляя при этом ни героической личности Друниной, ни обжигающей правды лучших ее стихов.)
Сама Друнина упоминается здесь как поэт, «говорящий об общественных проблемах или глобальных событиях». Такие авторы, по мнению Аликевич, были, как правило, представителями реализма – с чем, пожалуй, можно было бы и согласиться, если бы не зыбкость самого разговора о реализме в поэзии. В том-то и дело, что «реализм» в поэзии вдвойне условен по своей природе и так и просится в кавычки. «Поэзия – самостоятельная республика со своими нравами, обычаями, со своим языком»2, – писал когда-то И. Сельвинский, ограждая стих от новоутвержденного метода соцреализма в литературе. Реалистическое и условное, фантастическое сплетены здесь слишком тесно и причудливо, чтобы можно было с классификационной легкостью говорить о поэтах-реалистах и «не реалистах». Возьмем хоть П. Когана, чье желание «дойти до Ганга» неслучайно упомянуто в статье:
Но мы еще дойдем до Ганга,
Но мы еще умрем в боях,
Чтоб от Японии до Англии
Сияла Родина моя.
Эти строки воспринимаются гимном той самой «утопии», разговор о которой заявлен в названии текста Аликевич. Об их авторе не скажешь, что он твердо стоял на этой земле (как сказано о Симонове и Друниной); нет, это явление того самого «советского имперского мифа», наследование которому усматривает Аликевич в стихах Долгаревой. Вот, однако, короткий исторический комментарий Л. Лазарева: «Стихи Павла Когана написаны в 1940–1941 гг., когда за нашими границами почти вся Европа («до Англии») оказалась в руках у гитлеровцев, изготовившихся для нападения на Советский Союз, когда в Японии тоже на всех парах шла подготовка к завоевательным походам»3.
Не правда ли, зная об этих фактах, мы воспринимаем стихи Когана куда более твердо стоящими на земле, чем кажется на первый взгляд? Разумеется, романтическая доминанта тут налицо, и смешно было бы ее оспаривать. Но это, в конечном счете, и есть реализм в поэзии: когда действительность, любая, от комнатной до геополитической, служит фундаментом для стихов, – а поэт строит на ней свое поэтическое здание. Тут возможны самые разнообразные модели – от крепко сбитой натуралистической избы до романтического небоскреба. Коган и поэты его поколения, безусловно, тяготели к поэтическим зданиям второго типа.
Есть ли, таким образом, смысл в эффектном заявлении критика, что современная поэтесса, в отличие от «бытовиков» Симонова и Друниной, стоит не на этой, а на «другой земле»? Это ведь тоже старое противопоставление, только вывернутое наизнанку: разве не писали критически о тех же Когане, Кульчицком и др., что они «ставили себе столь <…> фантастические цели, не имеющие ничего общего с ходом реальной истории», противопоставляя им твердо стоящих на земле «поэтов-реалистов» фронтового поколения…
Каковы взаимоотношения современного поэта с действительностью, как, стоя на этой земле, строит он свое поэтическое здание – вот плодотворный путь для разговора, который, конечно, не обойдется и без того, чтобы не обратить внимание на «стройматериал» – версификацию, мастерство автора.
Но об этом нет и речи! Зато обнаружен «главный признак, что мы наконец-то получили того, о ком так стенали, начиная с 1990-х, когда пытались надеть несоразмерную корону то на одного, то на другого». Он в том, что «когда мы читаем балладу «И приходят они…», то можем только догадываться, с какой стороны эти погибшие воины и на какой войне они пали. Каждый читатель – немец, русский, поляк – может отождествить этот текст с собственными переживаниями…». Здесь, видимо, по мысли критика, следующая ступень «воспарения» над реализмом: – оторвавшись от земли, поэт объемлет своим словом уже не только свой народ, но и, страшно сказать, весь мир (вспомним: «не пиит народный, а поэзия мировая»!). Однако мы уже видели и могли оценить всю зыбкость разговора о собственно реализме в тех или иных стихах – тем больше сомнений вызывают основанные на таких утверждениях обобщения. А главное – то, что критику Аликевич кажется новым словом в поэзии (как минимум, – в контексте темы войны), вот уже век как не является новостью. Так, цитируя ранние стихи Н. Тихонова, вошедшие в книги «Орда» и «Брага» (обе – 1922 года), известный литературовед К. Бутырин справедливо отмечал: «Такие стихи мог бы писать легионер эпохи гражданских войн в Древнем Риме». В той же работе говорится про «отсутствие четко выраженных социальных и временных координат в «Орде», дающее поэту небывалую свободу и делающее этот маленький сборничек уникальным явлением в поэзии своего времени, и не только своего»»4. За много лет до Бутырина, в 1930-х, «военные стихи» Тихонова были осознаны критикой как «единственное явление в мировой поэзии» (А. Селивановский).
Вернемся к тому, с чего бы следовало начинать, а именно – к разговору о мастерстве.
Здесь нет места подробно разбирать тексты Долгаревой, однако есть смысл коснуться тех особенностей их, по которым, на мой взгляд, видно, что разбор таких текстов должен вестись сегодня не на страницах литературного или научного издания, а скорее на семинаре для молодых поэтов.
Начнем с примера броского, по-своему запоминающегося: «Над Донецком снаряд несется, / Чтоб в квартиру мою въебаться». Это очень хороший, я бы сказал, концентрированный пример речи, не обработанной поэтически, пример самого первого, грубого речевого пласта, изложенного стихотворно. Но не будем спешить с обвинениями в употреблении мата – что было бы лишь упрощением проблемы. Вот другой пример, куда менее концентрированный и оттого лишь более показательный:
Вот так стоишь, оставив чем ты был,
Как птах, что зреет смертный лик судьбы,
И раскрываешь грудь свою; бери же.
Мне трудно сказать, о чем тут сказано, не берусь также утверждать, на каком это написано языке. Но, вероятно, это – язык мыслей поэтессы, торопливо набегающих одна на другую, перебивающих друг друга, не заботясь о синтаксисе, об элементарной грамотности построения фразы. Создается впечатление, что слова записываются просто в том порядке, в каком приходят в голову. Слово болтается в строке – заменим подходящее по смыслу односложное «зрит» на двусложное «зреет»; не лезет в привычный размер – подавай аморфные «отактовиченные» дольники; не рифмуется – обойдемся приблизительными, кое-как подобранными созвучиями («друзьями – пьяно», «лицо – сон», «фуфайке – пустолайка», «Днепра – брат» и т. д.).
Так поверхностность речи, печально являющаяся сегодня отличительной особенностью текстов Долгаревой, естественно ведет за собой и поверхностность стиха. Так перед нами возникают стихи, освобожденные от культуры и огранки, от эпитета, от лексического богатства, вообще едва ли не от всего, что делает стихи поэзией. Я чуть не написал, что стихи эти держатся лишь на подлинности переживаемого, на эмоциональном накале – но в том-то и дело, что, увы, не держатся. Как стихи. Возможно, как явления специфического жанра «потока мыслей на войне» некоторые из этих текстов и состоятельны и по-своему сильны. Но «корона», которую пытаются надеть на главу Долгаревой критики Аликевич и Кº, тут явно не к месту.
Кстати, о короне… Вот что писал век назад, в 1920-е, о тогдашней атмосфере К. Зелинский, один из самых образованных и тонких критиков тех лет:
В этой нетерпеливой атмосфере, которая подхлестывала молодые таланты и еще более молодых критиков, у нас создался даже своеобразный литературный мессианизм. По очереди устраивались сретения на звание художника эпохи. Кто только не перебывал в этой должности: от Герасимова и Кириллова до Сейфуллиной, от Ивана Филипченко до И. Бабеля… Даже Анна Баркова была в свое время объявлена <…> поэтессой эпохи5.
Задумаемся: приведенные Зелинским имена, за редким исключением, (не) говорят сами за себя. Неужели возможность «творческих путей утопического наследия советской эпохи», как о том пишет Аликевич, видится нам в повторении всех критических передержек и перекосов первых пореволюционных лет?
О значении поэта можно говорить лишь тогда, когда он – сложившийся Мастер. Таковы азы критики поэзии, фундамент всякого разговора о стихах, чем, увы, слишком часто пренебрегают пишущие о них – и прежде, и сейчас. В итоге – все тот же провинциальный «литературный мессианизм», громко-торопливые заявления, поддержанные резонансом настоящего момента. Но момент пройдет и, по слову поэта, «сметет их минутная стрелка».
Только цельная и «прочная» поэтика, созданная художником, не крошится, ударившись о время. Имя же, спешно поднятое современниками на неоправданную высоту, обычно «падает с грохотом» (Б. Слуцкий), с неизбежностью разбиваясь, – переходя в разряд историко-литературных курьезов. Не хотелось бы наблюдать в этой роли Анну Долгареву – равно как и любого другого автора одного с ней поколения и одной темы.
- »Вопросы литературы». 2023. № 5 («Легкая кавалерия»; https://voplit.ru/column-post/o-gadanii-na-voske-prednaznachenii-anny-dolgarevoj-kommunisticheskoj-utopii-i-sudbah-rodiny/).[↩]
- Литературная газета. 1932. 17 ноября.[↩]
- Лазарев Л. «А их повыбило железом…» // Знамя. 1988. № 2.[↩]
- См.: Бутырин К. «Огонь, веревка, пуля и топор…» // Звезда. 2012. № 6.[↩]
- Зелинский К. Поэзия как смысл. М.: ОГИ, 2015. С. 48.[↩]