Многообразная литературно-организаторская активность Евгения Степанова вызывает, разумеется, обсуждения и дискуссии. Тон этих дискуссий разнообразен. Добрых оценок больше, однако бывает всякое. Откровенную малоаргументированную неприязнь можно и нужно игнорировать. Концептуальные возражения требуют либо долгого и серьезного ответа, либо тоже проносятся мимо. Но есть вопросы интересного рода — вроде бы частные, а при этом важные.
Помимо издательской и творческой ипостасей, Е. В. Степанов известен как литературовед. Важность этого стала особенно очевидной недавно — при получении Нобелевки-2020 Луизой Глюк. Выяснилось, что переводы последних лауреатов этой премии, начиная примерно с Транстремера, чаще всего публиковали издания, выпускаемые и/или редактируемые Степановым. Причем публиковали до того, как поэты обрели мировую известность. То есть изучение тенденций, в том числе мировых, Евгений Викторович проводит давно и основательно.
Тут возникает некий зазор: глядя на представляемые в «Футурум АРТе» и других журналах образцы комбинаторной, визуальной, палиндромической и другой экспериментальной поэзии, иногда ловишь себя на мысли, что перед нами — авангард по таким-то и таким-то признакам, наследующий таким-то и таким предшественникам. Ничего плохого здесь нет, но разве термин «новаторство» сам по себе не подразумевает появления сверхнового? Не ожидаемого никем и происходящего из ниоткуда?
Словно в унисон подобным размышлениям вышла книга Светы Литвак «Агынстр»1. Сергей Бирюков пишет в предисловии: «…когда читаешь и рассматриваешь книгу Светы Литвак подряд, то невольно оторопь берет. Потому что тут десятки разных стилей, как будто Света — это такое большое зеркало, и вокруг еще множество зеркал, и каждое проецирует свое стихостроение». Предисловие озаглавлено соответственно: «Личная антология Светы Литвак».
Был соблазн на этом рецензию и завершить. Тем более значительную часть текстов процитировать не получится — как в старом анекдоте: «тут показывать надо». В книге много визуальной поэзии, заставляющий вспомнить палиндромические автолитографии Роберта Раушенберга и Андрея Вознесенского. Кстати, с палиндромами Литвак чаще ведет игру, нежели пишет именно перевертыши:
* * *
накат станка закат стакана канат казаха танк Хасана —
глаз ищет долженствующую тут быть зеркальную анаграмму, а ее нет. Вот геометрические стихи в книге действительно геометричны. Но их тоже не процитируешь.
Такой многожанровый сборник легче всего метафорически определить как «очередной гвоздь в гробик постмодерна» или найти иную немудрящую красивость. В книге есть прямое и явное завершение концептуальной линии, предусматривающее выход в постгуманизм:
* * *
убаюкай меня, компьютер спой мне песенку, добрый принтер пожелай мне удачи, сканер поцелуй меня на ночь, ксерокс
Есть стихи, отнимающие хлеб у нейросети. Причем у ностальгической нейросети, еще понятной человеку:
Жила была коза. У нее было семеро козлят. Первый — ушастый, второй — философ, третий — хороший, четвертый — четвертый, пятый — шелудивый, шестой — щербатый, седьмой — ъ.
Тут канувший постмодерн делается жалко. Много столетий назад умер рыцарский роман. Зачем было глумливо добивать его «Дон-Кихотом»? Много десятилетий назад скончалась эпоха романтизма. Для чего Лотреамон спел ей издевательскую эпитафию «Песен Мальдорора»? А вот поди ж — по этим надгробным речам периоды и запомнили.
Постмодерн хитрее, слизистые его сердечки многокамерны и многочисленны. Лопаться они будут долго. Так это даже интересней. Впрочем, дело не в минувшей парадигме. Есть в «Агынстре» такой прозрачный текст:
ФИНАЛ ХОЛОДОВ
траурный ужин — финал холодов цапнет чудовище шустрых щеглов это — Юпитер, я — астронавт будет в галактике дезодорант ежели ежика жабой зовут их километры ленивей минут неопалимое огнеупорно парус рисуется спорта
Правда ж все очевидно? Автор сидит, смотрит в окошко, откуда в ответ ему глядит яркий по осени Юпитер. Поэт грустит о завершающихся осенних холодах, которые мы только и считаем холодами, ибо затем начнется зима, когда морозно уже всерьез. Оттого ежика с жабою жалко, но, вопреки ледяным закатам, над миром через полгода поднимутся облачные паруса лодочек. Это, конечно, лишь одна из явных интерпретаций.
Так — в мерцающих декорациях погоды и природно-настроенческих ассоциациях, с неочевидными аллитерациями, с коммуникацией на сверхвербальном уровне — пишет Наташа Малыш, автор пока нечасто публикуемый и, кстати, тоже интересно работающий с визуальной поэзией. Но это небольшое и частное пересечение поэтических речей: подобным образом располагаются Олимпийские кольца в многомерном пространстве. Если без метафор — с наследием (и последствиями) постмодернизма работают многие.
Только получается очень не у всех. Ибо «талант — единственная новость». Сказано давно, но ведь правда. А область приложения дара — дело третье. Кстати, деятельность Светы Литвак в поэтиках, странно именуемых «конвенциальными», не менее разнообразна. Но об этом не сейчас.
Вернемся к деятельности Евгения Степанова. Рецензируемая книга — его безусловная удача тоже. А вот дальше, по выходе экспериментальной антологии, пусть и представленной текстами одного автора, могут возникнуть разные варианты. Есть ведь другая ходячая фраза, чаще всего приписываемая Гору Видалу: «В мире меняется все, кроме авангарда». Может быть. Но мир авангарда — это как одна из многих вселенных: снаружи неподвижная и целостная, при взгляде изнутри — дивная. Достойная отражения и представления.
А книгу, как вы поняли, очень рекомендую. Ее можно долго читать и разглядывать, как иллюстрированную «Энциклопедию Вселенной» в детстве.
- М.: Вест-Консалтинг, 2020.[↩]