Ю. В. Манн. Творчество Н. В. Гоголя: смысл и форма

Новая книга выдающегося исследователя творчества Гоголя включает в себя классическую монографию «Поэтика Гоголя» и три десятка примыкающих к ней статей, объединенных в раздел «Вариации к теме: традиции и параллели». Большая их часть публиковалась в научной периодике и академических сборниках последних десятилетий, но собранные вместе, под одной обложкой с «Поэтикой», они составили внушительный свод трудов, превышающий объем самой монографии и охватывающий все пространство гоголевского творчества — от «Ганца Кюхельгартена» до «Размышлений о Божественной литургии». Музыкальный принцип построения книги, в которой каждая статья является углублением и развитием основной темы гоголеведческих штудий автора, позволяет увидеть движение исследовательской мысли во времени, в ее соотношении с различными подходами к проблемам поэтики писателя и глубинным смыслам его творчества.

Основные тенденции в изучении поэтики Гоголя в XX веке определили два этапных исследования — «Мастерство Гоголя» Андрея Белого (1934) и «Поэтика Гоголя» Ю. Манна (1978). Блестящая книга Белого была своего рода энциклопедией художественных форм и приемов, описывающей архитектонику поэтического мира Гоголя. Ю. Манн изменил масштаб и фокус исследования. Он вывел на первый план важнейшие универсалии гоголевского творчества и наглядно показал, как соотносятся в нем на уровне поэтики такие категории, как реальное и фантастическое, духовное и физическое, рациональное и алогичное, комическое и трагическое. Предметом его исследования было не только своеобразие художественных форм Гоголя, но в первую очередь — их онтологическая семантика. Именно этот аспект гоголевской поэтики становится доминирующим в новой книге ученого.

Вариации к ее главной теме сосредоточены вокруг таких граней художественного мира писателя, как природа его смеха, отношение к смерти, проблема человека, специфика гротескного стиля, соотношение эпического и драматического начал, жанровое новаторство и отношение к традиции. Развернутый характер получили обозначенные ранее параллели с Данте, Пушкиным, Достоевским, Кафкой. Два блока статей посвящены художественным принципам драматургии Гоголя и поэтике «Мертвых душ».

Многосмысленность текстов Гоголя ставит перед их исследователями необычайно сложные, порой неразрешимые задачи. Творчество писателя недаром называют «загадкой третьего тысячелетия». Оно ускользает от любых односторонних интерпретаций, сколь бы талантливы они ни были. Гоголя пытаются втиснуть в прокрустово ложе мистических учений, сексуальных лабиринтов, православных догматов, философских и антропологических парадигм. За всем этим кроется недоверие к гениальному художнику, которому отводится роль скромного иллюстратора умозрительных схем. Книга Ю. Манна исходит из «презумпции доверия» писателю и его текстам. Смысл и форма здесь не противостоят друг другу, но образуют диалогическую структуру, которая позволяет ученому объяснить «ряд острейших парадоксов» творчества писателя «со стороны поэтики, со стороны внутренней организации его художественного мира» (с. 329).

Особое место занимает в книге диалог с М. Бахтиным, с его концепцией карнавальной природы гоголевского смеха, начатый три десятилетия назад. Тогда на материале «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Ю. Манн показал, в чем Гоголь отходит от карнавального начала. Теперь, анализируя развитие и отчасти переосмысление традиции агиографической комики в поэтике «Шинели», он находит новые аргументы в споре об универсальности бахтинской модели карнавального смеха. По мысли Ю. Манна, Бахтин описывает не столько исторические формы карнавала, сколько его дух, его идею, поэтому он не может быть общей матрицей для таких художников, как Рабле и Гоголь, ибо смех Рабле, как было замечено еще Л. Пинским, «не претендует на сердечность и не взывает к сочувствию» (с. 660).

Оригинальную трактовку получает в книге проблема эволюции гоголевского стиля, выраженная через формулу «укрощение гротеска». Эту тенденцию в сфере поэтики позднего творчества писателя Ю. Манн связывает с этическими аспектами фантастики Гоголя в их соотношении со злом как онтологической категорией. Он полагает, что в художественном мире писателя действует «»немефистофелевский» принцип: ирреальные силы хотят зла и поступают в интересах зла» (с. 707). Отсюда вывод о преимущественно негативной этической окраске гоголевского гротеска. Поздний Гоголь стремится детерминировать зло, сведя его к определенным человеческим делам и поступкам, «а в чисто эстетическом аспекте — укротить гротеск» (с. 713).

«Над бездной Гоголя». Так названа завершающая сборник статья, посвященная книге А. Синявского «В тени Гоголя». В метафизическую бездну Гоголя, или, по терминологии Синявского, «некую мировую дыру», прикрытую бытовым камуфляжем, отваживались заглянуть немногие. Ю. Манн — посмел. Он увидел творчество писателя так, что за каждым словом художника, говоря языком самого Гоголя, открылась «бездна пространства» и необозримость его поэтического мира.

А. ГОЛЬДЕНБЕРГ

г. Волгоград