Шекспир за работой О книге Дж. Шапиро «1599. Один год из жизни Шекспира»

В 2022 году в издательстве «Рудомино» готовится к публикации интеллектуальный роман Дж. Шапиро «1599. Один год из жизни У. Шекспира» [Shapiro 2005]. Пролог к этой книге в сокращенном виде был напечатан в журнале «Иностранная литература» в 2014 году в тематическом номере «Беспокойное бессмертие: 450 лет со дня рождения Уильяма Шекспира» [Шапиро 2014]. Предваряя выход в свет книги Шапиро на русском языке, мы публикуем другой ее фрагмент — главу восьмую «Разве нынче праздник?», посвященную «Юлию Цезарю», пьесе, которой, как известно, Шекспир открывает «Глобус».

Имя Джеймса Шапиро, профессора Колумбийского университета, одного из самых авторитетных биографов Шекспира, практически не известно русскому читателю. Он автор таких бестселлеров в области интеллектуальной литературы, как «Сломанные копья, или Битва за Шекспира» (2005), «1606. Уильям Шекспир и год Лира» (2015) и др.

Биография Шекспира на протяжении нескольких столетий остается предметом для спекуляций, горячих споров, поддельных документов и оспоренных свидетельств. Опровергая теории о Бэконе, Рэтленде, Марло и других претендентах на авторство шекспировских пьес, стратфордианцы, к которым несомненно принадлежит и Джеймс Шапиро, используют доказательные факты, связывая биографическое и художественное. Основываясь на документальных свидетельствах, Шапиро предлагает новый исследовательский ход, повествуя не о жизни и творчестве английского драматурга в целом, но пытаясь восстановить события лишь одного года, объясняя шаг за шагом, какими были будни лондонского драматурга конца XVI века.

«1599. Один год из жизни У. Шекспира» — книга, которая вписывается в большей степени в ряд шекспировских биографий (Ст. Гринблатта, П. Акройда, Ч. Николла, М. Вуда и др.¹), нежели литературоведческих исследований, приобретших в XXI веке особую популярность и снискавших любовь публики. Безусловно, эссеистический стиль изложения и ориентация на широкий круг читателей диктуют свои условия, среди них — значительное упрощение исторических и/или литературоведческих фактов. Опираясь на архивный материал (рукописи, книги историков — современников Елизаветы, государственные акты и т. д.), Шапиро стремится не только приблизить к широкому читателю Шекспира-человека (о нем известно крайне мало), но и воссоздать атмосферу конца XVI века, когда англичане, с одной стороны, опасались вторжения испанского флота, с другой — вынуждены были решать ирландский вопрос, а с третьей — замерли в ожидании смены монарха.

В романе Шапиро четыре части — четыре времени года. В 1599 году Шекспир создает такие пьесы, как «Генрих V», «Как вам это понравится», «Юлий Цезарь», «Гамлет». Рассказывая о каждой из них, Шапиро убеждает читателя в том, что между ними есть неразрывная связь — прежде всего на уровне образности.

Зимой 1599-го в Лондоне происходит немало событий. Граф Эссекс отправляется в Ирландию с целью подавить восстание. Неожиданно умирает знаменитый поэт Эдмунд Спенсер. Шекспир пишет хронику «Генрих V». Его труппа исполняет при дворе вторую часть «Генриха IV», дополненную новым прозаическим эпилогом, в котором, как показывает Шапиро, проявляется артистическое кредо Шекспира.

Весной Театр, переместившись на другую сторону Темзы, обретает новое имя — «Глобус», на открытие которого Шекспир пишет «Юлия Цезаря». Летом в пиратском сборнике «Страстный пилигрим», изданном У. Джаггардом, выходят в свет несколько сонетов за именем Уильяма Шекспира, а сам драматург, закончив пьесу «Как вам это понравится», отправляется домой, в Стратфорд, решать дела, связанные с наследством его предков, а также фамильным гербом. Осенью самовольно оставивший Ирландию граф Эссекс впадает в немилость королевы. Шекспир же, тщательно изучив эссе Монтеня в английском переводе и Корнуоллиса, начинает работу над «Гамлетом».

Несмотря на детальное воссоздание исторического фона, Шапиро прежде всего интересует биография Шекспира как драматурга (тогда как большинство современных биографов пишут о жизни Шекспира как таковой, а не его творческой биографии) — какие книги тот читал, какие проповеди слушал, с какими драматургами и актерами имел дело — в романе детально показан фрагмент его жизни от демонтажа Театра в декабре 1598-го до начала работы «Глобуса» осенью 1599-го. Портрет Шекспира, созданный Шапиро, по его же признанию, — это по большей части портрет Шекспира за работой («От автора»). Шапиро рисует образ драматурга, далекого от разгульной лондонской жизни, его герой — домосед, проводящий время за чтением Плутарха, Холиншеда и Монтеня.

Тем не менее человеческое Шекспиру было отнюдь не чуждо. Шапиро подчеркивает: Шекспир долгие годы жил на два города и играл две разные социальные роли: в Стратфорде его знали как инвестора, владельца одного из самых богатых домов города (Нью Плейс), зажиточного горожанина, державшего в своих амбарах внушительные запасы солода (Шекспир планировал выручить неплохие деньги за продажу солода, см. главу 12 — «Арденский лес»), а в Лондоне — как талантливого драматурга и автора медоточивых сонетов. Не случайно, пишет Шапиро, в комедии «Как вам это понравится» появляется эпизодический персонаж — лукавый землевладелец по имени Уиль­ям, дела которого идут вполне себе неплохо (V, 1).

По жанровой установке книга Шапиро наследует традиции исторических романов Вальтера Скотта [Dobson 2005]. Шапиро передает атмосферу лондонской жизни конца XVI века, обсуждая с читателем новости и сплетни большого города, проповеди и памфлеты, курьезные случаи придворного и общедоступного театров и т. д., культуру и жизнь площади, на которой лежит «печать площадной неофициальности и свободы» [Бахтин 2021] во всей ее речевой полноте — с ругательствами, клятвами, пересудами, криками торговцев и глашатаев города, проповедями у Креста Собора св. Павла…

Книга Шапиро обрамлена Прологом и Эпилогом, словно перед нами пьеса елизаветинского периода. Пролог переносит нас в морозное декабрьское утро 1598 года: вооруженный отряд направляется в Шордич, лондонское предместье, чтобы самым решительным образом поставить точку в тяжбе с арендодателем за здание Театра. Это поворотный пункт в карьере не только Слуг лорда-камергера, но и их постоянного драматурга — Уильяма Шекспира. Воссоздавая контекст событий, Шапиро-романист рассказывает читателю в деталях, как Театр, разобранный по бревнышку 28 декабря 1598 года, был переправлен через Темзу в другую часть Лондона, и развенчивает миф о том, что строительные материалы якобы везли на санях по замерзшей Темзе, а затем возвели вновь за очень короткий срок.

С точностью очевидца автор рассказывает читателю о демонтаже здания Театра («Пролог»):

Прибыв на место, тут же принялись за дело. Зимний день короток — засветло не управишься: рассветало в начале девятого, а часам к четырем уже смеркалось. До полнолуния оставалось четыре дня, но из-за снегопада даже при лунном свете работать было практически невозможно <…> Уже смеркалось, когда каркас Театра уложили на телеги, и лошади, то и дело спотыкаясь и грузно ступая, поволокли дубовые столбы весом в полтонны каждый по заснеженным улицам Лондона (здесь и далее фрагменты из книги Шапиро цитируются в моем переводе. — Е. Л.).

В шестой главе мы наблюдаем за возведением стен «Глобуса», и не раз возникает ощущение, будто рассказ ведется от лица Питера Стрита, бригадира, руководившего строительными работами. Речь самым подробным образом идет о заливке фундамента, замене поврежденных брусьев и работе распиловщиков, особенностях облицовки здания «Глобуса». Совсем не случайно в комментариях к книге появляется работа Бальтазара Жербье о технологии строительства в XVII веке — вероятно, Шапиро изучил ряд специализированных работ такого рода [Gerbier 1663; Edmond 1992].

Еще один ярчайший пример — демонтаж витражных стекол в Часовне Гильдии на Черч-стрит в Стратфорде и их замена обычным стеклом в начале 1570-х годов. Шапиро и здесь воссоздает объемную картину — мы видим не только стекольщика и толпу зевак, но и уличных мальчишек (возможно, среди них был и маленький Шекспир?), которые, разинув рты, подбирают с земли цветные камушки с изображением Пресвятой Девы Марии или святого Георгия, последние свидетельства католицизма в Англии. По той же причине городские власти принимают решение забелить католические фрески часовни. Воссоздавая контекст 1570-х, Шапиро-романист предполагает, что маленький любознательный Уилл, знавший к тому времени имена святых, представлял в своем воображении на забеленных стенах собора:

Из всех фресок в часовне Стратфорда юный Уилл Шекспир, вероятно, больше всего мечтал бы увидеть изображение святого Георгия, пронзающего копьем шею дракона (его копье, особенно навершие, чем-то напоминает копье на шекспировском гербе). Шекспир, родившийся 23 апреля, в день святого Георгия, питал особую симпатию к этому святому <…> Среди многочисленных празднеств Стратфорда одно из самых известных — шествие в честь святого Георгия в Чистый Четверг. Эта традиция прервалась в 1547-м, но при Марии Тюдор ее снова возобновили. В Стратфорде сохранились документы, согласно которым для праздника были заказаны костюмы, дракон, порох, упряжь святого Георгия и два десятка колокольчиков…

В книге Шапиро подробно описано и путешествие Шекспира из Лондона в Стратфорд весной 1599 года. Еще со времен Джона Обри известно, что Шекспир бывал в родном городе хотя бы один раз в году («He was wont to go to his native country once a year» [Aubrey 1983: 286]). Выезжая из Лондона, Шекспир прекрасно знал: его ожидает путь более чем прозаичный — несколько дней пути по ухабистой дороге в жестком седле, а вечерами — отдых в таверне, кишащей блохами. Бывало, Шекспир присоединялся к Ричарду Гринуэю, известному лондонскому перевозчику, и они коротали время предавшись беседе…

В один из весенних дней 1599 года мы оказываемся вместе с Шекспиром в центре Стратфорда. Жизнь в провинции кипит — городок все еще отстраивается после пожаров 1594–1595 годов. Как знать, судачили пуритане, возможно, на жителей обрушилась кара Господня за грехи и осквернение церковных праздников. На самом деле, поясняет Шапиро, главный виновник пожаров — маленькие мастерские, использовавшие уголь для производства солода. Шапиро, подобно Шекспиру, всегда смотрит на ситуацию с двух сторон — изнутри, как если бы он был современником драматурга, и отстраненно, с позиции историка и/или филолога.

Особый сюжет книги — отношения Елизаветы и графа Эссекса. Наряду с Шекспиром, они также становятся главными героями повествования. Шапиро рисует портрет королевы на закате правления, показывая ее хитрость, скупость и эгоцентризм. Опираясь на воспоминания французского посланника де Месса (ими же воспользовались впоследствии Акройд и Гай [Гай 2020; Акройд 2020]), Шапиро подробно воссоздает детали туалета королевы, ее кокетство, а также болезненное отношение к старости. Елизавета в 1599-м, по мнению Шапиро, — увядающая Клео­патра, все еще верящая в свои чары.

В первой главе книги «Уилл против Уилла» на основе заметок путешественников, таких как Т. Платтер и П. Хенцнер, Шапиро описывает убранство дворца Уайтхолл (где Шекспиру не раз приходилось бывать), уделяя особое внимание покоям королевы, — мы видим позолоченный потолок ее опочивальни, кровать из орехового дерева с серебряным пологом, экзотическую купальню с устричными раковинами и камнями, по которым стекает вода. Шапиро также приоткрывает для читателя коллекцию сокровищ дворца, поражавшую англичан и путешественников своим разнообразием. Здесь и бюст Аттилы, и заводные часы с изображением «эфиопа верхом на носорогах», и «солнечные часы в форме обезьяны», и портреты реформаторов церкви, и новые карты, и глобус, и многое другое. Безусловно, одна из самых ярких страниц романа — описание того, как Шекспир, спешащий на спектакль своей труппы в Уайтхолле, украдкой рассматривает убранство дворца, проходя из одного зала в другой.

Граф Эссекс показан в книге Шапиро как самый амбициозный фаворит Елизаветы, мечтавший возродить в Англии рыцарскую культуру, вернув ей былую славу. Не случайно во время похода в Ирландию Эссекс устраивает праздник в честь Ордена Подвязки и отмечает его с невиданным размахом, тем самым демонстрируя верность рыцарским идеалам. Закат рыцарства совпадает в Англии с началом ее имперских устремлений — позднее новоиспеченные рыцари Эссекса, разочаровавшись в военных кампаниях, обратятся к торговым экспедициям, за которыми будущее. Иллюстрируя эту мысль, Шапиро приводит слова знаменитого мореплавателя Ричарда Хаклута из «Основных плаваний <…> английской нации» — теперь Англию будут прославлять не рыцари, но торговцы и моряки [Hakluyt 1598–1600]. Описывая его деятельность, Шапиро подмечает маленькую, но важную деталь: Хаклут прекрасно понимал, куда дует ветер перемен, и потому, готовя к печати второй том своего сочинения во время опалы Эссекса — после провала военного похода в Ирландию, — просит снять с обложки портрет бывшего фаворита.

В хрониках Шекспира отражается давний интерес драматурга к рыцарскому кодексу. Так, в первой части «Генриха VI» драматург показывает его обесценивание — граф Толбот в гневе срывает с Фальстафа Орден Подвязки, а затем предается рассуждениям о былой воинской доблести англичан. Мысль о закате рыцарства находит отражение и в «Гамлете» — Шапиро комментирует сцену, в которой Гамлету сообщают о пари Лаэрта и короля по поводу грядущего поединка — Лаэрт ставит на кон «шесть французских рапир и кинжалов с их принадлежностями» против «шести берберийских коней» короля (V, 2, перевод М. Лозинского).

Шапиро полагает, что на Рождество 1599 года при дворе скорее всего исполняли шекспировскую хронику «Генрих IV», где с самых первых строк Шекспир затрагивает еще одну актуальную для лондонцев тему — войны с Испанией. По сохранившимся государственным документам эпохи Шапиро реконструирует историю несостоявшегося вторжения. Описывая приготовления англичан ко вторжению испанцев, Шапиро использует очень удачное, исполненное иронии, словосочетание — Невидимая армада (The Invisible Armada), перифраз знаменитого названия испанской флотилии — «Непобедимой армады», разгромившей англичан в 1588 году. Фраза восходит к комментариям Ф. Бэкона к историческому труда У. Кемдена «Анналы» (на лат., 1615) [Bacon 1864].

Опираясь на работы известного историка, современника Шекспира Джона Стоу [Stow 1601], Шапиро восстанавливает события августа 1599-го, когда, опасаясь испанцев, англичане тщательно готовились к обороне столицы. Мы оказываемся в Лондоне, оцепленном английскими солдатами и освещенном 24 часа в сутки. Чтобы враг не смог незаметно проникнуть в город, на улицах — cверху — протянуты веревки: на них висят фонари и свечи. Остро стоит вопрос и об обороне Темзы.

Бытовая и социальная жизнь Англии в книге Шапиро показаны мастерски, однако историческое часто перевешивает литературное; в литературоведческой части книги Шапиро скорее обобщает накопленный опыт своих предшественников, нежели открывает читателю новое прочтение пьес. Порой при чтении книги возникает ощущение, что, следуя заветам «нового историзма», биограф слишком увлечен историческими параллелями и потому смотрит на историю исключительно с точки зрения того, как она могла отразиться в текстах Шекспира [Dobson 2005], отбрасывая все остальное.

Самый важный вопрос, возникающий при чтении книги, — почему 1599? Ответ опять же не нов и сформулирован задолго до Дж. Шапиро. 1599-й для Шекспира — время напряженного творческого поиска. Драматург уже хорошо известен в Лондоне, фразы из его пьес повторяет весь Лондон — и простой люд, и знатные вельможи.

Последний год XVI века принес англичанам немало волнений. Не имея достоверных источников информации, елизаветинцы не понимали, что будет и кому верить. По мнению Шапиро, именно театр становится в это время их надеждой и опорой, местом силы и отдохновения. Шекспир беседует со зрителем отнюдь не об отвлеченных событиях древнего Рима или средневековой Вероны — он ставит в своих пьесах социальные проблемы, волновавшие каждого елизаветинца. Не случайно в улучшенной версии эпилога ко второй части «Генриха IV», которую анализирует Шапиро, появляется новая, важная для Шекспира мысль — о партнерстве зрителя и драматурга, а также аналогия между театральным товариществом и акцио­нерным обществом. Публика — «любезные кредиторы», а следовательно, она разрешает своему заемщику работать так, как ему хочется, выдав ему своеобразный кредит доверия (глава первая — «Уилл против Уилла»).

Шекспир писал прежде всего для своей публики, а не для читателя, — для зрителя партера и для образованных вельмож, и потому перед ним стояла сложная задача — заинтересовать разные слои публики. Новый театр — «Глобус» — подарил Шекспиру возможность воспитать нового зрителя, привить ему новый вкус.

К концу 1590-х Шекспир осознает: старый тип драматургии исчерпал свои возможности, и нужно либо искать новые жанры, либо иначе трактовать старые (как это произойдет, например, с жанром трагедии мести). Один из поводов для обновления вполне бытовой — конфликт Шекспира с ведущим комиком его труппы, клауном Уильямом Кемпом, мастером импровизационного жанра, любителем джиг и морисовой пляски, протанцевавшим однажды путь от Лондона до Норича, прыгая по кочкам и по дорожной грязи². Кемп, любимец публики, был прекрасно известен в Лондоне ролью Фальстафа в «Генрихе IV» и в «Виндзорских насмешницах» и констебля Догберри в комедии «Много шума из ничего».

С уходом Кемпа из труппы, как известно, изменятся и шуты шекспировских спектаклей. Их будет играть Роберт Армин, новый актер труппы. Именно ему Шекспир поручит роль Жака-меланхолика в комедии «Как вам это понравится», где столкнет два амплуа — клауна и шута; впоследствии Армин сыграет могильщика в «Гамлете». Если Кемп славился даром импровизации и часто говорил от себя, то Армин был острослов и любил развлекать публику, наставляя ее. Одна из самых блистательных его ролей — остроумный шут Оселок из «Как вам это понравится». Для Оселка Шекспир даже вводит романтическую линию (в конце пьесы Оселок находит счастье с деревенской девушкой Одри), которой всегда так противился Кемп.

Обращаясь к жанру хроники, размышляя над событиями национальной истории, Шекспир модернизирует этот жанр, фактически создавая его. Восприятие истории постоянно меняется, и потому, с его точки зрения, восхвалять героизм англичан прошлого нельзя, не учитывая опыт современности. В хрониках нередко возникают параллели с современностью — например, исследователи не раз обращали внимание на сопоставление вторжения Генриха V во Францию и кампании Эссекса в Ирландии (см.: [Murphy 1996; Altman 1991; Neill 2000]). Новизна шекспировской трактовки, подчеркивает Шапиро, прежде всего в том, что хронику пронизывает мысль о современном положении дел Ирландии. В финале пьесы Шекспир неожиданно возвращает зрителя к современности, приглашая его подумать о военной кампании Эссекса и о том дне и «добром часе», когда войско Эссекса вернется из Ирландии в Лондон (см. Пролог к пятому акту). Шекспир не случайно противопоставляет патриотическое движение оппозиционному, выступающему против войны, — он видит свою цель не в утверждении одной точки зрения, но в сплочении нации, чьи отцы и сыновья умирают сейчас на поле боя. Пьеса о военных победах предков должна поддержать англичан, дать им надежду на будущее в трудный для страны момент.

Сталкивая в своем романе разные точки зрения на войну в Ирландии, приводя примеры из переписки дворян, а также из баек и пересудов, Шапиро убеждает читателя в одном — англичане были настолько обескуражены последними событиями, что не знали, как реагировать на противоречивые новости. Именно об этом говорит Молва в Прологе ко второй части «Генриха IV»:

На языках моих трепещет ложь:

Ее кричу на всех людских наречьях,

Слух наполняя вздорными вестями.

Про мир толкую, а меж тем вражда

С улыбкой кроткой втайне мир терзает.

(Перевод Е. Бируковой)

Шекспировский театр начинает исподволь формировать общественное мнение, становясь центром внимания и отражая перемены, витавшие в воздухе, — от Реформации и войны в Ирландии до далеких ост-индских замыслов.

На риторику шекспировских хроник оказали большое влияние проповеди Ланселота Эндрюса, одного из самых красноречивых ораторов своего времени³. 21 февраля 1599 года, в Пепельную среду, Эндрюс читает Великопостную проповедь в Ричмонде — на следующий день после того, как шекспировская труппа сыграла во дворце спектакль, и накануне военного похода Эссекса в Ирландию. О том, что Шекспир слышал проповедь Эндрюса, полагает Шапиро, свидетельствуют две идеи из «Генриха V», отсутствующие в сюжетных источниках пьесы и, вероятно, почерпнутые из проповеди. Во-первых, оправдание церковью наступательной войны. В хронике Шекспира Епископ Кентерберийский, полагая, что для вторжения есть законные основания, благословляет короля на войну:

Властитель мой,

Восстаньте, взвейте наш кровавый стяг!

На мощных предков обратите взор;

И на могиле прадеда-героя,

Вам давшего на Францию права,

Его бесстрашный дух вы призовите

И деда (I, 2).

Во-вторых, война — время молитвы, воззвания к Богу, ибо победа всегда в руках Господа. То же самое говорит перед битвой при Азенкуре и Генрих V: «Твоя десница, Боже, / Свершила все! Не мы, твоя десница» (перевод Е. Бируковой, IV, 8).

Пожалуй, с точки зрения исторических параллелей убедительнее всего центральная глава книги, посвященная «Юлию Цезарю», — «Разве нынче праздник?». Шекспир cоздает «Юлия Цезаря» во времена религиозного раскола в Англии и решения важнейшего вопроса о престолонаследии. В это время остро стоит вопрос о политическом убийстве, и Англию накрывает волна покушений на жизнь Елизаветы. В «Юлии Цезаре» Шекспир, занимая позицию вненаходимости, показывает, к каким непредсказуемым последствиям это может привести. В начале трагедии он приводит доводы за освобождение Рима от деспота, а в развязке показывает беспорядок и смятение в обществе после устранения Цезаря. Тиран — нарыв на теле государства (метафора елизаветинского времени), однако, избавившись от одного диктатора, государство не сумеет излечиться, поскольку его место займет другой, подобно Фортинбрасу в «Гамлете».

В «Юлии Цезаре» Шекспир не только задается вопросом об этическом выборе граждан, но и показывает перемены в обществе, рожденные религиозными противоречиями — в частности, постоянными изменениями в национальном календаре, а также перестройкой внутреннего убранства церквей. Согласимся с метафорой Шапиро: пожалуй, лучше всего о взглядах Шекспира на религию расскажут стены часовни Гильдии его родного города, на которых сквозь побелку проступают католические фрески.

Не случайно, полагает Шапиро, в начале пьесы звучат два вопроса, столь насущные для елизаветинцев, — разве нынче праздник? и какой же — государственный или религиозный? Неужели Цезарь хочет использовать религиозный праздник для достижения политических целей?

Шапиро солидарен с другими исследователями в том, что, говоря о древнем Риме, Шекспир сравнивает его с современной Англией (см., например: [Rose 1989; Liebler 1995]). В книге не раз звучит мысль о том, насколько Елизавета дорожила родством древнего Рима и Англии, — фасады дворца Нонсач были расписаны сценами из истории из Древнего Рима, а говоря об истории Вудстока, елизаветинцы всегда подчеркивали, что дворец появился во времена правления Юлия Цезаря. Даже Брута и Антония, беседующих с толпой после убийства Цезаря, Шекспир, по мнению Шапиро, видит не на Римском форуме, а на кафедре у Креста святого Павла.

В своей книге Шапиро развивает известную мысль о том, что в шекспировских пьесах 1599 года чувствуется желание драматурга преодолеть жанровые штампы и условности, обновить тип конфликта, сделав акцент не на внешнем, а на внутреннем. Так, в хронике «Генрих V» Шекспира интересуют не столько противоречия между Генрихом и французским дофином, сколько расхождение между тем, что происходит на сцене, и тем, как Хор комментирует события. Тот же акцент сделан и в «Гамлете», и в «Как вам это понравится».

Главы 12 и 13, посвященные комедии Шекспира «Как вам это понравится», одни из самых удачных и интересных в книге. Особенно это касается трактовки Арденского леса в контексте шекспировской биографии. Об интерпретации Ардена написано немало статей, но большая часть из них связана скорее с социальной проблематикой пьесы, нежели с биографией Шекспира (cм.: [Willis 1988; Wilson 1975; 1992; Daley 1983; 1985]).

Опираясь на статьи А. С. Дейли (см.: [Daley 1983; 1985] и др.), Шапиро показывает, что основное место действия (Арденский лес) отнюдь не случайно. Арден — место детских воспоминаний драматурга, овеянное легендами; в 1599 году Шекспир пытается получить наследственный герб и вернуть утраченное наследство по линии матери, предки которой — из древнего рода Арденов. К концу XVI века Арденский лес давно потерял былое великолепие, большая его часть была вырублена из-за огораживания земли, практики, широко применявшейся во времена Шекспира. «Арденский лес постигла та же участь, что и католические фрески в церкви и часовне Стратфорда, забеленные краской, — место бескрайнего леса, богатого тайнами и преданиями, заняли пастбища и просеки», — пишет Шапиро.

В «Как вам это понравится» образ Ардена двояк: перед нами Арден идеализированный, с детства существовавший в воображении Шекспира, и Арден настоящий — частично вырубленный лес времен Елизаветы. По мнению Шапиро,

даже в двух разных изображениях Арденского леса в этой пьесе — зеленом лесе прошлого и вырубленном, огороженном и убыточном для экономики страны лесе настоящего — проглядывают черты двух разных вариантов арденского наследства Шекспира. Мечты о героическом прошлом его семьи и их связи с Арденами, корнями уходящей к тем временам, когда лес обладал былым великолепием, столкнулись в сознании Шекспира с реальностью — с тем, что его предки с обеих сторон были всего лишь земледельцами (глава 12, «Арденский лес»).

Основная же идея одиннадцатой главы («Нет условностям!») — в том, что любви главных героев — Орландо и Розалинды — препятствуют не родители девушки или соперник, как принято в жанре комедии, — но сам Орландо, мыслящий заученными клише. Орландо пишет стихи, восхваляющие Розалинду, которые та с презрением отвергает. Шекспир показывает, что между истинной поэзией и фальшивой та же непреодолимая преграда, что и между настоящим чувством и неискренним. В «Как вам это понравится» драматург обновляет жанр комедии за счет интериоризации конфликта.

В стихотворении «Памяти возлюбленного мной мастера Уильяма Шекспира», опубликованном в Первом Фолио (Шапиро цитирует его в самом начале книги — «От автора»), Бен Джонсон называет Шекспира «душой своего века» и «чудом нашей сцены» («I therefore will begin: Soul of the age! / The applause! delight! the wonder of our stage!»). В своем исследовании Шапиро неоднократно уверяет в этом читателя: Шекспир горячо отзывался на современные события, создавая не столько пьесы, интересные для публики, сколько «краткие летописи» своей эпохи.

В попытке доказать, что Шекспир не сошел к нам с другой планеты и автором гениальных творений является именно он, романист порой забывает о той точке зрения Шекспира, которую сам неоднократно подчеркивает, — позиции вненаходимости Шекспира, его нарочитого остранения, выводящего зрителя и читателя из «автоматизма восприятия» [Шкловский 1929: 13]. Безусловно, Шекспир принадлежит не только елизаветинской эпохе, но и всему миру, и потому, по слову Гете, «несть ему конца»…

Джеймс Шапиро

Глава 8

РАЗВЕ НЫНЧЕ ПРАЗДНИК?

Перевод Е. Луценко

Пьеса Шекспира «Юлий Цезарь» долгое время интересовала исследователей лишь захватывающим политическим сюжетом и памятными персонажами. Издатели XVII века полагали, что в отображении исторических религиозных событий Шекспир допустил немало ошибок, и потому либо вычеркивали, либо изрядно редактировали подобные сцены. В 1693 году Томас Раймер объявил шекспировские анахронизмы святотатством, тем самым дав понять, насколько устоявшиеся к его времени представления о том, как показывать на сцене Древний Рим (с точки зрения традиции, политики и религии), расходятся с представлениями елизаветинцев. Проблемы, которым елизаветинцы были свидетелями как в жизни, так и на сцене: убийство тирана, престолонаследие, изменение календаря, — порождены их собственным религиозным расколом. В «Сравнительных жизнеописаниях» Плутарха Шекспир, как и подобает истинному гению, сумел увидеть злобу дня своих современников.

После того как Генрих VIII разорвал все отношения с Римом, жизнь англичан сильно поменялась; наряду с религиозной политикой сильно обновилась и государственная. Надежда на примирение государства и церкви становилась все призрачней с каждой новой законодательной инициативой Тюдоров — принятием законов о Признании короля главой церкви (Супрематии), о Подчинении духовенства, о Единообразии общественных молитв, а помимо этого, официальным переходом из католицизма в протестантизм и затем обратно, — все это случилось менее чем за четверть века. Пий V, папской буллой 1570 года объявивший королеву Елизавету еретичкой и освободивший англичан от исполнения ее указов, только усугубил ситуацию — английские католики теперь разрывались между верностью церкви и государству. Те, кто принял вердикт Римской католической церкви (хотя только крайние радикалы отважились на такой шаг), вполне могли, находясь в здравом уме и твердой памяти, одобрить и убийство деспотичной королевы Елизаветы.

Когда стало очевидным, что Елизавета не собирается выходить замуж и рожать детей, члены Тайного совета не на шутку обеспокоились: а что если на престол после ее смерти взойдет католик, который будет править протестантской Англией как квазиреспубликанец? Королеву, должно быть, очень задевали высказывания Тайного совета о том, что решение о наследнике касается не только ее лично, но и народа. Эта мысль нашла отражение в современных трактатах, например в «Положении дел в Англии» (1600) Томаса Уилсона.

1. См.: [Acroyd 2005; Greenblatt 2004; Nicholl 2007; Wood 2003].[↩]
2. См. памфлет У. Кемпа «Девятидневное чудо…» (1600): [Kemp 1840].[↩]
3. О проповедях в елизаветинскую эпоху см.: [McCullough 1998].[↩]