СПРАВКА
по делу ГРУЗИНСКОГО-БАГРАТИОНИ Петра Петровича
ГРУЗИНСКИЙ-БАГРАТИОНИ П. П. арестован 27 марта 1945 года НКГБ ГССР по ст. 58–10 ч. 2 и 58–11 УК ГССР за совершенные им преступления, выразившиеся в том, что, считая себя первым и единственным наследником последнего царя Грузии, мечтал о восстановлении в ней монархического строя.
Осенью 1944 года сгруппировал вокруг себя антисоветски настроенную молодежь, возглавив созданный им же так называемый литературный салон, под прикрытием и на сборищах которого совместно со своими единомышленниками систематически занимался сочинением и распространением антисоветских стихов, организовал выпуск рукописного журнала, где в завуалированном виде протаскивались антисоветские стихи, каковой распространялся среди узкого круга знакомых.
По делу ГРУЗИНСКОГО-БАГРАТИОНИ П. П. проходит всего пять человек, которые Верховным судом ГССР от 8 апреля 1947 г. осуждены на разные сроки лишения свободы.
В отношении ГРУЗИНСКОГО-БАГРАТИОНИ П.П. определением Верховного суда ГССР от 7 мая 1946 года делопроизводство прекращено ввиду невменяемости обвиняемого с помещением последнего в психиатрическую больницу на предмет лечения до выздоровления 1 [Kipshidze 2011: 159].
Фамилия Багратион в России, что называется, на слуху. Известна она благодаря двум обстоятельствам. Во-первых, благодаря военным подвигам ученика Суворова, генерала от инфантерии Петра Ивановича Багратиона, смертельно раненного в Бородинском сражении в 1812 году. Во-вторых, благодаря замечательным литературным произведениям в XIX веке и кинематографу в веке ХХ, обессмертившим это имя. Генерал Багратион увековечен на памятнике «Тысячелетие России». Первым, кто ввел его в русскую литературу, был Г. Державин, позволивший себе следующую игру слов (и орфографическую неточность):
НА БАГРАТИОНА
О, как велик, велик На-поле-он!
Он хитр, и быстр, и тверд во брани;
Но дрогнул, как к нему простер в бой длани
С штыком Бог-рати-он.
1806
Первым в Российскую империю приехал дед Петра Ивановича, побочный сын картлийского царя царевич Александр (при рождении Исаак-бег). Причиной отъезда были разногласия с семьей, произошло это в декабре 1758 года. В апреле 1759-го, после обращения к императрице Елизавете Петровне, он получил российское подданство и поступил на военную службу. Известно, что вначале он был зачислен в гарнизон Астрахани, а в 1761 году в чине подполковника переведен в грузинский конный эскадрон, расположенный в крепости Кизляр.
Тут следует сказать, что по данным грузинского историка Иосифа Бичикашвили, автора вышедшей в Тбилиси книги о династии Багратиони, более двадцати генералов русской армии носили эту громкую фамилию. Это от всех ветвей, коих на сегодняшний день пять:
1) Багратиони-Грузинские (Царский дом Грузии);
2) Багратиони-Имеретинские (царская линия, сегодня носят титул светлейших князей Багратиони-Джапаридзе);
3) княжеский род Багратиони-Давитишвили, или Давыдовы, от царевича по имени Давид (ныне угасшая российская ветвь; грузинская ветвь этих князей сегодня самая многочисленная среди других линий Багратиони);
4) княжеский род Багратиони-Мухранели, или Мухранские, по названию небольшого селения Мухрани;
5) княжеский род Багратиони-Бабадиши (Багратион-Бабадишевы); турецко-персидское слово «бабадиш» означает «сын старшего», слово «Баграт» в переводе с персидского означает «Богом данный».
Таким образом, царских родов два: Грузинские — потомки царей единой Грузии, после ее распада правили в Восточной Грузии со столицей в Тбилиси; и Имеретинские, правившие в Западной Грузии со столицей в Кутаиси. После расторжения императором Александром I Георгиевского трактата Багратионов занесли в дворянские книги, переселили в Санкт-Петербург и в Москву. Но переселили лишь представителей двух царских домов, княжеские дома Багратионов не трогали.
Манифестом императора Александра I от 12 сентября 1801 года в Грузии упразднялась царская власть, а страна объявлялась частью российской территории — Тифлисской губернией. Насильственное присоединение Восточной Грузии к России стало нарушением условий Георгиевского трактата 1783 года.
Поселившиеся в России дети царей Ираклия II и Георгия XII носили официальный титул Грузинских царевичей и царевен. Положением Государственного Совета от 12 сентября 1804 года и Комитета министров от 26 марта 1812 года было определено, что «царевичи, сыновья Грузинских царей, сами по себе сохраняют сие титло; дети же их именуются князьями Грузинскими, а дети царевичей Имеретинских — князьями Имеретинскими и, таким образом, будут уважены с первыми родами Империи <…> следовательно, с князьями светлейшими».
До 1865 года представители этих ветвей рода Багратиони титуловались Cиятельствами. В 1865 году император России Александр II пожаловал потомкам царей Грузии и Имеретии титул светлейших князей. Этим актом потомки царей Грузии и Имеретии были уравнены с первыми родами империи — светлейшими князьями, которых в Российской Империи было всего несколько фамилий. Все остальные представители рода Багратиони носили только княжеский титул, то есть князья Багратион-Бабадиши, князья Багратион-Давитишвили и князья Багратион-Мухранские.
Не только на военном поприще проявил себя род Багратионов, среди них есть и люди искусства, выдающиеся литераторы. Двоюродный брат деда Петра Петровича Багратиони-Грузинского Иван Григорьевич Багратион дружил и переписывался с Герценом, в 1865 году опубликовал в его журнале две статьи, одна посвящена грузинской, другая — восточной литературе. В них нет никакой политики, хотя это и «Колокол».
Другой родственник царевича Петра Грузинского, царевич Теймураз Георгиевич Багратиони (1782–1846), — ученый-кавказовед, собиратель древних рукописей, исследователь творчества Ш. Руставели, автор книг по истории Грузии и мемуаров о своих заграничных путешествиях. Царевич Теймураз стал действительным членом Российской академии наук и почетным членом ряда европейских научных сообществ. Это первый академик-грузин, старший современник Пушкина и Лермонтова, переживший их обоих.
У него, как и у многих Багратиони, бурная биография. Он не принял расторжения Георгиевского трактата, бежал в Персию, во время русско-персидской войны командовал персидской артиллерией, но после поражения в 1810 году прекратил сопротивление и сдался в плен. В 1811 году он переехал в Петербург, где получал пенсию и жалование, владел особняком на Васильевском острове. Писал на русском и грузинском, переводил с персидского, знал французский, немецкий, итальянский, латинский, греческий языки. Переводил на грузинский Тацита, Вольтера и Пушкина. В 1895-м в Тбилиси был опубликован по-русски его очерк «Взятие Тифлиса Ага-Магомет-ханом в 1795 году». Его огромное рукописное наследие находится в Петербургском отделении Института востоковедения.
Еще один царевич — Иоанн Георгиевич Багратион (1768–1830), второй сын Георгия XII, написал на грузинском своего рода трехтомную энциклопедию «Калмасоба» (русский перевод опубликован в 1945 году). Главный герой, монах Иоанн Хелашвили, путешествуя по Кавказу и ведя беседы с лицами из разных сословий Грузии, Армении и России, в занимательной форме сообщает читателю знания, которые автор почерпнул из современной ему русской и грузинской действительности. Иоанн Багратиони составил русско-грузинский словарь, перевел с французского «Логику» аббата Кондильяка, оставил несколько неопубликованных при жизни трактатов, где изложил свои взгляды на философию и государственное устройство.
Царь Картли Вахтанг VI (1675–1737) — поэт, переводчик с персидского и законодатель («Судебник царя Вахтанга»), автор в грузинских стихах «Ответов Сократа», великий просветитель, создавший в 1709 году первую в Тбилиси типографию.
И, наконец, царь Картли-Кахети Теймураз I (1589–1648) — выдающийся поэт своей эпохи. Знаменита его агиографическая поэма «Кетеваниани» («Мученичество царицы Кетеван»). Он написал романтические поэмы: «Иосеб-Зилиханиани» («Юсуф и Зулейха»), «Лейл-Меджнуниани» («Лейла и Меджун»), «Шампарваниани» («Свеча и мотылек»), «Вард-булбулиани» («Роза и соловей»). Теймураз Багратиони использовал персидскую систему стихосложения — 16-сложный стих шаири, которым также писал Ш. Руставели.
Вот те, кому Петр Петрович Багратиони-Грузинский, о котором речь в секретной справке в начале статьи, наследует по линии изящной словесности.
Он был поэтом, сценаристом и переводчиком. Писал только по-грузински, переводил с немецкого и с русского, свободно общался на обоих этих языках. На его родине о Петре Грузинском знают все, это не преувеличение. Ведь он — автор слов знаменитой «Тбилисо», написанной в 1958 году к 1500-летию города. Во многих кинокартинах студии «Грузия-фильм» того периода звучат песни на его стихи. В России же он известен благодаря нестареющему хиту «Что заставляет меня петь?», той самой «Чито-гврито» из фильма Георгия Данелии «Мимино».
Интересно, что в этой культовой картине участвуют сразу два потомка рода Багратиони. В главной роли летчика Валико Мизандари снялся Вахтанг Кикабидзе: Манана, его мать, — княжна из ветви Багратиони-Давитишвили. Ну а слова песни, которая звучит в финале, когда вертолет летит над горным ущельем, написал прямой потомок Георгия XII, последнего царя Грузии, Петр Багратиони-Грузинский.
Он родился в 1920 году в Тбилиси. Отец поэта, светлейший князь Петр Александрович Багратиони-Грузинский (1857–1922), обладал до 1917 года титулом камергера (возможность входить к императору без доклада) и был также чиновником VI разряда по особым поручениям при наместнике Кавказа. Но костюм камергера — черный фрак на красной атласной подкладке, лента через плечо, орден равноапостольного князя Владимира на груди и платиновый ключ на поясе — не любил. Большую часть времени проводил в Тбилиси и на празднование 300-летия Дома Романовых не поехал, сказав в узком кругу: «Подумаешь, событие: 300 лет… Династии Багратиони больше тысячи лет». Вся дипломатическая деятельность наместника, связанная со встречами и переговорами с государями Востока — с персидским шахом, с турецким султаном, с королем Афганистана и другими правителями региона, — проходила с его участием. Совместно с братом и с писателем Ильей Чавчавадзе он основал Дворянский земельный банк в Тбилиси, который помогал сохранять родовые гнезда, уберегал их от распродажи иностранцам.
Он был женат на грузинской дворянке Тамаре Александровне Деканозишвили (1897–1977). Согласно свидетельству о браке, разница в возрасте между супругами составляла 40 лет. Их венчание произошло в 1915 году в церкви святой Варвары в Тбилиси. В браке родились двое сыновей. Обоим мальчикам дали императорские имена: старшего назвали Константин (1915), Петр родился пятью годами позже.
В 1918 году Грузия была независимой республикой с меньшевистским правительством под началом Ноя Жордании. После прихода 11-й армии под командованием А. Геккера и председателя Кавбюро С. Орджоникидзе Грузия с 1921 года стала советской республикой под властью большевиков. Несмотря на эти политические пертурбации, власти разрешили в 1922 году похоронить Петра Александровича Багратиони-Грузинского в родовой усыпальнице грузинских царей — соборе Светицховели, рядом с Георгием ХII и Ираклием II, подписавшим Георгиевский трактат. Там похоронены многие их предки, начиная с последнего царя единой Грузии Георгия VIII, умершего в XV веке. Такое решение правительства советской Грузии было необычным на фоне того, что происходило в советской России, где Романовы были уничтожены. Правда, мемориальную доску перед алтарем тогда не установили, произошло это только в 1960 году.
Константин, старший брат Петра Багратиони-Грузинского, глава Царского дома Грузии с 1922 по 1939 год, умер в возрасте 24 лет… Нет точных сведений, по какой причине это произошло, медицинское заключение о его смерти пока никто не обнаружил, и ничего определенного сказать по этому поводу нельзя.
Тамара Александровна Багратиони-Деканозишвили в момент смерти старшего сына была в ссылке в Башкирии. Она дважды подвергалась административной высылке из Грузии, как дворянка и жена камергера Императорского двора. Впервые ее выслали, когда П. Грузинскому было 16 лет. После смерти брата девятнадцатилетний Петр остался один в огромной квартире. Он к тому времени окончил Пятую железнодорожную школу и стал студентом Тбилисского университета, поступил на германский факультет, откуда перевелся на грузинскую филологию. Власти национализировали недвижимость, подселили в опустевшую квартиру «товарищей», оставив П. Грузинскому одну комнату. Один из его тбилисских адресов — улица Крылова, 10 (ныне улица Джансуга Кахидзе), детство Константин и Петр провели там.
Он писал стихи с 13 лет. Интересу к литературе способствовал круг общения рано овдовевшей Тамары Александровны. Она дружила с поэтами из объединения «Голубые роги» Тицианом Табидзе и Паоло Яшвили. Была знакома с Есениным, он приезжал в Тбилиси к «голуборогцам». Часто бывая с матерью на поэтических выступлениях, Петр и сам начал складывать слова в строки. Позднее в Грузию часто приезжал Б. Пастернак, переводивший «голуборогцев» Т. Табидзе, П. Яшвили и В. Пшавела. Известно, что однажды на курорте Бакуриани, где Тамара Александровна отдыхала с сыновьями-школьниками, П. Грузинский прочел свое стихотворение Пастернаку. Борис Леонидович выслушал стихи на непонятном ему языке и сказал: «Он будет отбирать хлеб у грузинских поэтов». Предрек судьбу. Сохранилось письмо Пастернака к Яшвили, где автор из Москвы передает привет П. Грузинскому, называя его домашним именем «Тэзик».
В университет он поступил в 1937-м, все выпускные экзамены сдал в 1941-м. Но к защите диплома его не допустили. То же самое происходило в Грузии и с другими носителями этой фамилии: им позволяли учиться, но не давали дипломов, то есть они были ограничены в правах. Без диплома П. Грузинский не мог работать по специальности, не мог преподавать, не мог устроиться на работу в государственную организацию, что по молодости лет его не очень-то и расстраивало. На фронт с началом Великой Отечественной войны он призван не был.
При Тбилисском университете организовался студенческий театр, где Петр Грузинский начал работать помощником режиссера. Руководил театром Пьера Кобахидзе, многие известные актеры начали там. В этом театре П. Грузинский поставил два спектакля по своим переводам из русской классики: «Маленькие трагедии» по Пушкину и «Демон» по Лермонтову. Спектакли имели успех. Некоторое время П. Грузинский работал ассистентом режиссера Тбилисского драматического театра. Наконец ему предложили стать режиссером провинциального театра в городе Хашаури (недалеко от Гори). Завотделом культуры при ЦК компартии Грузии рекомендовал П. Грузинскому поступать во ВГИК на режиссерский факультет с рекомендацией от ЦК. Его, как сдавшего все общеобразовательные предметы, могли бы зачислить сразу на второй курс режиссерского факультета. Шла война, и ВГИК тогда находился в эвакуации в Алма-Ате.
Это предложение могло бы круто изменить судьбу. Вне Грузии человека с фамилией Багратион не воспринимали ни тогда, ни теперь как наследника престола. Только как родственника прославленного полководца. Имя «Багратион» в России несет только положительные коннотации. Но П. Грузинский отказался от этого предложения и от рекомендации ЦК.
Можно лишь предполагать, почему он так поступил. Предчувствия, что в Грузии оставаться опасно, у него не было. Возможно, он не хотел снова становиться студентом, «садиться за парту» (зачем учиться на режиссера в Казахстане, если он уже ставит спектакли в Грузии?). Возможно, он считал себя в большей степени поэтом, чем режиссером (в чем был абсолютно прав). Возможно, он не хотел менять Тбилиси на Алма-Ату, расставаться с дружественной средой, тбилисскими литераторами и актерами.
Стоит добавить, что к тому времени П. Грузинский уже был женат. В 1939 году, девятнадцатилетним, он вступил в брак с Кетеван Сирадзе. Жене едва ли была по душе перспектива отъезда. Она тоже писала стихи и занималась переводами. Из свидетельства о браке следует, что К. Сирадзе была старше мужа на четыре года. В 1939 году у них родилась дочь Дали Петровна. Вместе Кетеван и Петр прожили менее трех лет и разошлись прежде, чем его арестовали.
Военное время в период, когда вермахт рвался к Кавказу, а на Эльбрусе развевался флаг дивизии «Эдельвейс», очень отличалось от атмосферы, в которой в начале ХХ века и вплоть до середины тридцатых годов проходила литературная деятельность в Грузии. Но молодым людям, бывавшим на довоенных вечерах группы «Голубые роги» и других поэтических объединений, хотелось продолжения праздника.
В среде пишущей университетской молодежи организовался литературный клуб, центром которого стал П. Грузинский. Первые стихи он подписывал псевдонимом Тамаришвили. Это означает «сын Тамары», а также «потомок царицы Тамары». В его случае правильны оба варианта. Участники литературного клуба или салона (как он фигурирует в секретных донесениях) начали выпускать рукописный литературный альманах «Анатемас» («Анафема» в переводе с грузинского). Это было равносильно ходьбе по минному полю. Что может подумать далекий от литературы сотрудник правоохранительных органов, когда возьмет в руки не прошедший цензуру журнал с таким названием? Кому анафема? Вряд ли он подумает, что анафема здесь метафора, и объявлена всему консервативному и отжившему в искусстве. Он не мыслит в таких категориях.
Вышло всего два номера рукописного альманаха «Анафема», первый в 1942-м, второй в 1944 году, и готовился третий в 1945 году.
С экземплярами этого альманаха связана следующая история. В 1991 году, когда Звиад Гамсахурдия был президентом Грузии, из архива бывшего КГБ в Литературный музей были переданы досье репрессированных поэтов и писателей, несколько десятков дел. Недолгое время — по разным источникам, от недели до двух месяцев — они находились в музее. Потом по требованию З. Гамсахурдии эти документы были изъяты и оказались в его канцелярии. 6 января 1992 года З. Гамсахурдия покинул Грузию, и, как уверяют его соратники, все бумаги, хранившиеся в его кабинете, оказались в городе Грозный. Дальнейшая их судьба неизвестна.
Вот запись, сделанная четверть века назад историком И. Бичикашвили: «Наблюдательное дело № 210 с дополнениями: журнал «Анафема» № 1 1942 г. и № 2 1945 г., всего 184 страницы. Сотрудник комитета госбезопасности Вахтанг Гоцацеладзе сдал, а начальник отдела комплектования Литературного музея Н. Вадачкория принял дело». Это показывает, что альманахи побывали в Литературном музее.
Некоторые исследователи предполагают, что документы могли погибнуть во время штурма здания Парламента в Тбилиси во время событий декабря 1991 — января 1992 года. Неизвестно, сделал ли кто-то ксерокопии этих дел перед отправкой их из музея в президентскую канцелярию. На сегодня экземпляры альманаха «Анафема» или копии нигде не обнаружены.
Известно лишь одно стихотворение П. Грузинского из этого альманаха, оно стало формальным поводом для ареста. Перевод его открывает подборку стихов в конце статьи.
Наблюдательное дело № 210 на П. Багратиони-Грузинского было начато в 1944-м, а окончено в 1945-м, фамилия следователя — Читая. 27 марта 1945 года двадцатипятилетний П. Багратиони-Грузинский был арестован вместе c четырьмя другими авторами альманаха. Согласно обвинительному заключению, эти молодые антисоветские поэты участвовали в литературном салоне, выпускавшем журнал, призывавший к восстановлению независимости и монархии в Грузии.
Вот документы из архива МВД Грузии.
Салон основал и возглавил Петр Багратион-Грузинский. Он и его сторонники считали, что он является законным наследником грузинского престола. Он организовывал антисоветские собрания, на которых молодые поэты декламировали и показывали друг другу свои стихи, проникнутые духом буржуазного национализма. Журнал «Анафема» был создан обвиняемым Багратион-Грузинским вместе со своими сторонниками Мчедлишвили, Абрамишвили, Агниашвили и Шаншиашвили. В январе и феврале вышли два номера, в которых представлены стихи участников салона. Формально издание не было политическим, но при этом идеологические цели группы декларировались и усиливались литературными средствами. Любители поэзии также посещали эти собрания, на которых звучали и обсуждались только и исключительно антисоветские националистические стихи [Департамент… 74].
Любопытно тут: «…идеологические цели <…> усиливались литературными средствами». Тем самым эпитеты и сравнения приравнены к спецсредствам особой опасности.
В ходе следствия П. Багратиони-Грузинский признал, что участвовал в литературных собраниях, где звучали стихи антисоветского содержания. Следствие выдвинуло обвинения П. Багратиони-Грузинскому, Шалве Мчедлишвили, Тамаре Шаншиашвили, Изе Агниашвили и Марии Абрамишвили согласно разделам «контрреволюционной» 58-й статьи УК СССР. Следствие было недолгим, с 27 марта по 18 июня — меньше трех месяцев. Но вскоре условия предварительного заключения П. Грузинского изменились. К делу был приложен документ с грифом «совершенно секретно», где сообщалось о психическом заболевании.
29 июня 1945 года во время инспекции тюрьмы П. Багратион-Грузинский заявил, что он психически нездоров. У него были синяки на лбу. Как выяснилось, Багратион ударился головой о стену во время панической атаки <…>
О происшествии было доложено тюремному врачу по фамилии Размадзе. Врач осмотрел пациента и определил, что для улучшения состояния необходимо лечение в психоневрологической клинике. На основании этого заключения П. Грузинский был под охраной отправлен в Психиатрический институт.
П. Грузинский был доставлен в НИИ для медицинского исследования. Согласно диагнозу Петр Грузинский признан недееспособным и больным, находясь в состоянии депрессии, он пытался совершить самоубийство. Он нуждается в курсе медицинской помощи в психиатрической клинике [Департамент… 85, 90, 100].
В Москву было отправлено следующее донесение:
Отдел «А»
10 Января 1946 СОВ. СЕКРЕТНО
НАЧАЛЬНИКУ ОТДЕЛА «А» НКГБ СССР
ГЕНЕРАЛ-МАЙОРУ тов. ГЕРЦОВСКОМУ.
г. Москва
На № 23160 от 4. 1–46 г.
При этом прилагается справка по след. делу № 210 в отношении обвиняемого ГРУЗИНСКОГО-БАГРАТИОНИ Петра Петровича.
Для сведения сообщается, что след. дело находится на Особом Совещании при НКВД СССР, которое направлено 26 Июня 1945 года при № 1–210 в 1 Спецотдел НКВД СССР. Решения по делу не имеем.
Обв. ГРУЗИНСКИЙ-БАГРАТИОНИ П. П. находится в Научно-Исследовательском Психиатрическом Институте в гор. Тбилиси.
Справка Института от 10. 1–46 г. прилагается.
ПРИЛОЖЕНИЕ: по тексту на 3 п/листах.
ЗАМ. НАРОДНОГО КОМИССАРА ГОСУДАРСТВ. БЕЗОПАСНОСТИ ГРУЗИНСКОЙ СССР ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТ
(ЦЕРЕТЕЛИ)
[Kipshidze 2011: 160]
Нам неизвестно, кому в Кремле было положено на стол это письмо с приложением на трех листах. Но после донесения в Москву дело П. Грузинского было выделено в отдельную папку, расстрельные пункты 58-й статьи переквалифицированы на более мягкие с семилетним сроком, а затем последовало закрытие дела и содержание в психбольнице.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО
ГРУЗИНСКИЙ-БАГРАТИОНИ П.П. арестован 27 марта 1945 года НКГБ ГССР по ст. 58–10 ч. 2 и 58–11 УК ГССР за совершенные им преступления, выражавшиеся в том, что считая себя единственным и первым наследником последнего царя Грузии, мечтал о восстановлении в ней монархического строя.
Пять человек, включая его, фигурируют в деле П. Багратиона-Грузинского <…> В соответствии с постановлением Верховного суда от 7 мая 1946 года дело П. Багратиона-Грузинского было закрыто, поскольку обвиняемый признан сумасшедшим. Он помещен в психиатрическую больницу для лечения вплоть до выздоровления [Департамент… 107].
Согласно обвинительному заключению на других обвиняемых, предварительное рассмотрение дела, а также вещественные доказательства показывают, что Мчедлишвили, Абрамишвили, Агниашвили и Шаншиашвили были антисоветскими активистами. В 1944 году они образовали так называемый литературный салон, где читали и писали контрреволюционные стихи и прозу. Главой этого салона был Петр Багратион-Грузинский, чье дело выделено в особое следствие. Обвиняемые публиковались в двух рукописных номерах журнала «Анафема». Их контрреволюционные стихи представлены в этом журнале. Установлено, что в салоне происходили собрания, на которых читались контрреволюционные стихи. Их сторонники поддерживали эти собрания. Обвиняемые Мчедлишвили и Абрамишвили признали в суде, что они были антисоветскими активистами. В 1941 году брата Абрамишвили осудили за контрреволюционную деятельность. Киракозов (Халипашвили), который был приятелем Мчедлишвили, был обвинен в членстве в контрреволюционной организации. Обвиняемая Абрамишвили посвятила стихотворение Мустафе Шелиа, который был ликвидирован во время облавы 2. Обвиняемые Мчедлишвили, Абрамишвили и Шаншиашвили писали антисоветские стихи и пропагандировали реставрацию монархии в республике. Агниашвили признал, что он читал эти стихи и что обвиняемые регулярно собирались у него на квартире. Согласно решению суда они были обвинены по Статьям 58–10, часть II и 58–11 соответственно.
Учитывая вышеизложенное, а также на основании Статей 319–320 УК СССР, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда определила следующее:
Мчедлишвили Шалва (сын Захарии), Абрамишвили Мариам (дочь Ивана), Агниашвили Лиза (Иза, Цицо — дочь Петра), Шаншиашвили Тамара (дочь Владимира) признаны виновными на основании статей 58–10, часть II и 58–11. Мчедлиашвили и Абрамишвили приговорены к шести годам, Агниашвили и Шаншиашвили — к четырем годам тюремного заключения. Их имущество должно быть конфисковано. На основании параграфа 63 Статьи 31 они лишены права голоса на выборах в течение двух лет после освобождения.
Их предварительное заключение учитывать с 27 марта 1945 года. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит [Департамент… 127–129].
От имени Грузинской Советской Социалистической Республики 7 мая 1946 года дело № 210 было заслушано Коллегией по уголовным делам Верховного суда. Открытое заседание было проведено в Тбилиси. Председатель И. Эпремидзе, общественные судьи — Шовнадзе и Карумадзе, прокурор — Микадзе и секретарь Цакадзе. Слушали дело Петра Багратиона-Грузинского 1920 г. рождения, грузина по национальности, гражданина Грузинской Советской Социалистической Республики, состоящего в браке, беспартийного, образование высшее (без диплома), проживающего по адресу ул. Леонидзе 47, Тбилиси. Он обвинялся по статьям 58–10, часть II и 58–11.
Суд постановил дело Багратиона-Грузинского закрыть, а подследственного подвергнуть лечению. Согласно материалам дела и медицинскому заключению (см. обвинительное заключение № 3027 910), Багратион-Грузинский страдает умственным расстройством и туберкулезом, поэтому не может нести ответственность за свои поступки. Он опасен для общества. Высок риск повторения его опасной активности. По этим причинам он нуждается в обязательном лечении в психиатрической клинике.
Исходя из вышеизложенного судья постановил:
Дело Петра Багратиона-Грузинского, возбужденное по статьям
58–10, часть II и 58–11 закрыть, поскольку обвиняемый имеет умственные проблемы и не подлежит в будущем законному судопроизводству. Багратион-Грузинский должен быть помещен в Тбилисскую психиатрическую больницу и подвергнут обязательному лечению вплоть до выздоровления [Департамент… 130].
2
Чтобы разобраться в том, что стоит за этим судебно-канцелярским языком, и понять, что происходило с Петром Грузинским во время предварительного заключения, обратимся к нашему интервью с нынешним главой Царского дома Грузии, театральным режиссером Нугзаром Петровичем Багратиони-Грузинским, сыном поэта. Интервью взято в июле 2017 года в Тбилисском театре киноактера. Вот отрывки из него.
— В университете при участии отца был выпущен рукописный журнал «Анафема» — самиздат, как позже стали говорить. В этом журнале было его лирическое стихотворение, которое начиналось, в дословном переводе, так: сегодня у меня, Багратиона, нет на поясе острого меча царя Ираклия, но в сердце у меня — следы твоих маленьких ног…
Для НКВД этого было достаточно — пятерых авторов журнала арестовали. Обвинение: призыв к реставрации монархии. Начало 45 года, Петре Грузинскому еще нет 25 лет. Суд обвинил его по статье 58, пункты 10 и 11. По делу он проходил как организатор этого кружка и журнала.
— Там были еще представители дворянских родов?
— Да, например, поэтесса Мэри Абрамишвили.
58-я статья — расстрельная. В тбилисской тюрьме у него отобрали шнурки и режущие предметы. Петре находился уже в стрессовом состоянии и прислушивался к каждому шороху. Услышав шаги в тюремном коридоре, думал, что идут за ним. Он не любил об этом говорить, но как-то рассказал мне, что в одиночной камере снял туфлю, разбил ею лампочку и перерезал вены на руках. Решил уйти сам, без помощи палача.
В это время по коридору проходил начальник тюрьмы, некто Яков Тестов. Он заметил, что в камере нет света, открыл дверь и увидел заключенного в луже крови.
Мне кажется, многие сочувствовали отцу, и для них важно было, что он — носитель такой фамилии и прямой потомок Ираклия II.
— Таких наверняка много было в обществе.
— В обществе — да. Но не в карательных органах.
— Петр допускал возможность восстановления монархии в Грузии?
— В то время, конечно, нет. «То время» — это весь период его жизни, целиком уместившийся в годы правления коммунистов.
После Ираклия II царем стал Георгий XII. Его наследник, царевич Давид, так и не дождался от Александра I одобрения на царствование. При нем Георгиевский трактат был нарушен. Давид оказался бездетным. После него старшим в династии был его брат, царевич Иоанн. Потом старшинство перешло к царевичу Баграту. У Баграта был сын Александр, мой прадед. Его старший сын Петр — мой дедушка, камергер и светлейший князь, был главой Грузинского Царского дома с 1888 года до своей смерти в 1922 году. У Петра Александровича родились два сына: Константин и Петр, мой отец.
Разница в возрасте у бабушки и дедушки была около 40 лет. У деда в молодости была клятва безбрачия. Как рассказывали, он влюбился в свою троюродную сестру из рода Тархан-Моурави. Но мать Петра Александровича тоже из этого рода. По нашим традициям родственникам нельзя заключать браки. Разрешения на брак родители не дали, в отчаянии Петр Александрович дал обет безбрачия. И держал его до 57 лет. Но молоденькая девочка Тамара Деканозишвили была писаной красавицей. Перед ней он не устоял. Она даже пыталась покончить с собой, раз им не суждено быть вместе, и он был вынужден… В соборе святой Варвары их обвенчали в мае 1915-го года.
Возвращаемся к моему отцу. Яков Тестов обнаружил Петре в луже крови. И способствовал переводу его в психиатрическую лечебницу. У отца была тогда навязчивая идея — он предполагал, что его хотят расстрелять. Восемь месяцев в его палате дежурили два сотрудника НКВД, они должны были предотвратить попытку самоубийства. Отец сознательно выбрал себе форму психического расстройства — отказ от пищи. Семь месяцев его кормили через зонд. Четыре года он, психически здоровый человек, находился в этой больнице. В конце 49-го или в начале 50-го его выпустили из психиатрической больницы с диагнозом «невменяемость» и с условием — «на попечение родных». А в 52-м вернулись те, кого по их общему делу осудили на шесть лет.
После того как отец перестал отказываться от пищи, ему были сделаны послабления, режим содержания смягчили. Он уже мог выходить на прогулки. Дворик больницы вел к Куре, где был маленький пляж, отец спускался туда, а его друзья, актеры Георгий Шавгулидзе и Авто Верулишвили, приплывали к нему с другого берега реки с выпивкой и закуской. В больнице он писал стихи и, когда мама приходила навещать, передавал ей написанное 3.
Той психиатрической больницы уже нет, она находилась на берегу Куры, недалеко от моста Галактиона Табидзе. Теперь на ее месте жилой дом. Я помню, когда мы на машине проезжали мимо, он всегда крестился…
— В больнице у вашего отца были основания для беспокойства. Старший брат умер в том же возрасте при невыясненных обстоятельствах…
— Отцу, возможно, кто-то из врачей подсказал линию поведения, как себя вести, чтобы закончить дело миром. И, конечно, у него была депрессия: тюрьма, суд и годы в психушке… Уже начав принимать пищу, он каждый день думал: чем меня кормят, что за лекарства назначили, скончаюсь я здесь в конце концов или нет, смерть в больнице — это ведь не расстрел… Кто потом будет выяснять?
Выйдя из больницы без паспорта и возможности работать, он продолжал писать стихи. Но понимал, что опубликовать их под своим именем не сможет. Поэтому подписывала их моя мама своей фамилией. Никто кроме нескольких близких не знал, что это его стихи. Для большинства — моя мать начала писать и печататься. Так что еще один его вынужденный псевдоним — Лия Мгеладзе.
Мой дед по линии матери, профессор Дмитрий Сергеевич Мгеладзе, заведовал кафедрой русского языка в Тбилисском университете. Я не знаю, как он спасся в годы репрессий. В свободной Грузии в первом правительстве Ноя Жордании он был министром почты и телеграфа. Он учился в Одессе, в Харькове, в Петербурге, потом в Германии и был энциклопедически образованным человеком. Он не покинул Грузию, тогда как наше правительство почти в полном составе выехало в Турцию, а потом во Францию. Конечно, его арестовали — министр меньшевистского правительства! Но потом выпустили и позволили заниматься научной деятельностью. В советское время он был виднейшим в Грузии специалистом по славянским языкам.
С отца все обвинения и ограничения в правах сняли уже после смерти Сталина. Отец быстро стал популярен как поэт, уже под именем Петр Грузинский. Нет в Грузии композитора, кто не написал бы песни на его стихи.
— И до 1953 года он публиковал стихи под именем Лия Мгеладзе?
— Да. Мама их приносила в редакции. Однажды она принесла «свои» стихи, и редактор говорит: «Хорошо, берем, но исправь эту строчку». Она отвечает: «Ладно, пойду домой, исправлю». Редактор: «Девочка моя, зачем тебе домой идти, а потом опять сюда? Слушай, мне скоро номер сдавать в типографию… Вот тебе комната, спокойно садись и исправь». Что делать?! Домой не позвонишь — телефон на столе у редактора. Ну, все-таки она закончила филологический факультет. Хотя после университета занималась другим делом: преподавала фортепиано. Она сообразила и изменила строчку. Редактор посмотрел: «Прекрасно! А говорила: домой пойду…»
Отец принципиально не вступал в Союз писателей Грузии. Был случай, году в 78-м он и композитор Цабадзе получили приглашение в Москву на вручение им премии «Песня года». Отец, как всегда, был на охоте или на рыбалке, уехал на неделю, и мою маму пригласил Григол Абашидзе, председатель Союза писателей Грузии. Говорит ей: «Дорогая моя, сколько раз мы ему предлагали вступить в Союз, столько раз он отказывался. Сейчас мы должны его командировать в Москву. Объясни, как его командировать, если он не член Союза?» — «Не знаю…» — «Принеси документ, что он член Союза кинематографистов. В каждом грузинском фильме песни на его стихи…» — «Он там не состоит». — «Тогда принеси справку, что он член Театрального общества. Его пьесы шли в театрах». — «И там не состоит». — «Из филармонии принеси. Столько песен у него!» — «Нет такой справки». — «Слушай, что-нибудь принеси, да?!.. Где-то ведь он состоит?» — «В Обществе охотников Грузии. Иначе бы не продали ружье». — «Принеси! Принеси!!» И он поехал в Москву от Общества охотников.
Отец нигде не работал, не имел постоянного заработка, жил на гонорары и авторские отчисления за исполнение песен. Помимо песен было у него много пьес в стихах для музыкальных спектаклей. И переводы русских пьес на грузинский язык. С немецкого переводил на грузинский Брехта. Его стихи звучат во многих мюзиклах, в спектаклях «Кавказский меловой круг» и «Человек из Ламанчи». Либретто оперы «Отшельник» — его. Сценарии фильмов «Три пощечины» и «Встреча в горах» 4 он написал.
— Как Данелия выбрал песню для «Мимино»?
— Я помню, как Гия Данелия приезжал к нам в Мцхету. Там у нас «финский домик». Тогда он вкратце рассказал сценарий «Мимино». Данелия приехал вместе со своим ассистентом и с композитором Канчели. Гия намного младше Канчели. Отец полушутя все время ругался с ним: «Все какие-то у тебя выкрутасы-закрутасы, мне сложно положить стихи на твою музыкальную «болванку»…» Сразу накрыли стол, как обычно. Но Данелия не пьет (в тот период), мой отец не пьет (возраст). Ну что ж, замечательно, остаемся мы втроем: Канчели, ассистент и я… Это было в середине 70-х.
В концертных программах Вахтанга Кикабидзе и Нани Брегвадзе на музыку Реваза Лагидзе, Гиорги Цабадзе, Гии Канчели, Константина Певзнера, Андриа Баланчивадзе, Отара Тактакишвили, Бидзины Квернадзе, Отара Тевторадзе и других композиторов песни на слова Петре Грузинского составляют львиную долю репертуара. То же — в репертуаре ансамблей «Орера», «Иверия» и других эстрадных коллективов. Но есть стихи и не для песен. Есть стихи, в дословном переводе: храм Метехи, синагога и мечеть стоят рядом. Молись какому хочешь богу, только будь человеком.
— Он был верующим?
— Да, но не афишировал свою веру. В церкви стоял в сторонке, в уголке, не стремился в первый ряд… Но, когда я женился на актрисе Лейле Кипиани, мой отец сказал: «Вы будете венчаться в Светицховели». А тогда это было не просто, на таких людей смотрели искоса. Нужно было еще решиться на это.
— Часто ли он приезжал в Россию?
— Три-четыре раза ездил в Москву. Но вообще-то выезжать из Грузии ненавидел. Единственный раз друзья уговорили его, буквально заставили поехать в Болгарию, в Варну. Сценарист Анзор Сулуквадзе и режиссер Николай Санишвили его туда вытащили. Поездка ему не особо понравилась. В Европу он не стремился.
Близкими друзьями его были поэт Мурман Леонидзе, прозаик Отар Чиладзе, упомянутый уже Салуквадзе, сценарист «Мелодий Верийского квартала». Очень дружил с Олегом Ефремовым, с Олегом Табаковым, с Таней Лавровой. Когда из Москвы приезжал «Современник», они от отца не отходили. Он возил их на Крестовый перевал, по Военно-Грузинской дороге, они много времени проводили у нас. Петре был хлебосольный, очень заводной, образованный, в литературе прекрасно разбирался, с ним было интересно. Он был человеком богемного склада. Любил застолья, любил выезжать на природу. На 7 ноября, на 1 мая мы всегда выезжали большой компанией на три-четыре дня из города, лишь бы не видеть демонстраций.
4
В 1958 году, к 1500-летнему юбилею города, был объявлен конкурс на создание песни о Тбилиси. Событие это уже обросло легендами. По некоторым сведениям, П. Грузинский стихи написал, но в конкурсе участвовать не желал (не царское это дело). Стихи, 16 строк, он прочел друзьям во время застолья. Один из гостей, сотрудник министерства культуры Грузии, без спросу унес листок со стихами и отдал конкурсной комиссии. Стихи были признаны лучшими. Композитор Реваз Лагидзе написал к ним музыку, так появилась знаменитая «Тбилисо» (звательный падеж от Тбилиси). Песня прозвучала в фильме о Тбилиси, вышедшем в 1959 году, обрела популярность и стала со временем официальным гимном грузинской столицы.
Приказ по Министерству культуры Грузии № 1130 от 5 августа 1959 года: «Поэт Петр Грузинский к 1500-летию основания г. Тбилиси написал стихи «Песнь о Тбилиси». За создание этого стихотворения выделить ему денежную премию в две тысячи рублей».
Такой успех, безусловно, следует развить. И П. Грузинский с Р. Лагидзе написали кантату «Родина». Кантата была принята к исполнению с единственным изменением в тексте: вместо слова «родина» (самшобло) — слово «партия». На замечание П. Грузинского, что изменение звучит плохо, два слога вместо трех, чиновник Министерства культуры ответил: «Это для вас плохо звучит, а для нас — замечательно…»
В 1979 году П. Грузинскому было присвоено звание заслуженного деятеля культуры Грузинской ССР. Это единственное отличие, которым его облагодетельствовало правительство.
По своим литературным вкусам П. Багратиони-Грузинский был традиционным поэтом. В его стихах видно влияние грузинских поэтов-романтиков ХIХ века, упомянутых уже поэтов объединения «Голубые роги», а также русской классики XIX века. Из русских поэтов ХХ века ему ближе других Есенин, чей фотопортрет висел в его кабинете. Два переведенных (и приведенных) стихотворения — «Письмо к матери» и «В боржомском винном погребе» — указывают, что молодой Грузинский внимательно читал опального в 40-е годы прошлого века Есенина.
Подобно поэту Николо Бараташвили, жившему веком раньше, Петре Грузинский не увидел книги своих стихов. Первая книга Бараташвили вышла через три десятилетия после смерти автора, после чего он стал одним из самых известных поэтов Грузии. Первая книга избранных стихов П. Грузинского вышла через двадцать лет после его смерти в 2004 году в Тбилиси при поддержке его друга, министра кинематографии Грузии Акакия Двалишвили.
С этой книги начинается узнавание читателем подлинного масштаба поэта и обретение им заслуженного места в грузинской литературе. По свидетельствам близких, Петре Грузинский не хотел издавать книги стихов, не собирал рукописей. После его смерти в 1984 году они оказались раскиданы по разным собраниям. Его стихов до сих пор нет в обязательной программе грузинской школы.
Второе, более полное избранное вышло в Тбилиси в 2016 году. Знакомство с основным корпусом текстов позволяет говорить о его стихах как о высокой лирике, продолжившей традиции ведущих грузинских поэтов ХХ века.
Статья и переводы приурочены к столетию со дня рождения П. Багратиони-Грузинского.
Петр Багратиони-Грузинский
Стихи
* * *
Нынче все не так, как было в древности,
у Багратионов нет мечей,
на сердце моем, как драгоценности,
отпечатки маленьких ступней.
Не завоевал я новой области,
не сметал врагов своих с пути,
нет, не проявил военной доблести,
так откуда рана на груди?
Если у тебя не хватит верности,
если для тебя другой — герой,
мое сердце разорвет от ревности,
как картечь — тела идущих в бой.
Нет сейчас того, что было в древности,
лишены цари своих мечей,
на сердце моем две драгоценности –
отпечатки маленьких ступней.
1944
В месяц мака
В месяце мака, в месяце мака
ты хороша, как несорванный мак
и утро после ночного мрака;
ты — солнце днем и в ночи — маяк.
Твои одежды в маковом цвете,
завидует роза краске такой,
скажи, хоть раз ты меня заметишь,
одаришь улыбкой, коснешься рукой?
Твое цветенье в месяце мае,
и маковый цвет на всем, как печать.
Я о любви твоей умоляю.
Я устал о тебе мечтать.
1944
Письмо к матери
Я устал от жизни, мама,
от печали, от волнений,
вот бы снова стать ребенком
и упасть в твои колени.
Говорю: «С меня довольно!»,
вспоминая дни былые.
Я не болен, мне не больно,
волосы уже седые.
…Давний вечер, спать охота,
пахнет ель, мерцают свечи,
не возьмет меня дремота,
Рождество с тобой я встречу!
Я устал, устал я слишком
от печали, от волнений,
как бы снова стать мальчишкой,
чтоб упасть в твои колени?
Помощь не придет, как чудо,
я на мир смотрю упрямо,
у чужих просить не буду,
ну а ты не близко, мама…
1945
В боржомском винном погребе
Жизнь соткана из бед — не вижу шва,
потери от побед неотделимы,
любовь исчезла, молодость прошла,
в каком духане я простился с ними?
Спускаясь в винный погреб, не боюсь,
что одинок — я всем тут друг-приятель,
но верю, что сумею, поднимусь
и возвращу все то, что здесь растратил.
Я пьян, конечно, но не до конца!
Целую кубок, денег не считаю,
и в каждом старце узнаю отца,
и каждой девке я стихи читаю.
Все чаще винный погреб — мой причал,
не знаю, как сойти с такой орбиты:
как, огорчась, ребенком я кричал,
так, поседев, кричу я от обиды.
Пока я трезв, не помню слова «грусть»,
и, встретив, вы б меня и не узнали,
но выпив, пьяных слез не устыжусь,
как будто отсырел в своем подвале.
Изменчиво поэта бытие,
все дольше зависаю я над строчкой,
былое вдохновение мое,
тебя оставил под какой я бочкой?
Пускай я пьян, но пьян не до конца!
Целую кубок, денег не считаю,
и в каждом старце узнаю отца,
и каждой девке я стихи читаю.
1944
* * *
Сегодня особенно снежно,
на редкость густой снегопад,
а море, как небо, безбрежно,
и хлопья, что чайки, летят.
Мне голову кружит твой запах,
он мир наполняет до звезд,
и, кажется, лилией заткан
над нами натянутый холст.
Жизнь мне не дает передышки,
нацелено в грудь острие,
а сердце не тверже ледышки
и не долговечней ее.
Дурманит меня запах лилий,
а все остальное — не в счет,
метель над забытой могилой
однажды сугроб наметет.
Особенно снежно сегодня,
стремителен хлопьев парад.
Безмерна к нам щедрость Господня,
и белые птицы летят.
1945
* * *
Знай, мечта моя,
я родился, чтобы погибнуть,
у меня душа изгоя,
небытие подстерегает меня,
но перед уходом я хочу твоей ласки,
я пришел в жизнь для мучений,
смерть ходит кругами
и нашептывает мое имя,
тьма полна невыносимых пыток,
помоги, укрепи, дай в помощь
твою маленькую руку,
я никогда не хотел
так уйти… 5
1946
* * *
Быстро гаснет последний луч света,
быстро меркнет край неба вдали,
шум невзгод заглушает вой ветра,
но я жду —
ты в пути,
ты коснулась
стопою земли.
Нашим планам ни разу не сбыться.
Дорогая, часы завели,
ходит время — наемный убийца,
я — банкрот и сижу на мели,
и, увы, без парадной одежды.
Как банально: разбиты надежды.
Но я жду —
ты коснулась земли.
1946
* * *
Наливай, виночерпий, не смотри, что я пьян,
не терплю середины, до краев мне налей,
не задумавшись, пью этот полный стакан
и, кого ненавидел, ненавижу сильней.
Благодатный напиток, только им я живу.
Кровь с вином горячей, мир с вином, как во сне,
наша жизнь превратилась бы в ад наяву,
если б люди вину не топили в вине.
В Сакартвело влюбился князей господин,
Так от страсти горел, что Тбилиси пылал,
раз в столетье приходит к нам Джалалэтдин6,
чтобы мы в его честь осушили бокал…
Сок лозы виноградной может душу согреть.
Наливай, раз уж встретились наши пути.
Если мне в этот вечер суждено умереть,
лучше пьяным, чем трезвым, отсюда уйти.
Не суди, виночерпий, не ругай, что я пьян,
не терплю середины, до краев мне налей,
не задумавшись, выпью я полный стакан
и кого полюбил, любить буду сильней.
1952
* * *
Запах страха, угроза расплаты,
жизнь в соседстве с тюрьмой,
поколенье духовных кастратов,
семенящих с работы домой.
Гимн, наполненный ложью и скукой,
под диктовку — вождей житие,
все они как помет одной суки,
и мне жаль поколенье мое.
Мой ровесник — удел его горек —
или урка, зэка и беглец,
или пьющий с тоски алкоголик,
иль отпетый чиновный подлец.
И рабов, что подставили шею,
и господ, что коснеют во зле,
презираю в душе и жалею.
И жалею себя в том числе.
Те, кто выбыл из общей обоймы,
нас покинув в расцвете лет,
полегли на кровавой бойне,
равной ей в истории нет.
Из столицы моей эшелоны
увозили людей по ночам,
василькового цвета погоны
были свойственны палачам.
Мы же, брошенные на колени,
стали спаянной страхом толпой.
Оскопленное поколенье,
я скорблю над твоею судьбой.
Пред тобой, как в театре, завеса,
твои «танцы» не в лад и не в такт,
жизнь твоя есть бездарная пьеса,
унизительный пошлый спектакль.
Нет, я Родину вижу иною,
есть на это немало причин,
Сакартвело я помню страною
гордых женщин и смелых мужчин.
Судия моего поколенья!
Погоди выносить приговор,
ты, как будущего явленье,
поднимись над землей выше гор,
чтоб не чувствовать запах гниенья.
Да и сверху — лучше обзор.
1978
Чито-гврито
— Что заставляет меня петь?
Бескрайний небосвод,
а под ним — целое поле ромашек.
Когда мне весело, я пою,
и когда мне грустно, я пою:
птичка-невеличка, птичка-жемчужинка…
— Что заставляет меня петь?
Аромат пунцовых роз.
Наверное, меня крестили с песней.
И с той поры я пою:
птичка-невеличка, птичка-жемчужинка…
— Мои песни рождены нашим солнцем,
они о людях, живущих под этим небом.
Пою, вспоминаю детство, и это согревает.
Пою, предвижу старость, и грусть проникает в сердце.
Птичка-невеличка, птичка-жемчужинка…
— Меня научили песне горы и птицы,
Я говорить учился, слушая песни.
Лебедь поет на закате жизни.
И я умру с песней на устах.
Можно ли желать большего?
Птичка-невеличка, птичка-жемчужинка…
Перевод и примечания А. Рапопорта
- Далее идет заключение НИИ психиатрии ГССР. Документ намеренно оборван справа внизу, где подпись. Прочесть заключение НИИ психиатрии и узнать фамилию подписавшего невозможно.[↩]
- Мустафа Шелия (настоящее имя Леван Александрович Туркия) родился в Тбилиси в 1919 году. Впервые был арестован 29 сентября 1937 года и обвинен в контрреволюционной агитации. 16 ноября 1937 года «тройкой» при НКВД Грузинской ССР был осужден на 10 лет лишения свободы. Прибыл в Ухтижемлаг 15 июня 1938-го из тюрьмы Тбилиси. Освобожден 17 января 1940-го, после чего вернулся в Тбилиси. В начале ВОВ был мобилизован, но не в действующую армию, а как «лишенец» — в рабочий батальон. Неожиданно вернулся в город в 1941 году, был арестован, бежал из-под ареста и перешел на нелегальное положение. По некоторым сведениям, был связан с группой грузинской молодежи «Белый Георгий», в которую входил его друг, будущий писатель Чабуа Амиреджиби, за троюродной сестрой которого, студенткой Тбилисского университета, М. Шелия ухаживал. Медлил с уходом в Турцию, где мог бы спастись. Более двух лет находился в Тбилиси на нелегальном положении, внезапно появлялся перед невестой, дарил цветы и исчезал, находя, по-видимому, удовольствие от этой игры в романтику. Подробности романтического ухаживания были известны в кругу университетской молодежи, в глазах некоторых он был героем. На М. Шелия была устроена облава, во время которой он погиб, в него попало более десяти пуль. В тот период стихотворение Мэри Абрамишвили, посвященное М. Шелия, вполне могло рассматриваться как антисоветская пропаганда. Реабилитирован Указом ПВС СССР от 16 января 1989 года.[↩]
- Здесь речь идет о второй жене П. Грузинского. С Лией Мгеладзе он познакомился в университете. В 1945 году у Лии и Петра родилась дочь Мзия (Мзевинар — полное имя), в 1950-м — сын Нугзар, нынешний глава Царского дома Грузии.[↩]
- Кинокомедия «Встреча в горах» по сценарию П. Грузинского, вышедшая на «Грузия-фильм» в 1966 году, — еще одна, помимо «Мимино», картина, в которой встретились два багратида. В роли молодого актера Гии — Вахтанг Кикабидзе, это его первая роль в кино. По своей атмосфере — горы, местный колорит, любовь, строптивая героиня — фильм напоминает вышедшую годом позже кинокомедию Л. Гайдая «Кавказская пленница».[↩]
- Стихи написаны в тбилисской психиатрической больнице, куда автор был переведен из КПЗ тбилисской тюрьмы после попытки самоубийства.[↩]
- Хорезмшах Джелал ат-Дин захватил и опустошил Тбилиси в 1226 году. Разрушил все христианские храмы, пытался обратить пленных жителей в ислам и после их отказа казнил. Все погибшие причислены к лику святых в составе 100 тысяч мучеников Тбилисских.[↩]