Дорогие коллеги!
Решился обратиться через ваш сайт ко всему нашему профессиональному сообществу в надежде, что мой голос будет услышан, что проблемы, с которыми все мы сталкиваемся ежедневно, будут вынесены на всеобщее обсуждение, после чего мы сообща примем сбалансированные меры по их устранению. Я уже неоднократно писал о наболевшем в таких авторитетных изданиях, как «Литературная газета»[1]; «Юность»[2;3] и «Литературная Россия»[4;5]. Результат? Практически нулевой. Отозвалось два десятка читателей. Остальные смолчали. Правда, несколько моих корреспондентов по электронной почте смущенно признались, что не захотели рисковать тем немногим, что у них остается, а именно неполными должностными ставками в перспективе предстоящих конкурсов на их замещение.
Вновь назначенный министр просвещения С. С. Кравцов, предваряя свою деятельность на министерском поприще, призвал подчиненных соблюдать принципы преемственности и открытости. Ну, с открытостью, как мы видели, все ясно… Да и с преемственностью дело обстоит в общем-то вполне традиционно. Не гоже критиковать своего предшественника, даже если он довел вверенное ему хозяйство до полного развала, а штатных работников лучше успокоить, все равно большинство останется на своих местах. Его непосредственные предтечи, начиная с Днепрова, Филиппова, Фурсенко и Ливанова, стабильно числились среди самых непопулярных федеральных министров. Их усилиями был раскручен маховик непродуманных поспешных реформ, в результате которых наша страна не только перестала быть лидером народного образования в мире, но смиренно пристроилась в хвосте стран, использующих не оправдавшие себя экстравагантные педагогические новации. Таковы: Болонская система, пресловутый ЕГЭ с производными от него псевдо-контрольными мероприятиями, типа ГИА, ОГЭ, ВПР и пр. От такого сомнительного наследства следует решительно и бесповоротно отказываться.
Как ни странно, ЕГЭ, это нелепое стандартизированное испытание, будучи просроченным импортным товаром, просуществовало в системе нашего образования довольно долго. Ничего хорошего, кроме иллюзии социальной справедливости, оно не принесло, да еще развратило школьников соблазном всякими правдами и неправдами его обойти. «Усовершенствование» механизма контроля и содержания ЕГЭ закономерно возвращает к забытому старому доброму экзамену в устной и письменной форме. К тому же, по мере того, как мы добрались до демографической ямы, сама собой отпала необходимость уравнивать шансы поступающих в вузы, а меры по повышению благосостояния школьных учителей и вузовских преподавателей автоматически заставляют их соблюдать профессиональную этику и справедливо оценивать достижения учащихся. Так что ЕГЭ пора не реформировать, а отменять. Не удержусь, приведу — уже не в первый раз — блестящее мо Карена Шахназарова, заметившего, что все вопиющие благоглупости, которые совершает правящая верхушка США и Европейского союза, обязаны своим происхождением именно западной версии ЕГЭ. Скоро, предупреждает режиссер, и у нас к власти придут выпускники, сдававшие «егэ» усовершенствованный вариант. То-то начнется свистопляска!
Другая напасть, поразившая высшую и среднюю школу, это — тотальная бюрократизация. Чудовищно расплодилось многоликое племя чиновников, контролирующих деятельность учителей и вузовских преподавателей, не помогая, а мешая им делать свое дело. Помимо научной и аудиторной работы они вынуждены писать бесконечное множество отчетов, программ, справок и других самых разнообразных документов практически по любому поводу и, главное, не в свободной произвольной форме, а по утвержденному некими умниками стандарту, даже если речь идет о банальном заявлении. Более всего удручают пресловутые ФГОСы, компетенции (в одном министерском циркуляре я насчитал их более трехсот, хотя до недавнего времени это слово вообще употреблялось только в единственном числе) и немилосердно зарегламентированные рабочие программы, в которых буквально каждый шаг необходимо соотносить с высосанными из чиновничьего пальца компетенциями и безликими стандартами! Спрашивается, для кого они пишутся? Уж во всяком случае не для исполнителей. Все больше и больше в вузах чиновничьих кабинетов, все меньше и меньше аудиторий для занятий. Создается впечатление, что базис и надстройка странным образом поменялись местами. Приоритет явно принадлежит тем, кто учит и контролирует учителей, тем, чью бурную деятельность, пусть и по другому поводу, Твардовский высмеял в «Теркине на том свете»: «Это вроде как машина / Скорой помощи идет: / Сама едет, сама давит, / Сама помощь подает»!
Казалось бы, все эти чиновничьи премудрости, поднапрягшись, можно было бы как-то приспособить, адаптировать для практической работы, которая и в самом деле должна быть рационально продумана, распланирована и обеспечена необходимыми пособиями. Но как правило учёных учат самонадеянные неучи, учат оптом, не учитывая специфических особенностей отдельных дисциплин, индивидуальных стилей преподавателей и, что хуже всего, постоянно, из года в год, а то и чаще меняют правила игры.
Обиднее всего, что среди чиновников-квалификаторов (так во времена инквизиции называли церковников, которые отличали еретиков от ортодоксальных верующих,) оказались в основном методисты, но отнюдь не те, которые почитают свое призвание творчеством, а, на беду, те, для которых оно унылое ремесло. Именно они учат сороконожку, с какой ноги начинать движение, учат до тех пор, пока она не сойдет с ума. Более святого слова, чем «стандарт», для них не существует. Подумайте, уважаемые министры, не пора ли отказаться от их медвежьих услуг? Не пора ли на порядок сократить поголовье чиновников, заменив их адекватными компьютерными программами, выгодно отличающимися разумной умеренностью, отсутствием самоцельного новаторского зуда и бережным отношением к людям, за счет которых они существуют?
Как научное, так и учительское сообщество, будучи веками проверенной саморегулирующейся системой, вполне может обойтись без контролирующих их деятельность самозваных квалификаторов. Опозориться перед коллегами или учениками для любого из нас гораздо страшнее и горше формального невежественного суда чиновников. Бернард Шоу, заглянув в наше время, поразил всех своим ядовитым парадоксом: «Кто умеет, делает, кто не умеет — учит», а знаменитый канадско-американский педагог Лоуренс Питер заострил его еще более: «Кто умеет, делает; кто не умеет, учит других; а кто не умеет и этого, учит учителей».
Народная мудрость гласит: «у семерых нянек дитя без глазу!» Любая система, чтобы безотказно функционировать и динамично развиваться, должна быть свободной от мелочной опеки, иначе ее творческий потенциал атрофируется. Обидно наблюдать за ежегодными пресс-конференциями Президента, к которому практически вся страна обращается с просьбами напрямую решить наболевшие проблемы. И он их победоносно решает! Вся хваленая вертикаль власти спохватывается, бодро берет под козырек и в мгновение ока исполняет то, что ей изначально вменялось в каждодневные обязанности.
В прошлогодней моей статье «Расчлененная профессура» я выразил обеспокоенность совершенно нетерпимым порядком трудоустройства преподавательского состава в большинстве наших вузов. С недавних пор завелось обыкновение членить ставки ППС на половинки, четвертинки и даже десятые доли, примерно так, как в стихотворении Маяковского «Прозаседавшиеся». Лукавая хитрость кадровиков имеет своей целью убить сразу нескольких зайцев: обойти строгое распоряжение Президента выплачивать профессорам оклад, составляющий не менее двух средних зарплат по региону; экономить средства, округляя нагрузку, естественно, в большую сторону, а переработанное оплачивать по самому низкому почасовому тарифу; пристроить значительную часть высвободившихся работников после закрытия едва ли не половины вузов; и, конечно же, заставить их дорожить тем немногим, что они имеют, и активно не протестовать. К этому же располагают и укороченные периоды прохождения конкурсов: вместо промежутка в 5 лет они проводятся через два года, а то и ежегодно.
Напрашивается совершенно другой более гуманный и рациональный способ борьбы с этой несправедливостью — радикальное сокращение учебной нагрузки. Восемь с половиной лет мне пришлось профессорствовать в Польше. Полная годовая нагрузка польского профессора от 180 до 210 ч. (правда, учитываются только аудиторные занятия), не идет ни в какое сравнение с нашей (от 600 до 900 ч.). Если мы заботимся о качестве нашего высшего образования в условиях конкурентной борьбы с зарубежными университетами, преступно столь нещадно эксплуатировать вузовских преподавателей! Только дилетант может подумать, что профессора и так не дорабатывают. Ему и в голову не придет сосчитать, сколько еще кропотливых часов надо затратить дополнительно, чтобы досконально изучить материал самому и выработать оптимальную стратегию передачи его обучающимся студентам, не отстать от коллег в разработке сопутствующих научных проблем и постоянно поддерживать на достойном уровне свои профессиональные навыки.
Не забудем еще и научную ипостась профессорского труда. К концу почему-то календарного, а не учебного года все мы обязаны отчитаться за написанные монографии, статьи и прочитанные на конференциях доклады. За публикацию книг авторам приходится платить антигонорар из собственных средств, статьи тоже стоят изрядных денег, да и на конференциях, особенно международных, завели моду взимать с участников так называемый оргвзнос, от 100 до 120 евро, плюс проезд и проживание тоже за свой счет, поскольку командирующая сторона, как правило, стыдливо умалчивает о наличии соответствующей статьи расходов. Поневоле ностальгически вспомнишь о советских временах, когда финансировались и научные командировки, и регулярные — раз в четыре года — поездки на ФПК (факультеты повышения квалификации в ведущих вузах страны). Как видим, для успешной научной работы кроме, понятное дело, исследовательских способностей необходимо еще быть достаточно состоятельным человеком.
Что касается публикаций, обязательных как для защиты диссертаций, так и для участия в конкурсах, с некоторых пор устойчивое предпочтение стали получать престижные издания, зарегистрированные в зарубежных наукометрических базах данных: Scopus, Web of Science и др. Все остальное арбитры научных достижений презрительно именуют «научным мусором» и просто-напросто игнорируют, поскольку это, видите ли, не добавляет вузу очков в борьбе за продвижение в мировых рейтингах. Практически все пользователи Интернета, имеющие отношение к науке, регулярно получают по электронной почте радушные приглашения пристроить свои опусы в престижные издания по соответствующим расценкам. Публикация научной продукции превратилась в совершенно беспардонный, разнузданный и бесстыжий коммерческий рынок.
Мало того, что мы оказываем незаслуженное предпочтение иноземным наукометрическим системам, еще и унижаем наше национальное достоинство, беспрекословно подчиняясь зарубежным стандартам оформления своих научных работ. Кто, интересно, и для кого придумал аннотации на английском языке, не получая ответных жестов в заграничных изданиях, или, того пуще, аллитерацию библиографии: если для зарубежных коллег, то разве это не оскорбительно для них же, якобы не способных прочитать на кириллице выходные данные? В 13 пункте требований к оформлению публикаций в журналах Профессорского собрания читаем: «Внимание! Количество ссылок должно содержать не менее 25 (?!) наименований. Ссылки на свои работы — 10%. Ссылки на источники на иностранном языке — не менее 50% (?!)». Еще немного и вообще перейдем на английский язык, заменивший средневековую латынь. Сунулись бы с этими требованиями и рекомендациями немецкие академики к Ломоносову!
Вместо того, чтобы молча терпеть бюрократическое псевдоноваторство квалификаторов в народном образовании и науке, их агрессивное вмешательство в интимнейший образовательный и научный процесс (методика — все-таки не столько наука, сколько искусство, не говоря уже о научном творчестве!), не пора ли нам, объединившись, создать не фиктивно-декоративное, а подлинное Профессорское собрание, которое не забыло о былой независимости университетов, о профессорах, которые добровольно уходили в отставку в знак протеста против правительственных мер по подавлению студенческих волнений, свято чтили единство своих рядов и никогда не пресмыкались перед иностранными «авторитетами»?
Для того, чтобы отказаться от выморочных стандартов образования, надуманных регламентов по составлению учебных планов, программ и методик, от показавшей полную несостоятельность идеи ЕГЭ, обернувшейся на практике примитивным натаскиванием на стандартный минимум навыков и элементарных знаний; от неэффективного укрупнения вузов и школ, не сокративших, а увеличивших штат управленцев; от унизительной зависимости от иностранных наукометрических баз данных и рейтинговых систем, вместо того, чтобы продуцировать и развивать свои собственные; от устаревших форм научной аттестации ученых, от громоздкого аппарата некомпетентных, не в меру ретивых контролеров, от невнятных, безынициативных людей в министерских креслах, успокаивающих умиротворяющими округлыми фразами встревоженную общественность, и пр., и пр., неужели и нам надо дожидаться отмашки всемогущего, но, увы, не всевидящего Президента?
PS: Письмо было написано до свалившейся на нашу голову пандемии, но оно отнюдь не утратило своей злободневности. Напротив, поднятые в нем проблемы стали еще более актуальными. Учебный год и в средней, и в высшей школе нам волей-неволей приходится завершать онлайн, перед мониторами компьютеров. Приходится решать и другие неотложные проблемы: как быть с несчастным ЕГЭ, экзаменационной сессией и приемными экзаменами в вузы? С. С. Кравцов настаивает на проведении ЕГЭ, хотя бы дистанционно. Еще бы, он и министром-то стал, адаптировав бездарную имитацию проверки уровня знаний в соответствие с накопившимся в обществе недовольством. Точно так же, видимо, придется проводить и экзаменационную сессию, и приемные экзамены в вузах. Ректор МГУ В. А. Садовничий заверил, что некоторые наработки в данном направлении уже имеются. Действительно, большую часть своих студентов наш головной вуз рекрутирует из лауреатов Олимпиад. Почему бы вместо ЕГЭ не провести итоговую всероссийскую Олимпиаду, все участники которой, набравшие оптимальное количество баллов, получили бы места в выбранных ими вузах? Вступительные экзамены даже уже на излете пандемии попросту неуместны. Нельзя не согласиться с Жириновским, заявившим недавно, что пришла пора принимать в вузы всех желающих, с тем, чтобы кроме очной, вечерней и заочной форм обучения развивать, как выяснилось, весьма продуктивные методы дистанционного обретения знаний. Некоторые из них не без успеха культивируются университетом Синергия. Конечно, потребуется существенная доработка соответствующих IT-программ в сторону их решительного упрощения, чтобы они стали более эффективными и доступными для любого пользователя.
Давайте, пока не поздно, выработаем взаимоприемлемое для большинства оптимальное решение. Пусть стратеги среднего и высшего образования перестанут упорствовать в своих заблуждениях, уподобляясь средневековому поэту Бертрану де Борну, которого Данте поместил в 8-й круг Ада обезглавленным, несущим свою голову за волосы вместо фонаря! Воспользуемся пандемией и, не потеряв лица, откажемся от обнаруживших свою полную несостоятельность псевдо-достижений западной педагогики.
Литература
- Федотов Олег. Компетенции как фантомы, или Доколе мы будем внедрять в школы иностранный second hand? // №21 (6554). 1–7 июня 2016);
- Федотов Олег. Scopus, оскопление науки и … национальная гордость // Юность, 2018, №2. С. 9–12;
- Федотов Олег. Ученого учить — только портить // Юность, 2018. №5. С. 15–18;
- Федотов Олег. Рубежи фальшивой обороны» // Литературная Россия. № 2019 / 28, 26.07.2019;
- Федотов Олег. Расчлененная профессура // Литературная Россия. 2019/ 31, 30.08.2019.