В нашей литературной семье выработана довольно определенная и прозрачная концепция, которую, однако, нелегко донести до литераторов и филологов обоего пола.
Мы считаем, что женщина-писатель обладает всеми правами писателя как такового. Но при этом у нее есть дополнительное право на самоидентификацию в качестве представительницы «женской прозы». Этим правом женщина вполне может пренебречь. Как-то в телевизионной дискуссии в канун 8 Марта я цитировал в подкрепление этого тезиса диалог из «Мастера и Маргариты»:
«— Прелесть моя — начал нежно Коровьев.
— Я не прелесть, — перебила его гражданка.
— О, как это жалко, — разочарованно сказал Коровьев и продолжал: — Ну, что ж, если вам не угодно быть прелестью, что было бы весьма приятно, можете не быть ею».
Выступившая следом Ольга Славникова, поняв иронию, заявила, однако, с полной серьезностью: «Мне неугодно быть прелестью». То есть она тем самым отказалась от самоидентификации в качестве представителя «женской прозы». Есть и другие сторонницы такой позиции. Вместе с тем есть писательницы, принимающие саму идею женской прозы, и есть исследователи литературы в гендерном аспекте.
И это правильно, как говорил глашатай плюрализма (и реальный защитник женственности в маскулинном государстве) М. Горбачев. Не надо, чтобы все думали одинаково.
Наш плодотворный спор с Ольгой Славниковой тогда имел продолжение. Она с возмущением рассказывала: «Дарю свою книгу бизнесмену, а он говорит: спасибо, жена прочтет. А я ему: нет, вы сами прочтите, это будет полезно для вашей профессиональной деятельности». Я тогда про свой дарительный опыт ничего не сказал, а сейчас вспоминаю. По выходе «Романа с языком» подарил его старшему коллеге — литературоведу первого, так сказать, ряда. Он потом мне при встрече сообщает: «Ваш роман понравился моей жене». — «А кто она по профессии?» — «Врач». Как я обрадовался! Женщина, врач… Такого читателя я и искал. Да пусть меня читает в первую очередь прекрасный пол! Пускай мои скромные беллетристические опыты отнесут хоть к «женской», хоть к «дамской» прозе — не обижусь!
Но тут уж я только за себя говорю. У меня герой — «мужчина с женской душой», как сказала мне одна читательница в Красноярске. А про Ольгу Новикову, чьи романы носят общее название «Приключения женственности», говорят и пишут совсем другое. Находили там и твердую интонацию, и «бьющую ниже пояса деталь». По-разному мы пишем.
Но оба ценим реальную женственность в современной поэзии и прозе. Читаем все стихи Наталии Азаровой — провозвестницы Женской Идеи как вектора будущего. Ценим прозу Ольги Славниковой, Анны Матвеевой, Майи Кучерской, Алисы Ганиевой, Евгении Некрасовой… Следим за триумфальным шествием Гузели Яхиной. Только что взгрустнули, узнав о том, что ушла из жизни тонкая и добрая Алла Лескова…
Настоящий писатель мужского пола — это все-таки не мужлан, а бездонный андрогин, вынимающий из себя и Настасью Филипповну, и Катюшу Маслову. Я бы назвал три пункта литературной женственности, на которые стоит ориентироваться и писателям-мужчинам.
Это, во-первых, наблюдательность, прицельность подробностей, умение воплотить глобальное и вечное в житейских, узнаваемых деталях. Во-вторых, природно присущее женщине понимание другого. Ей не надо цитировать Бахтина, она другого в лоне своем носит, она может любого человека в себя вобрать. А третье — какое-то бесстрашие во взгляде на житейскую, порой физиологическую фактуру. Раны, кровь, роды, аборты — женщина не боится на все это открытыми глазами глядеть. И настоящий мужчина этому у нее учится. «Ты, Илюша, ученый — хер печеный, а я простой …здяных дел мастер», — эти слова из «Казуса Кукоцкого» Людмилы Улицкой в свое время врезались в сознание. Говорит герой-мужчина, но проза-то женская. Отважная и по-своему крутая.
Недаром Брюсов сравнил Женщину с Книгой. И читать эту Книгу стоит вдохновенно, творчески, не впадая в наукообразие, не изобретая лишних терминов и неуклюжих феминитивов (над всем этим будут смеяться потомки). Женская проза — предмет для талантливой, личностной критики и эссеистики с внутренней философской и антропологической доминантой.