Выпуск №5, 2020

Игорь Дуардович

О сбое экспертизы и профнепригодности в деле поэзии

Человек должен признавать свои ошибки, тем более критик.

Пока я работал в журнале «Новая Юность», где заведовал поэзией, я совершил немало промахов, но мой самый большой промах оказался настолько неприятным, что окончательно подтолкнул к решению, к которому по разным причинам я шел уже давно, — уйти из журнала. Это случилось после № 4, 2019. Именно в этом номере была опубликована подборка Богдана Агриса.

Так я понял, что слишком устал от поэзии, глаз замылился, привычные методы отбора перестали работать.

…в «Костре» работал. В этом тусклом месте,
вдали от гонки и передовиц,
я встретил сто, а может быть, и двести
прозрачных юношей, невзрачнейших девиц.

(Л. Лосев)

Нет, хуже. Я понял, что мне давно все равно, и вот это «все равно» напугало больше всего — вот она профнепригодность. Но в своей практике, как и многие редакторы, я постоянно ориентировался на критику, доверяя тем или иным ее голосам.

На Агриса критика обратила внимание в 2019 году. И как обратила! «Явился мощный поэт, которого нам еще предстоит осмыслить, с очень индивидуальным голосом» 1 — это Ольга Балла, которая рассыпалась в восторгах по поводу первой книги «Дальний полустанок» 2, потеряв всякую профессиональную дистанцию.

Помнится, однажды Балла писала о критериях полемики, упрекая Комарова за его тон и стиль3. По сути, речь шла о той же дистанции, только, в отличие от Комарова, который может переходить грань в критике отрицательной (но при этом искусно), Балла нередко переходит эту грань в критике комплиментарной, причем в критике настолько запутанной и навороченной, что трудно продраться сквозь все эти многомерности в безмерностях литературных пересечений во включениях с исключениями и т. д. Все это выглядит так, как будто не очень честный торговец старается продать свой товар. Но ясная ругань уж точно лучше мудреной похвалы. В конце концов, а понимает ли мудрец, за что он хвалит? Или это только сильное желание похвалить, берущее верх над всем остальным? В отличие от ругани, именно похвала приводит к сбоям экспертизы, давая дорогу графомании.

Эмоции захлестнули критика настолько, что в первоначальном варианте текста, присланном для «Легкой кавалерии», Балла зафиксировала у Агриса целое столпотворение лирических героев, как будто синдром множественной личности (хотелось сказать «множественной лиричности»): «Его лирические герои — время, пространство, воды и почвы, времена суток и года, звери и небесные тела, птицы и минералы, растения и созвездия. Именно лирические, потому что обо всех этих предметах для Агриса возможна и необходима речь исключительно личностная…». Но ведь «лирический герой» — это не тот, о ком лирически говорится, а тот, кто говорит, разве нет?

Обратили на Агриса внимание и в журналах. Не считая подборки в «Новой Юности», сразу две крупные публикации — в «Новом мире» и в «Знамени».

И выход книжки, и рукоплескания критики, и публикации — все это в один только год. При этом поэт Агрис уже не молодой, хотя в его случае возраст поэтической зрелости как будто и правда отодвинулся. Как и, например, Ната Сучкова, он отбился от «тридцатилетних», но стал еще более «запоздалым», чем она.

«Он принадлежит к чрезвычайно редкостной у нас, редкостной, видимо, вообще породе поэтов-натурфилософов <…> Его поэтическая генеалогия (по меньшей мере одна из ее линий) восходит через Мандельштама, Заболоцкого, Тютчева к Державину и Ломоносову» 4.

***

Сорокопут расцветает свои крыла.
По-над крылами — солнечный сон вола.
Зодиакальная, в сердце стучит юла.

Ты это брось, ты это, право, брось.
Но для чего гнется чужая кость?
Здесь полуось нарвется на полуось.

Ветер стеклянный спит на дымах ольхи.
Травы вошли в крест молодых стихий.
Следом спешат ломкие пастухи.

Звездная цвель сорвется на колесо.
Кто-то идет, праведен и весом,
Тонкой каймой моих световых снов.

Стихотворение опубликовано в «Новом мире». Редкий случай, когда не только текст, но и любая цитата из него говорят сами за себя. Любая строчка — очень удачна, но не для поэзии, а для того, чтобы посмеяться над ней («Сорокопут расцветает свои крыла»), как это бывает в анекдотах и пародиях, где для достижения соответствующего эффекта все поэтическое непомерно сгущается, гипертрофируется, а все невнятное делается особенно многозначительным.

Язык у Агриса намеренно архаизируется. Архаизмы одновременно дробят и сгущают смыслы, которые, казалось бы, должна усиливать аллитерация, но вместо этого все вместе только отвлекает от них или маскирует их отсутствие, разбивая всю конструкцию, как старинную китайскую вазу. Казалось бы, все это могло бы связаться и в мандельштамовский «пучок» торчащих в разные стороны смыслов, но у Мандельштама работа тонкая, а у Агриса все равно что каша из топора, вернее, из словаря. Одновременно вкупе с избыточными и грубовато составленными образами создается эффект пустоватой и помпезной сюрреалистичности и барочной живописности, профанируя не хуже полотен Никоса Сафронова: «…подобно порнографии, внешняя красота стихотворения или картинки указывает лишь сама на себя» 5.

Современная поэзия, так или иначе отталкивающаяся от традиции, продолжает топить себя в сумерках литературности, филологичности и поэтичности и не желает прорываться к действительности. О какой действительности может идти речь, когда: «Се галочьи всходы и всхлест весны»; «Колесо распоясалось в точные отзвуки хмеля»; «На свитках световых ввести во образец / Все то, что выстояло во истоме зренья».

Из подобных Агрису современных архаистов вспоминается, например, Максим Амелин. Именно XVIII век составил Амелину славу, однако Амелин, в отличие от Агриса, поэт «разумный», внятный.

Но как мог произойти этот сбой в экспертизе?

Мне стало «все равно», и я, наплевав на поэзию и на качество журнала, доверился мнению Баллы, особо не вникая? Да.

Доверились ли в «Новом мире» и «Знамени» также Балле или другим критикам, или же это давние проблемы со вкусом у всех вместе взятых? И дело даже, наверное, не в страсти критики к новизне, как у сороки-воровки, не способной отличить колечко от фантика, ведь признаваемые «явившимися мощными поэтами» поэтические состарившиеся птенцы — это уже давний тренд. Достаточно вспомнить Бориса Херсонского.

Кстати, а сколько уже времени Чупринин и Василевский руководят своими журналами, больше или меньше Путина?

  1. https://voplit.ru/column-post/11721/[]
  2. М.: Русский Гулливер, 2019.[]
  3. https://voplit.ru/column-post/11787/ []
  4. https://voplit.ru/column-post/11721/ []
  5. А. Тавров. Революция поэтического (еще раз об утрате креативного в поэзии) // Prosodia. 2020. № 12.[]