Рассуждая о текущих литературных баталиях (а уж тем более принимая в них участие), думаю, полезно будет помнить одно ученое слово и один не очень большой философский текст.
Слово это вот какое: «инкомпатибилизм». Звучит довольно угрожающе, даже ругательно. Ну, все так и есть — это, если коротко, учение, считающее, что детерминизм (моральный в том числе) несовместим со свободой воли. И наоборот — свободному существу никакой детерминизм не указ. То есть мы освобождаемся от ответственности за свои слова и поступки постольку, поскольку решаемся на них. Применительно к литературной дискуссии так: раскритиковал я писателя А., не стесняясь в выражениях, на полностью выдуманных мною самим основаниях, и никто меня (кроме уголовного кодекса) остановить и осудить не может. Ибо я свободен, и свою свободу вольной и зубодробительной критикой продемонстрировал. Более того: чем в большем отдалении от источника (сочинений А.) находится моя критика, тем даже лучше. Этой свободой я наслаждаюсь и, собственно, свое «Я» возвожу именно на ее основании.
Я сам и ничто иное есть мерило своей ответственности. Я могу считать, к примеру, что женщин-писательниц (ну или «авторок») ругать не следует, ибо это неприлично и недостойно мужчины; а могу и наоборот — скрыто или открыто испытывать неприязнь к «литературным бабам». Также могу присоединиться к любому из существующих течений — хоть феминизму, хоть традиционализму. Из этого источника я заимствую аргументы, иерархию, методологию — но ровно для того, чтобы вольно использовать в своих целях (доказывая, что А. куда хуже, чем его вечный соперник Б.; или что верлибр — это будущее русского стиха, равно как наоборот и т. п.).
Такая вот свобода личности, широко разлитая в нашем литературном воздухе, как сладковатый — поддельный — запах роз (вроде освежителя воздуха). Ну то есть свобода, может, и есть, а вот с личностью — проблемы. Да и не свобода это, в общем, а то, что Блок презрительно называл «ребяческая воля». У ребенка личность еще не сформирована; взрослая литературная братия всех полов, кажется (перефразирую классика), сформированной, ответственной личности не имеет и иметь оную почла бы за величайшее для себя бесчестие.
В этом, думаю, и суть. В «чистой» свободе «меня» нет, есть разве что «анти-они». Обращает меня к своему «Я» не свобода, а, наоборот, чувство ответственности.
Именно этот постулат можно считать основным в упомянутой работе, которой исполняется (или уже исполнилось — точные даты написания не определены) 100 лет. Это (я думаю, многие уже догадались) известнейшее сочинение Михаила Бахтина «К философии поступка» 1. Известнейшее — конечно; однако и новое прочтение, в интересующем нас контексте дает новый повод к размышлению (например, о социальных сетях — вернемся к этому ниже). Да, Бахтин именно ответственность, а не свободу отнес к наиболее существенным качествам человека. А человеческие действия (включая и высказывания критиков), соответственно, могут быть поступком или не быть им.
Тут ведь есть и прагматика. Например, занимающий многих вопрос о ценности высказывания в литературных битвах — и для того, кто высказался, и для того, о ком высказались. Он разрешается просто. Есть высказывание — пустое сотрясение воздуха, дешевый треп, и есть высказывание-поступок. А я совершаю поступок, если принимаю на себя ответственность за него и за его последствия. Вот наиболее достойная позиция при участии в любом споре, в том числе и литературном: «Я должен иметь долженствование по отношению ко всему, каково бы оно ни было и в каких бы условиях ни было дано, я должен поступать со своего единственного места, хотя бы внутренне только поступать» 2. Нет долженствования, нет ответственности — лучше молчать, потому что сказанное будет просто ничтожным. Недействительным по самой своей сути!
А вот написанное Бахтиным как будто о высказываниях в социальных сетях: «Не содержание обязательства меня обязывает, а моя подпись под ним, то, что я единожды признал, подписал данное признание» 3. Моя авторизация текста — признаваемый мной самим факт авторства — может быть важнее содержания высказывания. Сетевые анонимы, отказываясь от своего имени, то есть своей ответственности за высказывание, отказываются и от ценности его содержания. Кто же теперь примет их всерьез!
Возможно, самым главным вопросом остается, так сказать, источник ответственности. Про «ребячливую» литпублику разговора нет. Но достаточно ли даже вполне сформированных нравственных норм индивидуума, чтобы понимать меру своей ответственности и совершать поступки в соответствии с ней? Ответы могут быть разными. Я все же полагаю, что для полноценного поступка необходимо сверяться и с «внешними», «объективными» нормами ответственности. В случае если твое высказывание-поступок лежит в сфере литературной критики — с ее социальным предназначением.
Ведь литературная критика есть социальный институт, и предназначение ее отнюдь не в том, чтобы быть суммой индивидуальных «вольных» высказываний. Как размышление о глубинной природе своего поведения необходимо, полагаю, для самопознания каждому человеку, так и литкритика может служить инструментом самопознания для всего социума. Потому что, при всех своих падениях, литература остается духовным продуктом высшего уровня — и говоря о ней мы говорим о духовном (высшем, в отличии от материального) состоянии общества. Такова и русская критическая традиция.
Насколько это реально сегодня — познавать общество через литературу? Где взять необходимые инструменты, как проверить их точность? Наконец, кто сможет стать заказчиком этой сложной работы, какие институты — или мы делаем заказ себе сами? Вот, как представляется мне, настоящая тема для дискуссий (а не то, просто плох или вовсе ужасен очередной премиальный список). Думаю, об этом нельзя не размышлять всякому, кто участвует в литературных дебатах, то есть высказывается, свершает действие, по Бахтину, «из себя». Ведь — закончу цитатой — «жить из себя не значит жить для себя, а значит быть из себя ответственно участным» 4.