Классическая модель мышления предполагает необратимость знания и необратимость времени. Отсюда — привычка к линейному чтению.
Да, есть и Кортасар с «Игрой в классики» и «Книгой Мануэля». И Павич с «Хазарским словарем» как наиболее известным нелинейным романом, хотя мне в качестве примера больше нравится его же «Ящик для письменных принадлежностей». А еще «Бледный огонь» Набокова и «Бесконечный тупик» Галковского. Это если навскидку. А теперь признаемся честно: многие ли из нас читали эти книги по системе расставленных в них авторами перекрестных ссылок? Лично я не смог преодолеть инерцию традиционного книжного чтения в порядке пагинации.
Электронное (сетевое) чтение ломает эту привычку об колено. И главное тут — не его дискретность (здесь как раз ничего нового), а принцип обратимости знания.
Сначала все же два слова о дискретности. Похожая революция в чтении произошла, когда вместо свитка изобрели книгу в виде кодекса, то есть состоящую из отдельных страниц, скрепленных в корешке. Так появилась возможность открыть книгу на нужной странице, а не прокручивать свиток от начала к концу. Книгу в раскрытом виде можно было положить на кафедру — и руки получили свободу жестикулирования. Тогда же появилось и чтение про себя: до этого все читали только вслух.
Электронное (сетевое) чтение предложило нам примерно то же, что и кодексная книга: только вместо перелистывания реальных страниц мы теперь кликаем по гиперссылкам, пользуемся голосовым поиском, высвобождая руки, — и вот она, нужная информация. Электронные библиотеки западных университетов перешли на продажу контента по принципу «на развес». Никому не нужна целая книга, когда поисковый запрос сводится к конкретной цитате или отдельной главе. Значит, и продавать выгоднее фрагменты текста, а не книги. В общем, дискретность все та же, только механизм стал быстрее и разветвленнее.
А вот с принципом необратимости знания сложнее. Он-то как раз и сломался с приходом электронного чтения. Знание больше не выстраивается в необходимую последовательность шагов, в поступательное движение. Теперь, чтобы понять «В», нам не надо сначала узнать и понять «А». Отныне мы включаемся в знание с любой произвольной точки и абсолютно не страдаем от отсутствия бэкграунда. Коммуникативный контекст стал не глубинным, а ситуативным.
Чтение в электронном формате становится таким же. Мы легко начинаем и заканчиваем его на середине. С традиционной бумажной книгой лично у меня так не получается. Она все еще воспринимается как некая протяженность, требующая дления усилия понимания. Электронное чтение — точки, от которых требуется информационное совпадение с запросом. Если совпадения не произошло, мы переходим от этой точки к другой.
Более того, сами эти точки меняются. Что написано пером — не вырубить топором. Что написано в сети — находится в режиме постоянной правки. Поэтому и невозможно выстроить линейную последовательность получения знаний. Вернувшись на шаг назад, мы оказываемся уже не там, где были, а в обновленном пространстве знания.
Даже художественные тексты выкладываются авторами не в окончательном виде, как это было принято. Недаром ведь Набоков велел уничтожить свой последний недописанный роман. Мастер не хотел, чтобы кто-то увидел черновик и заглянул в его творческую мастерскую с черного хода. Сетевые авторы, напротив, зачастую публикуются прямо в процессе работы. И тут же правят произведения, общаясь с читателями и учитывая их «социальный заказ». Текст не может быть зафиксирован.
«Я печатаюсь, чтобы прекратить правку», — говорил Валери. Будь Поль сетевым автором, его бы ждал параноидально бесконечный коридор в поисках фиксируемого настоящего, которое, как теперь выяснилось, всегда можно отыграть назад.
Что же произойдет, если электронная модель чтения окончательно перейдет на художественные тексты? Как кажется, станет важна лишь голая фабула, а не то, как она выстраивается в сюжет. Персонажи будут оцениваться по их валентности: чем больше связей выстраивается вокруг, тем важнее герой. Или по частотности упоминания (в эту точку мы будем попадать чаще). В общем, что-то похожее уже делали с художественными текстами сборники кратких изложений.
В мою бытность студентом сосед по общежитию — деревенский парень, который приехал в Тверь учиться на программиста, — так и читал книжки, которые я ему давал. Меня удивляло, как же быстро он прочитывает романы. Потом оказалось, что он пропускает в них все, что, по его мнению, не относится к основной теме, к главной сюжетной линии произведения. Так, например, он чуть ли не за вечер «проглотил» «Бойцовский клуб» Паланика. Какую из двух ипостасей главного героя он счел основной, а про какую, приняв за побочку, так и не прочел, я не спросил.
Возможно, с изменением способа восприятия информации при электронном чтении, с изменением механизмов мышления и связано постепенное угасание значения художественной литературы. Новое мышление не готово с полной отдачей воспринимать ее связность и необратимость, уникальность художественного мира, который не равен пересказу: «Вот все, что я могу сказать вкратце. Если б я мог выбросить отсюда хоть одно слово, я бы это сделал» (Толстой).
Да, мир слишком далеко убежал вперед. И не стоит его за это ругать. Но как же прекрасно, что в нем еще есть что-то необратимое. Если не верите, перечитайте «Анну Каренину» — от корки до корки, не пропуская ни единого слова.