Век так называемой книжной критики оказался недолог. Еще не так давно наблюдалось победное шествие рецензий и обзоров, а ныне «нивы сжаты, рощи голы», «мертвые с косами стоят» — осталось несколько площадок. Но и там рецензенты порой вынуждены оправдывать право на свое существование оригинальными способами (Наталья Кочеткова в «Ленте» («Lenta.ru». — Ред.) тем, что в книгах можно найти «клубничку», Наталья Ломыкина, в «Psychologies», что они о психологических проблемах и способах их преодоления).
Квелая, медленная, дышащая на ладан толстожурнальная критика, с запаздывающим на пару-тройку месяцев рецензированием книжных новинок, напротив, выстояла. Как такое могло случиться?
Вроде бы, все логично. Литература — сфера специализации «толстяков». Тот, кого интересует огородничество, читает «Приусадебное хозяйство», а кого современная поэзия и проза — «Новый мир» или «Знамя».
Видимо, критики и рецензенты, обретшие славу и репутацию в Сети, рассудили так же, и бочком-бочком, один за другим, со спасательных сайтов-шлюпок, взялись перебираться обратно, на борт вечно тонущих литературных «Титаников». Татьяна Сохарева оказалась в «Знамени», Владислав Толстов в «Урале».
«Куда их гонит?»
Помимо элементарного объяснения «надо же хоть где-нибудь печататься», есть и другое возможное — сила привычки. «Толстяки» не только последний оплот, но и старый способ легитимации себя как критика и рецензента (критик — это тот, кто печатается в правильном издании).
Разве ж сайты — это фирма? «Нимфа» разве товар дает? У них и матерьял не тот, и отделка похуже. Логике мастера Безенчука возразить трудно. Даже количество просмотров, с легкостью превосходившее тираж любого «толстяка», общего мнения не меняло. Книжная критика — не то второй сорт, не то вовсе не критика.
Определенная правота в такого рода суждении есть. В книжной критике изначально имелось два близкородственных изъяна — склонность к пиару и общей позитивной интонации. Потому она оказалась неверно воспринята многими, рассматриваясь как форма рекламы и продвижения товара.
При этом само понимание того, что текст имеет не только чисто литературное, художественное, но и потребительское измерение, в книжной критике было верным. Текст — это товар, а читатель — потребитель, который выбирает книгу не из любви к чистому искусству, а в целях вполне прагматичных — скрасить досуг. Ему вполне естественно интересно знать, что следует ожидать от книги, стоит ли она денег и усилий.
С этой точки зрения книжный обзор или рецензия по своему характеру не слишком должны были отличаться от обзора стиральных машин, смартфонов или видеоигр. Рецензент должен был обращать внимание не только на абстрактную литературную ценность, но и на характеристики, значимые для потребителя. То есть пытаться не впадать, с одной стороны, в глубины литературоведения, с другой — избегать скатывания в обзор субъективных впечатлений или откровенную рекламу. Последнее, однако, с книжной критикой в итоге и случилось. А раз так, то чем короче, емче будет сказано, тем лучше.
В итоге довольно объемные некогда материалы усохли до нескольких жалких абзацев.
Издательства в подобной ситуации закономерно рассудили, что аннотации можно публиковать самим, это менее хлопотно, и взялись пиарить себя, не отходя от кассы, на собственных сайтах под вывесками «блог» или «журнал». Последним писком моды стала колонка редактора издательства «Эксмо» Юлии Селивановой в интернет-магазине «Лабиринт». И хотя она назвала ее своим возвращением в критику, вполне очевидно, что вряд ли она будет сечь саму себя за выпускаемую продукцию. Круг замкнулся.
Подход «смотри, что я нашел» был также изначально неверен. Он не соответствовал критическому формату как таковому. Ведь задача критика — оценивать поток книг как есть, а не выковыривать изюм из булок, чтобы потом у публики складывалось ложное впечатление, что мы живем в эпоху побед и свершений. Рецензент должен был осуществлять своеобразный тест-драйв любого произвольно вытянутого из потока текста, исходя из установки, что «все черненькие, все прыгают».
Однобокий позитив все обессмыслил. Если практически любая выходящая из печати книга хороша, то зачем нужен обстоятельный разговор о ней? Бери, не глядя. Описание, разбор, анализ (по сути, знакомство с товаром) — единственное, что оправдывало существование книжной критики, стало излишним на фоне погружения «критика» в пучину собственного восторга и хвастовства этим состоянием перед читателем.
Избавившись от литературоведческого наукообразия, книжная критика выкинула вслед и всякую рациональность, апеллируя исключительно к эмоциональной сфере, сосредоточившись на раздражении рецепторов. Процесс чтения начали подавать как получение непрерывного кайфа, а рассказ о книгах стал смахивать на предложение «вмазать» от завзятого наркодилера.
Понятное дело, что вранье со временем вскрылось. Никакого кайфа, только получение прибыли. Авторитет оказался подорван. Опять же, оказалось, что удовольствие, раз уж оно встало во главу угла, можно получать и другими способами.
Так книжная критика не только перестала быть критикой, но и стала работать против, а не в пользу чтения, логично подойдя к самоупразднению.
Однако нынешний возврат в толстожурнальное стойло трудно оценить позитивно. Толстые журналы, сами сидящие на искусственном финансовом аппарате дыхания, пребывают в каком-то иллюзорном райском состоянии дотоварного производства. Читатели им не нужны. Тексты, в том числе критические, производятся для нужд внутреннего пользования. Мало того, что журналы исповедуют довольно узкое представление о литературе, они не особо стремятся к рассказу о своем излюбленном сегменте широкому кругу читателей. Если книжная критика попала в ловушку пиара и изменила своей природе в плане объективности и рациональности, то толстожурнальная демонстрирует принципиальную неадекватность, безразличие к тому, что творится за околицей.
Тем не менее, закат книжной критики — показатель натуральности этого явления, которое сошло на нет по вполне объяснимым причинам (концептуальные ошибки, нехватка площадок, отсутствие нормальных рыночных механизмов, потребителя, адресата). А вот продолжение существования критики в толстожурнальном виде нельзя определить иначе как противоестественное. Перед нами изоляционистский вектор ее развития. И это не позитив.
Поэтому будущее не за ним. Но и не за получившими ныне распространение эрзац-критическими, несоответствующими книжной природе («танцевать об архитектуре») форматами видеоблога и подкаста.
Многие думают, что критика перемещается в блоги, понимая при этом блог, как некий аналог легитимирующего издания, то есть, продолжая мыслить категорией «места», а не человека в противовес известной пословице о том, что человек красит место, а не наоборот. Это неверно.
Впрочем, также ошибочно было бы ожидать, что мы перейдем к персональным критическим проектам. Личность перестала быть интересна.
Единицей измерения критики постепенно становится текст. Персонально-диктаторское начало в критике ослабевает. Тексты станут обитать где-то в Сети, а единственным способом их агрегации будет искусственный список, сгенерированный поисковиком в ответ на запрос пользователя. Их авторство перестанет иметь какое бы то ни было значение.
К такому дивному, безличному, анонимному новому миру критики мы, по всей видимости, движемся.