Заметки о журнале «Русская литература»

1

На протяжении многих лет в Москве и Ленинграде не было ни одного критического я литературоведческого журнала. Теперь их два – «Вопросы литературы» и «Русская литература». Но эти издания не дублируют друг друга. «Русская литература» – журнал более специальный, рассчитанный если не на ученого-литературоведа, то во всяком случае на достаточно подготовленного читателя. И вместе с тем это историко-литературный журнал широкого профиля, занимающийся изучением и века минувшего, и века нынешнего.

Основная задача этого журнала, как ее формулировала три года назад сама редакция, состоит в том, чтобы содействовать изучению и пропаганде достижений великой русской литературы на всех этапах ее исторического развития, в особенности классического реализма XIX века и социалистического реализма, изучению закономерностей русского историко-литературного процесса в связи с освободительным движением и развитием эстетической мысли в России, исследованию национального своеобразия классической литературы и ее значения для современной литературной жизни.

Это были хорошо продуманные и точно найденные слова, свидетельствовавшие о том, что редакция нового журнала имеет верный идейно-теоретический прицел! и способна решать те большие задачи, которые перед ней были поставлены.

За три года вышло двенадцать номеров журнала. Они позволяют судить о том, что слова, некогда произнесенные редакцией, не остались мечтаниями. «Русская литература» успешно завоевывает репутацию серьезной научной трибуны.

Центральное место в журнале занимает исследование проблем литературного наследия. Здесь напечатан ряд интересных статей, значительно расширяющих наше представление о крупнейших явлениях русской литературы. Назовем работы о Пушкине – М. Алексеева, В. Асмуса, Н. Берковского; о Лермонтове – Д. Максимова, Б. Эйхенбаума; о Гоголе – В. Виноградова, Е. Покусаева; о Тургеневе – В. Виноградова, Г. Фридлендера; о Чернышевском и Некрасове – В. Базанова; о Щедрине – А. Бушмина; о Л. Толстом – Б. Эйхенбаума, А. Скафтымова, М. Храпченко, Б. Мейлаха, Ф. Приймы; о Чехове – Г. Бердникова, и др.

Как видим, перечень обширен, хотя он здесь далеко не исчерпан.

Они разные, эти работы. Одни из них основаны на новых изысканиях, другие – на новом осмыслении уже известного материала. Различными путями ведется историко-литературное исследование. Но если в его основе лежат верные методологические предпосылки, свежая, пытливая мысль, страстный исследовательский поиск – результаты усилий ученого с благодарностью будут восприняты читателем.

Характерны в этом отношении статьи о Пушкине, написанные М. Алексеевым – «Пушкин и проблема «вечного мира» и Н. Берковским – «Народно-лирическая трагедия Пушкина («Русалка»)». По методу исследования эти работы совершенно различны. В первом случае автор мобилизует огромный историко-литературный аппарат, помогающий расшифровать и осмыслить черновую запись Пушкина, выражавшую мечту великого поэта о ликвидации войн и установлении «вечного мира». Редко привлекавшая внимание исследователей заметка приобрела исторический масштаб; она с еще одной, неожиданной стороны помогает уяснить направление политической мысли молодого Пушкина и конкретное содержание тех споров о войне и мире, в которых он участвовал в 1821 году в Кишиневе.

М. Алексеев убедительно показывает, что проблема «вечного мира», увлекшая Пушкина, была связана с широким кругом идей европейского Просвещения. В конце XVIII – начале XIX века вопросы войны и мира стали предметом острых политических и философских дискуссий. Европейское свободомыслие отметало человеконенавистнические концепции «божественного» происхождения войны как проявления некоего «вечного закона» и отстаивало идею «вечного мира» между народами. Недаром эта политическая идея была официально объявлена в качестве одного из принципов государственной политики Франции в начале революции 1789 года. Правда, властители буржуазной Франции вскоре надругались над этими принципами, участвуя в захватнических войнах, огнем и мечом перекраивая политическую карту мира, варварски попирая свободу и независимость малых народов. И тем не менее просветительская идея «вечного мира» продолжала воодушевлять самые прогрессивные умы Европы. В середине 1810-х годов в ряде стран были даже созданы так называемые «Общества для установления всеобщего и вечного мира». Нет ничего удивительного в том, что и в кишиневской группе декабристов, с которой был близок Пушкин, горячо обсуждались вопросы о войне «справедливой», «освободительной», а также идея «вечного мира».

Таким образом, всесторонний и глубокий анализ небольшой черновой заметки Пушкина позволил исследователю прийти к важному выводу о том, что великий поэт сумел поднять проблему войны и мира до уровня большого философского обобщения и заглянуть далеко в будущее.

Статья М. Алексеева является поучительным примером того, какими результатами венчается, казалось бы, сугубо академическое исследование, если мысль ученого сосредоточена на решении актуальной проблемы.

В другом случае предметом изучения явилось крупное художественное произведшие Пушкина. Статья Н. Берковского почти лишена историко-литературного аппарата, автор по существу не выходит за границы самой «Русалки», но тончайшее знание текста, способность глубоко вникнуть в его идейную, эстетическую природу и отвлечься от привычных, традиционных толкований позволило по-новому осмыслить выдающееся произведение русской литературы. Этому в немалой степени способствовало и то обстоятельство, что автор вовлек в сферу литературоведческого анализа интересные размышления, связанные с историей русской и западноевропейской музыки.

При всем внешнем различии методов исследования статьи М. Алексеева и Н. Берковского имеют немало общего: тщательность анализа, умение соотносить явления искусства с явлениями истории, широта мысли. Эти черты в той или иной мере свойственны и другим лучшим работам, появившимся на страницах «Русской литературы».

В том же ряду следовало бы назвать и статью покойного Б. Эйхенбаума «О смысловой основе «Героя нашего времени». Критическая литература об этом произведении почти необозрима. Однако автор сумел найти новый, оригинальный угол зрения в истолковании лермонтовского романа. В процессе вдумчивого и тонкого анализа Б. Эйхенбаум устанавливает связь поведения и судьбы Печорина с традициями декабризма, с проблемой личной героики в том трагическом осмыслении, которое ей было придано в 30-х годах. Очень плодотворно суждение автора о том, что социально-утопические идеи явились общеевропейской идеологической основой развития в художественной литературе XIX века «психологизма». Исследователь при этом уточняет, что здесь имеется в виду не сам по себе психологический анализ, а та новая жизненная задача, которая возникла в результате общественных потрясений и военных катастроф. Вот почему проблема психологизма в художественной литературе отнюдь не сводилась к раскрытию интимной сферы жизни человека, а стала проблемой общественной, и «Герой нашего времени» сразу же был воспринят современниками как острый социально-политический роман. В условиях русской действительности стремление к психологизму, к раскрытию «диалектики души» было связано со страстными поисками решений злободневных вопросов современности, и это придавало новому художественному направлению, по словам автора, «напряженный моральный характер». Так обнаруживается еще одна грань в преемственной связи между Лермонтовым и Толстым.

Статья Б. Эйхенбаума примечательна тем, что анализ конкретного произведения ведется в ней не по замкнутому кругу, а дает выход к размышлениям над большими и разнообразными историко-литературными проблемами.

В журнале «Русская литература» сотрудничают известные и авторитетные в нашей стране ученые. Взыскательность к публикуемым историко-литературным статьям – вот, пожалуй, одна из приметных особенностей журнала.

Правда, правило не обходится без исключений. Наряду с серьезными исследовательскими работами иной раз промелькнет статья, относительно которой думаешь, каким ветром занесло ее сюда, на страницы журнала, именующегося органом одного из институтов Академии наук СССР. Такой вопрос возникает при чтении, скажем, статьи А. Молотова «А. П. Чехов о проблемах общественного устройства и науки в России». Редакция предусмотрительно выдала себе охранную грамоту, сопроводив фамилию автора упоминанием о его специальности, далекой от литературоведения. Но так или иначе опыт нельзя признать удачным, особенно если учесть, что площадь, занятая этой статьей, могла бы быть использована с большей пользой. Нельзя не вспомнить и ошибочной статьи В. Архипова «К творческой истории романа И. С. Тургенева «Отцы и дети», вызвавшей в свое время множество резких критических откликов в различных периодических изданиях.

Но отдельные промахи редакции не определяют лица журнала.

С интересом читаются в «Русской литературе» статьи, в которых на основе неизвестных доселе архивных материалов по-новому осмысливаются некоторые важные » недостаточно изученные явления истории нашей литературы и общественной мысли. Такого рода статьи – в профиле журнала, и они, естественно, привлекают к себе внимание специалистов и широкого круга читателей.

В этом ряду можно было бы назвать, например, работу Г. Макогоненко «Новые материалы о Д. И. Фонвизине и неизвестные его сочинения» или появившуюся в одной из последних книжек журнала статью молодого исследователя Ф. Кузнецова о Г. Е. Благосветлове – издателе и редакторе журнала «Русское слово». Основываясь «а обнаруженных в архиве III Отделения материалах, автор опровергает бытовавшее в научной литературе представление о Благосветлове как о ловком дельце, беспринципном предпринимателе – «журнальном эксплуататоре», и убедительно доказывает, что он был активным участником революционного подполья 60-х годов.

Статья эта лишний раз напоминает, сколь существенны, для нашего литературоведения архивные разыскания, Каким они обладают громадным научным потенциалом.

В небольших по объему заметках и сообщениях редакция «Русской литературы» сделала всеобщим достоянием множество важных, ранее неизвестных материалов. Здесь – впервые опубликованное письмо А. В. Кольцова к Белинскому и неизвестное стихотворение Батюшкова, неизданная автобиография Блока и несколько его прекрасных писем к Станиславскому, новые страницы из литературного наследия Гончарова, Лескова, Писарева, новые материалы о Л. Толстом и т. д. Такие публикации непрерывно раздвигают, границы наших представлений о том или ином писателе и русской литературе в целом.

Ныне условия работы исследователя в архивах существенно изменились, ему открылись материалы, которые прежде хранили за семью печатями. Научное освоение этих материалов – задача не только таких специальных изданий, как «Литературное наследство». Не должен ее игнорировать и журнал «Русская литература». Тем более, что журнал является органом института, имеющего свой собственный первоклассный архив по истории нашей отечественной литературы.

Но не следует забывать, что существует принцип отбора поступающих в редакцию архивных материалов. Наряду с важными, интереснейшими документами в разделе «Публикации и сообщения» встречаются порой мелочи, появление которых на страницах этого журнала явно не обязательно. С другой стороны, долг журнала не только информировать о вновь найденных архивных документах, но прежде всего содействовать их историко-литературному осмыслению. А такие обобщающие, серьезные работы появляются в «Русской литературе» не так уж часто.

Можно заметить, что изучение русской литературы XIX века ведется на страницах журнала слишком дробно. Темы многих статей носят локальный характер. Подавляющее большинство из них посвящено творчеству того или иного писателя, а нередко лишь одному произведению. Разумеется, такие статьи тоже необходимы. Но наряду с ними хотелось бы видеть со стороны редакции больше усилий, направленных на исследование общих ^вопросов, связанных с историко-литературным процессом этой эпохи в целом.

Нельзя сказать, чтобы редакция «не испытывала потребности в подобных статьях. Можно вспомнить весьма содержательную работу Б. Бурсова «О национальном своеобразии и мировом значении русской классической литературы», печатавшуюся в четырех номерах журнала. Но, во-первых, эта работа так и не была доведена до конца: четвертая статья завершалась заветным – «окончание следует», однако прошел год, два – я никакого окончания не последовало. А его очень не хватало – хотя бы потому, что оно должно было быть посвящено анализу того вклада, какой внесли в развитие русского реализма Достоевский, Толстой, Чехов. Во-вторых, и это самое главное, вопросы, поставленные на обсуждение Б. Бурсовым, не получили дальнейшего развития на страницах журнала. Создалось впечатление, что оборвалась не только статья, но самое обсуждение тех проблем, которые были в ней выдвинуты.

В методах исследования классического наследия наша наука пережила характерную эволюцию. В 20 – 30-х годах советское литературоведение тяготело к широким и, надо сказать, часто скороспелым обобщениям. В те времена были еще зыбкими методологические основы литературоведческих работ; кроме того, первейшая задача науки тогда состояла в том, чтобы освоить огромные пласты неизвестного ранее фактического материала. Из сейфов цензурного и жандармского архивов было извлечено огромное количество произведений классиков, о существовании коих никто прежде не подозревал. Достоянием ученых стало великое множество документов, дававших основание для совершенно нового истолкования тех или иных сторон политической биографии писателей, их мировоззрения, творческого пути. Все это надо было изучить, осмыслить. И это было сделано.

В послевоенные годы вышел ряд капитальных книг о крупнейших деятелях нашей отечественной литературы. Почти о каждом из классиков уже есть по одной или несколько монографий. Ныне перед литературоведением стоит новая задача: наряду с изучением отдельных, конкретных явлений историко-литературного процесса необходимо создавать обстоятельные работы, посвященные исследованию этого процесса в целом. Тот огромный эмпирический материал, который наша наука накопила, нуждается в серьезном теоретическом обобщении. История и теория литературы должны стать ближе друг к другу. Сейчас, как никогда раньше, ощущается необходимость в том, чтобы резко поднять теоретический уровень историко-литературной науки. Результаты этого тотчас же скажутся и на качестве монографий об отдельных писателях, и, что особенно важно, на уровне вузовского преподавания истории литературы.

2

Одна из самых острых задач, стоящих сейчас перед советским литературоведением, состоит в необходимости усилить теоретические поиски, причем в самых различных направлениях. Надо смелее браться за решение больших вопросов. Среди них – исследование внутренних закономерностей развития литературы, изучение литературного процесса в его жанровых разновидностях, в его взаимосвязях с литературами зарубежными, и т. д.

Развитие русской литературы в XIX веке принято членить на несколько этапов в соответствии с ленинской периодизацией русского освободительного движения. Но применение этой ленинской концепции к явлениям литературы носит порой механический характер и мало помогает выявлению специфических закономерностей, лежащих в основе историко-литературного процесса. Вопрос о периодизации русской литературы XIX и начала нынешнего века – важный теоретический вопрос. И на его разработку должны быть направлены усилия ученых.

Ныне, когда о творчестве крупных писателей прошлого уже имеются серьезные исследовательские работы, редакция «Русской литературы» могла бы сосредоточить больше внимания на изучении самого историко-литературного процесса.

Многие вопросы здесь совершенно не разработаны. Чтобы убедиться в этом, достаточно, например, посмотреть, как освещается в иных работах литературный процесс 30-х, 50-х, особенно 70-х годов XIX века.

На карте нашей отечественной литературы; еще много белых пятен. У нас нет ни одной специальной работы, которая исследовала бы эволюцию русского реализма или отдельных жанров, а также развитие литературы в соотнесении с другими видами искусств. Русская литература на всех исторических этапах развивалась в живом, творческом взаимодействии с литературами зарубежными. Большое значение приобрела сейчас проблема сравнительно-исторического изучения нашего классического наследия с литературами не только западными, но и восточными. До сих пор еще нет ни одной капитальной работы, посвященной исследованию связей нашей отечественной литературы и литератур славянских народов. Состоявшийся в сентябре 1958 года в Москве IV Международный конгресс славистов показал, к каким плодотворным результатам может привести изучение этой проблемы. Почти три года назад о журнале «Русская литература» была опубликована содержательная статья Н. Гудзия «У истоков великой славянской литературы», которая могла бы стать началом серьезного разговора. Могла бы, но не стала…

Разработке этих серьезных принципиальных вопросов должен помочь журнал «Русская литература». Между тем, повторяем, порой создается впечатление, что журнал больше склонен рассматривать явления истории литературы в микромасштабе. Интерес к частным темам в иных номерах преобладает над исследованием общих теоретических и историко-литературных проблем.

Вот один примечательный, на наш взгляд, пример. В журнале давно заведена рубрика «Проблемы текстологии». За три года в этом разделе было опубликовано более десяти статей, среди них – статьи о тексте стихотворений Некрасова «Поэт и гражданин» (А. Груздева) и Лермонтова «А. О. Смирновой» (Е. Прохорова), о «Солдатских песнях» Л. Толстого (Б. Бушканца), текстологические заметки о «Жизни Клима Самгина» (Л. Резникова) и т. д.

Ни одна из названных статей не вызывает возражений сама по себе. Это дельные, полезные работы. Но в совокупности они создают ощущение известной односторонности всего раздела: изучению частных вопросов здесь отдается явное предпочтение перед обсуждением больших и принципиальных проблем нашей текстологии.

Это впечатление подтверждается и статьями, посвященными анализу собраний сочинений отдельных писателей. В журнале был помещен ряд обстоятельных текстологических обзоров собраний сочинений Бунина, Л. Толстого, Пришвина, Каронина-Петропавловского и др. Но и здесь пафос частных наблюдений явно преобладает над стремлением поставить более общие вопросы современной текстологии.

В 1957 году вышел первый том сборника «Вопросы текстологии». Два с лишним года спустя вышел второй том. В этих книгах впервые после длительного перерыва был подвергнут обсуждению ряд общих проблем текстологической науки, имеющих значение не только теоретическое, но и практическое – для издательств, занимающихся изданием классической и советской литературы. Казалось, сборники должны были стать добрыми предвестниками серьезного оживления в этой области филологической науки; можно было надеяться, что на страницах «Русской литературы» будет продолжено обсуждение важнейших вопросов современной текстологии.

Но этого не случилось. Тематика раздела текстологии, повторяем, слишком локальна, дробна. Во второй книжке журнала за 1958 год была напечатана интересная статья П. Беркова «Об установлении авторства анонимных и псевдонимных произведений XVIII века». И это – едва ли не единственный (если не считать полемических заметок В. Ермилова «Что противопоказано текстологии?») случай, когда раздел «Вопросы текстологии» изменил своему правилу.

В сущности, сходная тенденция ощущается и в статье Ф. Приймы «К спорам о подлинных и мнимых статьях и рецензиях В. Г. Белинского», опубликованной в первой книжке за 1960 год.

Завершение тринадцатитомного Полного собрания сочинений Белинского явилось значительным событием в культурной жизни страны. Издание это вызвало ряд откликов в печати, в которых отмечались и его несомненные достоинства, и некоторые его недочеты.

Одна из главных и наиболее сложных проблем этого собрания была связана с определением его состава. В предшествующее издание Белинского, осуществлявшееся С. Венгеровым (последние два тома подготовлены В. Спиридоновым), было включено немало статей, не принадлежавших Белинскому; в то же время за пределами издания оказалось изрядное количество статей, бесспорно им написанных. Советское литературоведение проделало большую работу по выявлению подлинных и мнимых статей Белинского, и ее результаты были в значительной мере учтены редакцией последнего Полного собрания сочинений критика.

Нужно ли говорить о том, сколь было бы интересно и поучительно обобщить опыт, накопленный редакцией. Успешное решение различных вопросов, связанных с установлением авторства статей Белинского, заключает в себе возможность теоретического осмысления многих проблем атрибуции. К сожалению, статья Ф. Приймы мало продвинула нас в этом направлении.

Статья возвращает нас к давнишним спорам относительно авторства ряда статей, печатавшихся в изданиях, о которых сотрудничал Белинский. Вопросы эти важны, тем более что в новом издании Белинского оказались существенные изъяны, связанные с проблемой атрибуции. В статье Ф. Приймы отмечается, что ныне, когда все тома Полного собрания сочинений Белинского вышли в свет, «открывается полная возможность взглянуть на издание критически и выявить все его промахи и ошибки», И далее: «Только» строгая и принципиальная критика этого издания поможет освободиться от целого ряда легочных, а то и просто ложных представлений о содержании литературной деятельности великого критика». Верные, хорошие слова. Но беда в том, что весь пафос статьи направлен совсем в противоположную сторону. Ф. Прийма взял на себя нелегкую задачу – во что бы то ни стало оградить редакцию Полного собрания сочинений Белинского от каких бы то ни было критических замечаний. И трудно отделаться от впечатления, что полемический пыл автора одушевлен не столько поиском истины, сколько стремлением защитить «честь мундира».

Редакция безосновательно включила в раздел «Dubia», несомненно принадлежащую Белинскому статью «Кесари», но зато ввела в основной корпус рецензию на «Кобзарь», в отношении которой авторство Белинского никак нельзя считать доказанным и место которой по крайней мере – в разделе «Dubia».

Об этой чрезвычайно важной рецензии на шевченковский «Кобзарь», напечатанной в 1840 году на страницах «Отечественных записок», следует сказать хотя бы несколько слов. Принадлежала ли она перу Белинского? Положительное решение этого вопроса помогло бы прояснить существенный эпизод в биографии критика, связанный с его отношением к великому украинскому поэту и отрицательной оценкой в 1842 году поэмы «Гайдамаки». Высказанное в 1939 году В. Спиридоновым предположение, точнее убеждение, относительно того, что автором рецензии «а «Кобзарь» был не кто иной, как Белинский, вызвало много споров. Они продолжаются до сих пор. Аргументы, приведенные в статье Ф. Приймы, ничего существенно нового не прибавляют. Содержание рецензии на «Кобзарь» никак не согласуется с известными нам оценками Белинского, Но тогда возникает вопрос, его ставит и Ф. Прийма, – как же мог Белинский, будучи руководителем критического отдела, санкционировать публикацию в журнале такой рецензии?

Вопрос справедливый и обоснованный, однако не следует при этом забывать, что Белинский вовсе не был хозяином «Отечественных записок», что многие вопросы Краевский решал самолично, через голову критика. Хорошо известно, что Белинский рецензировал книги отнюдь не всегда по собственному выбору, ему нередко приходилось уступать давлению со стороны издателя журнала (об этом однажды с величайшим негодованием рассказал сам Белинский в письме к Боткину от 14 января 1846 года). С другой стороны, Краевский без ведома Белинского заказывал через Галахова в Москве различные статьи и рецензии. Разве нельзя предположить, что при таких условиях руководитель критического отдела не мог возражать против печатания рецензии, с которой он не был согласен? Мы не утверждаем, что именно так было, но так могло быть.

Здесь не место вступать в конкретное обсуждение всех вопросов, поставленных в статье Ф. Приймы. Мы хотели лишь отметить, что вопросы эти чрезвычайно сложны, и нет нужды изображать дело так, словно они уже давно благополучно решены. К тому же вовсе не следует задним числом оправдывать все спорные решения, принятые в Полном собрании сочинений Белинского. Редакция этого издания, проделавшая столь огромную, замечательную работу, отнюдь не нуждается в подобных защитительных акциях.

3

Формулируя программу журнала, редакция заявила о своем стремлении всячески содействовать развертыванию творческих дискуссий.

В журнале было проведено две интересных дискуссии – » 1958 году по некоторым проблемам древней русской литературы, в минувшем году – по вопросам фольклора и фольклористики. Редакция не только обеспечила высокий научный уровень этих дискуссий, но и содействовала тому, что они приобрели интерес для широкого круга читателей. Это особенно важно сказать в отношении статей по древней русской литературе.

Еще совсем недавно эта область науки существовала совершенно обособленно, была вовсе отключена от решения больших теоретических проблем и оставалась достоянием лишь тесного круга ученых-специалистов. Достоинство появившихся на страницах «Русской литературы» статей Д. Лихачева, В. Адриановой-Перетц, И. Еремина, С. Азбелева – в том, что поставленные в них на обсуждение вопросы представляют интерес для всей историко-литературной науки, существенны для уяснения нашего классического наследия в целом.

И, однако же, надо сказать, что эффективность этих дискуссий была бы значительно большей, если бы они завершались какими-то итогами.

Мы вовсе не призываем к тому стандарту обтекаемой анонимно-редакционной статьи, которая часто венчает иные наши журнальные диспуты, – статьи, в которой благостно отмечаются «плюсы и минусы» спорящих сторон и очень мало говорится по существу тех вопросов, которые явились предметом споров. Мало пригласить ученых поспорить на страницах журнала. Более трудная задача – разобраться в существе спора, определить свою позицию в нем и попытаться выяснить результаты! научного обсуждения проблемы, выделив при этом те вопросы, которые нуждаются еще в дополнительном обсуждении. Вот этой своей обязанностью редакция «Русской литературы» пренебрегает.

Бывает и так. Редакция печатает острую дискуссионную статью, которая по самой сути своей требует всестороннего обсуждения поставленных в ней проблем. Сам автор признает спорность некоторых выдвинутых им положений, статья откровенно приглашает к продолжению разговора. А продолжения его нет и в помине.

В четвертой книжке журнала за 1959 год появилась статья Г. Макогоненко «Русское Просвещение и литературные направления XVIII века». Статья интересная, острая; автор оспаривает давно и стойко бытующее в нашем литературоведении представление о Фонвизине, Радищеве, Державине, согласно которому творчество этих писателей, хотя и противостояло классицизму, не создало вместе с тем более высокого сравнительно с предшествующим методом художественного синтеза. Г. Макогоненко объявляет названных писателей выразителями некоего нового творческого метода – искусства Просвещения, которое, существенно отличаясь от классицизма и сентиментализма, явилось непосредственным преддверием критического реализма XIX века. В этой связи автор статьи выдвигает, на мой взгляд, неверное положение о том, что реализм о России «сформировался как художественный метод до романтизма и сентиментализма».

Статья Г. Макогоненко привлекает внимание к некоторым серьезным вопросам нашей науки. Редакция «Русской литературы» правильно поступила, напечатав статью, но вопросы, в ней поднятые, слишком значительны, чтобы далее можно было бы отделаться «фигурой умолчания». Во всяком случае, год прошел – и никаких откликов «а выступление Г. Макогоненко не появилось.

Ровно год спустя Г. Макогоненко опубликовал в журнале новую статью «Был ли карамзинский период в истории русской литературы?». Основываясь на выдвинутом в предшествующей статье тезисе о просветительском характере реализма в русской литературе XVIII века, автор снова поставил ряд интересных вопросов, связанных с историко-литературным процессом конца XVIII – начала XIX века. И очень жаль будет, если и эту статью постигнет судьба предшествующей.

Думается, что ныне назрела нужда в серьёзной дискуссии по наиболее узловым проблемам историко-литературного процесса XVIII века. И где же, как не на страницах «Русской литературы», ее провести!

4

Большие и увлекательные возможности открыты перед разделом советской литературы. Собственно, такого раздела в журнале нет, но из номера в номер редакция печатает статьи и материалы, посвященные современной русской литературе и ее истории.

Здесь появились работы о Шолохове – А. Бритикова, В. Камянова; о Маяковском – Г. Черемина, В. Тимофеевой, А. Смородина; о «Возмездии» Блока – Л. Долгополова; о творчестве Пришвина – А. Хайлова; о «Петре I» А. Толстого – Ю. Андреева; «Цементе» Гладкова – В. Стахова; драматургии А. Неверова – Л. Тамашина; о поэзии Великой Отечественной войны – А. Абрамова; литературные портреты Эльмара Грина (А. Павловского), Н. Тихонова (В. Шошина).

Мы перечислили, пожалуй, самые существенные статьи по разделу советской литературы. Кроме того, журнал откликается на наиболее острые проблемы современной литературы. Здесь появились статьи об утверждающем пафосе советской литературы (В. Ковалева), о поэтах «третьего поколения», а также о лирической поэзии наших дней (В. Бузник), о поэзии О. Берггольц (А. Павловского), о «Братьях Ершовых» (Ю. Андреева), о прозе 1955 – 1958 годов (А. Павловского) и т. д.

К сожалению, некоторые статьи раздела, особенно те, которые посвящены современной литературе, кажутся случайными, не обязательными для журнала. В печати уже отмечалось, что в журнале, особенно в первых его номерах, появлялись статьи, неверно, односторонне освещавшие явления современной литературной жизни и содержавшие неточные, предвзятые их оценки. Некоторые статьи этого раздела (например, В. Ковалева, Ю. Андреева) отличались крикливым, сенсационным тоном.

Иные работы этого раздела слишком описательны и эмпиричны, в них не ощущается движения теоретической мысли.

«Поэты «третьего поколения» – так, назвала В. Бузник свою статью о творчестве С. Гудзенко, М. Дудина, М. Максимова и С. Орлова. В одной обойме искусственно замкнуты четыре, в общем, различные поэтические индивидуальности. По мысли В. Бузник, их творчество выявляет наиболее характерные особенности, присущие «военному поколению» советских поэтов, – поколению, к которому она справедливо относит и М. Луконина, и В. Захарченко, и Е. Винокурова, и Ю. Друнину, и В. Урина, и многих других. Но почему, например, именно Максимов предпочтен Луконину, не объяснено и, вероятно, не объяснимо. Был задуман большой и принципиальный разговор, но недостаточно мотивированный выбор конкретного материала не позволил придать этому разговору ту степень обобщенности и теоретической обязательности, на какую рассчитывала статья.

«Русская литература» – журнал академического типа. И если освободить это определение от обычно сопровождающих его иронических кавычек, то оно ко многому обязывает. Обязывает прежде всего к обстоятельности, глубине научного анализа, широким обобщениям. Все это, естественно, должно распространяться и на статьи по современной советской литературе.

Все самые важные и значительные явления в ней не могут и не должны проходить мимо журнала. Но их следует не регистрировать, а исследовать столь же тщательно и скрупулезно, как это делается в отношении явлений классической литературы.

Между тем нельзя не заметить, что статьи по современной литературе в научном, теоретическом отношении гораздо беднее работ, посвященных классике.

Автор рецензии на первый том академической «Истории советской литературы» С. Малахов писал в прошлом году на страницах «Русской литературы», что один из существенных недочетов этой книги состоит в том, что в ее монографических главах почти не получил освещения «важнейший вопрос о творческой связи советских писателей с традициями классической литературы». Этот недостаток характерен и для статей, публикуемых в журнале «Русская литература».

Иным выступлениям журнала по вопросам советской литературы не хватает именно ощущения историзма и внутренней связи с предшествующим опытом русской литературы. Изъяны подобного рода вообще характерны для многих критических статей, появляющихся в различных периодических изданиях. Но в рецензируемом журнале эти изъяны кажутся особенно заметными и неуместными.

Прочитайте, например, литературный портрет Николая Тихонова. Хорошо написанная В. Шошиным статья читается с интересом. Богатая содержанием поэзия Тихонова вызывает живые ассоциации с различными явлениями нашего литературного наследия. В статье упомянуты имена Лермонтова, Грибоедова, Бестужева-Марлинского. Но эти упоминания попутны, носят риторический характер и не помогают уяснить своеобразие и новаторское значение тихоновского творчества.

Нам кажется, что редакция еще не нашла тот тип статьи по современной советской литературе, который соответствовал бы профилю этого издания. Журнал, выходящий раз в три месяца, не может угнаться за быстротекущими событиями современной литературы. Но от него естественно ожидать глубины и основательности теоретических поисков. Обобщать художественный опыт современной литературы, постоянно соотносить ее с наиболее крупными явлениями нашего классического наследия, ставить на ее материале большие теоретические проблемы – вот, по-видимому, «главное направление» этого раздела.

Хочется видеть на страницах «Русской литературы» больше статей, посвященных теоретической разработке проблем социалистического реализма. В этой области журнал до сих пор сделал крайне мало. Три года, назад была напечатана дельная работа С. Петрова «Рождение социалистического реализма»; вслед за тем появилась статья П. Выходцева «Некоторые проблемы народности советской литературы», а два года назад – статья Н. Пруцкова «О новаторстве и оригинальности в литературе социалистического реализма». И, кажется, все. Только три статьи за три года! К тому же эти статьи, в сущности, обособлены от тех работ, которые посвящены разбору конкретных явлений современной литературы.

Таким образом, раздел советской литературы и недостаточно участвует в литературном процессе, и в очень малой мере влияет на разработку сложных вопросов истории советской литературы, а также теоретических проблем социалистического реализма.

Вероятно, ни в одной области нашей науки так не нужны! дискуссии, как в изучении истории советской литературы. Здесь еще много спорных вопросов, решению которых может помочь живой, творческий обмен мнениями. А его-то как раз и нет на страницах журнала.

Призывы к развертыванию творческих дискуссий потому часто и остаются благими пожеланиями, что в иных редакциях еще не изжит страх перед возможностью различных точек зрения на то или иное произведение вашей современной литературы.

Очень интересны в журнале впервые публикуемые архивные материалы по истории советской литературы. Но почему редакция публикует подобные материалы столь ничтожными, почти гомеопатическими дозами?! В Центральном Государственном архиве литературы и искусства и других архивохранилищах хранится несметное количество материалов, документов, имеющих неоценимое значение для истории советской литературы. Журналу «Русская литература» следовало бы содействовать более интенсивной разработке этих сокровищ.

Как сильно было бы обеднено наше представление о русской литературе XIX века, если бы мы не знали писем Пушкина и Тургенева, записных книжек Толстого и Чехова, многочисленных мемуаров современников. А вот историк советской литературы находится в трудном положении: эпистолярное наследие ушедших от нас писателей не собрано, мемуары о них не изданы.

Вот почему с таким живым интересом воспринимаются опубликованные в «Русской литературе» письма Есенина и Блока или письмо А. Н. Толстого 1922 года перед возвращением на родину, речи Всеволода Вишневского или записи Горького на полях статей о социалистическом реализме.

Сохранилось немало ценных мемуарных и эпистолярных материалов, характеризующих деятельность видных советских критиков 20 – 40-х годов. Их тоже не следовало бы забывать, как это позволили себе сделать авторы первых двух томов «Истории советской литературы», изданных Институтом мировой литературы имени А. М. Горького. Советская критика также имеет свою историю. И настало время подумать о создании специального очерка, который подытожил бы исторический путь нашей критики и проанализировал бы ее роль на различных этапах развития советской литературы. Но создать такую книгу без предварительной подготовки и разработки материалов невозможно. И кому же, как не журналу «Русская литература», как, впрочем, и «Вопросам литературы», стать научным разведчиком этой темы!

Так же назрел вопрос о научной разработке истории советского литературоведения. При бюро Отделения литературы и языка Академии наук создана под руководством Н. Гудзия комиссия по истории нашей отечественной филологической науки. По плану этой комиссии издаются избранные труды крупных ученых-литературоведов, ушедших от нас. Уже вышли в свет первый том «Истории русской фольклористики» М. Азадовского, «Русская критика первой четверти XIX века» Н. Мордовченко, «Из истории русско-славянских литературных связей» М. Сперанского, сборник избранных работ Г. Винокура, готовятся к изданию книги П. Сакулина, В. Перетца, М. Цявловского, Б. и Ю. Соколовых, Н. Бродского.

Деятельность комиссии очень полезна и заслуживает всяческого уважения. Однако следует не только собрать наследие ушедших от нас литературоведов, но и тщательно его изучить. Овладение марксистско-ленинской методологией историко-литературного исследования открыло перед нашей наукой огромные возможности. И пусть они еще далеко не в полной мере осуществлены, но немало уже и сделано. Осмыслить важнейшие вехи в развитии нашей науки, обобщить опыт талантливых ученых в области советского литературоведения – немаловажная задача журнала «Русская литература».

5

Хорошо поставлен в журнале отдел библиографии. Регулярно, из номера в номер, журнал откликается на наиболее значительные литературоведческие книги. Но площадь этого отдела слишком скромна, и огромное количество работ все же остается; не отрецензированным. Пожалуй, редакция правильно поступила бы, если бы чаще прибегала к жанру обзора. Этот жанр имеет немало преимуществ перед монографической рецензией, позволяя соотнести работы нескольких авторов, сопоставить различные решения одного и того же круга вопросов, выявить, какое из них представляется наиболее плодотворным, и, наконец, наметить дальнейшие перспективы в изучении данной темы.

Отличный повод для такого рода тематических обзоров дают юбилеи классиков, к коим обычно приурочивается издание многих работ. К сожалению, редакция «Русской литературы» далеко не всегда использует этот повод.

В 1959 году в нашей стране и за ее рубежами широко отмечалось 150-летие со дня рождения Гоголя. Ему было посвящено значительное количество книг и статей. И казалось бы совершенно естественным подвести итоги изучению творчества великого писателя. Нужда в том была тем большая, что никто не подводил итогов предшествующего гоголевского юбилея 1952 года. Редакция «Русской литературы» этой нужды не ощутила, как, впрочем, не ощутил ее и журнал, на страницах которого печатаются настоящие заметки…

К сожалению, это пример отнюдь не единственный. В последние годы издан ряд книг о Достоевском – В. Ермилова, В. Шкловского, В. Кирпотина, А. Белкина, Н. Якушина, опубликовано немало статей о писателе, вышло после многолетнего перерыва новое, десятитомное собрание сочинений, издан, наконец, долгожданный IV том писем Достоевского, сопровожденный значительным исследовательским аппаратом. Словом, взят какой-то важный рубеж в научном изучении Достоевского. Крайне необходимо осмыслить его, соотнести все эти работы, наметить дальнейшие пути изучения писателя. Но этого на страницах «Русской литературы» сделано не было.

Не менее нужны и проблемные обзоры. Написал же Н. Степанов содержательный обзор работ, посвященных изучению поэтического мастерства Некрасова. Но этот опыт почему-то не был продолжен в журнале. Или, скажем: в последние годы появилось довольно много работ, в которых с различных точек зрения обсуждаются проблемы реализма в русской литературе XIX века. Попытаться суммировать эти точки зрения, сопоставить их, найти сильные и слабые стороны в них – разве это не могло бы стать предметом интересной и чрезвычайно полезной обзорной статьи!

И еще один важный вопрос – о состоянии общей литературоведческой библиографии. В этой области нашей науки создалось абсолютно нетерпимое положение. Дореволюционные библиографические справочники основательно устарели, да и найти их можно далеко не в каждой библиотеке. Еще хуже обстоит дело с библиографией по литературоведению за советские годы. Кроме известных справочников Н. Мацуева, в которых по необходимости учитываются далеко не все издания, представляющие интерес для специалиста, у нас почти ничего нет. Попробуйте, например, найти нужную вам статью, напечатанную в каких-нибудь «ученых записках» университета.

Жаль, очень жаль, что журнал «Русская литература» ни разу не выступил по этим вопросам. Что касается конкретных предложений, возникающих в этой связи, то было бы очень желательно завести в журнале постоянную страничку с информацией о вновь выходящих в нашей стране – не только в Москве и Ленинграде, но и в областях и национальных республиках – литературоведческих книгах, посвященных русской литературе. Крайне важно, чтобы эта информация была и регулярной, и возможно более полной. Было бы также полезно систематически сообщать о публикуемых работах по русской литературе в «ученых записках» и «научных трудах», выпускаемых университетами и педагогическими институтами.

Одна из обязанностей журнала – следить за тем, как исследуется русская литература за рубежом. Кое-что в этом направлении делается. Почти в каждой книжке журнала мы находим статью, рецензию или заметку о новой ли книге венгерского ученого о Горьком или о чешско-литературных связях, о новейшей зарубежной литературе, посвященной Тургеневу, или об изучении русской классики в славянских странах, в Западной Европе или на Востоке. Спокойный академический обзор уступает место гневному памфлетному слову, когда заходит речь о фактах беззастенчивой фальсификации, которой подвергаются явления русской классической и советской литературы. Редакция опубликовала ряд острых статей (А. Бруханского, Л. Земляновой, З. Либинзона), разоблачающих методы изучения, точнее искажения русской классики и советской литературы в США и Западной Германии, но пока таких статей явно недостаточно.

Необходима прежде всего более подробная информация о выходящих за рубежом работах о русской литературе. Было бы, вероятно, полезно иметь в журнале специальный раздел, посвященный этому кругу вопросов, и в каждом номере регулярно аннотировать наиболее значительные работы. Все это принесло бы неоценимую пользу нашей науке.

Журнал «Русская литература» еще не раскрыл себя в полную силу он еще в пути, в поисках. Но то хорошее, что им уже сделано, убеждает: журнал вносит серьезный вклад в изучение нашей отечественной литературы, в историю советского литературоведения.