Заботы критики «положительной» и «отрицательной»

Статьей Н. Худайберганова редакция продолжает обсуждение проблем современной литературной критики, начатое Н. Анастасьевым (1986, N 6), Ю. Суровцевым (1986, N 7) и В. Кардиным (1986, N 8).

Перестройка стиля и методов работы во всех сферах нашего общества, провозглашенная XXVII съездом КПСС, постепенно идет и в литературной печати, в делах критиков и литературоведов. Во многих выступлениях, пусть порой небесспорных и небезупречных, обнаруживается стремление к открытому, нелицеприятному, взыскательному и масштабному разговору о насущных проблемах нашей творческой и общественно-литературной жизни, о правде жизни, о долге литературы, о призвании писателя.

Однако перелом наступает не сразу, он проходит нелегко и небеспрепятственно. Не случайно М. С. Горбачев подчеркивал, что «мы – лишь в начале пути, определенного апрельским Пленумом Центрального Комитета Коммунистической партии. Я бы сказал: в самом начале сложной работы, крупных перемен, которые требуют от нас еще большей настойчивости, самоотверженности, безбоязненного отказа от всего, что отжило свой век, от инерции мышления, от привычных, но сегодня бесполезных схем и подходов. Сейчас нам особенно необходимы высокая общественная активность, творческий труд, непримиримость к недостаткам, решительная поддержка всего нового, передового, что рождается временем»¹.

…Нет, еще не настала пора заявлять о том, что в наших литературно-художественных газетах и журналах, особенно республиканских, доминирует по-настоящему принципиальная критика, проникнутая незаемным пафосом «решительной поддержки всего нового, передового», неподдельным духом «непримиримости к недостаткам». Делаются только первые шаги. Так, к примеру, несколько оживилась работа еженедельника «Узбекистан адабиёти ва санъати». В нем помещены острая рецензия Я. Касымова на книгу поэта Амана Мухтара «Жемчужина» (1986, N 1), полемическая статья У. Норматова «Крик души» (1986, N 2). Немало верного и ценного в статье – пусть в частностях и небесспорной – молодого критика С. Садыка «Литературная критика и художественный процесс» («Звезда Востока», 1986, N 2). В книгах последних лет М. Кошчанова «С жизнью сверяя шаг» («Ёш гвардия», 1984), О. Шарафутдинова «В поисках прекрасного» (Изд. имени Г. Гуляма, 1985; на узбекском языке) и Б. Назарова «Жизненность – немеркнущий критерий» («Ёш гвардия», 1985; на узбекском языке) дана бескомпромиссная, правдивая и в целом верная картина развития современного узбекского словесного искусства.

Во всех этих работах есть острота и правда, присутствует точный адрес критики, стремление руководствоваться высокими критериями. И все же, повторяю, это лишь первые шаги. Мало еще по-настоящему принципиальных, профессионально зрелых, ярких литературно-критических выступлений, статей и исследований, не они определяют атмосферу нашей критической и научно-эстетической деятельности. Не в полную силу работают те критики, которые, нанося прицельно точные удары по серости и лжи, поддерживая Лучшее, позитивное в арсенале талантливых писателей, могли бы оказать воздействие на эту атмосферу. Знакомство с майскими – октябрьскими номерами журналов «Звезда Востока», «Шарк юлдузи» за прошлый год заставляет говорить о том, что эти печатные органы слишком уж медленно приступают к перестройке своей работы. А ведь дел у литературной печати, у литературной критики в частности, хоть отбавляй: достаточно оглянуться назад, оглядеться вокруг…

Именно такую попытку – пусть скромную и частичную – я и предприму в этих заметках.

* * *

Странное положение сложилось у нас в республике (только ли у нас?): если писатель, художник, актер или другой деятель литературы, искусства становится во главе творческой организации, редакции газеты, журнала, издательства – он вдруг, по какому-то неписаному закону, оказывается вне критики, выше критики. О его произведениях начинают говорить в стиле высокопарных од, торжественных юбилейных посланий.

Вот что писал, к примеру, А. Удалов о творчестве Сарвара Азимова: «…любое его произведение – будь то драма, рассказ или повесть – влечет к себе шекспировским накалом человеческих страстей, правдой жизни, философской глубиной подтекста, любовью к своему народу, ненавистью к врагам» («Звезда Востока», 1983, N 5, стр. 164; подчеркнуто мною. – Н. Х.).

Ну что же, Сарвар Азимов и в самом деле талантливый драматург, самобытный прозаик, опытный критик, но утверждать, что в его произведениях обнаруживается «шекспировский накал человеческих страстей», – это, простите, явная нелепица. Увы, такие примеры не единичны.

Мне кажется убедительной острокритическая статья Камила Икрамова «Фигура умолчания» («Советская культура», 26 августа 1986 года), в которой он с болью в душе говорит о том, что ныне в Узбекистане творческими союзами руководят люди, чьи правильные речи порой плохо согласуются с их реальными поступками. И в качестве примера приводит председателя правления СП Узбекистана У. Умарбекова. А некоторые наши органы печати продолжают восхвалять У. Умарбекова как одного из крупнейших писателей современности. В октябрьском номере журнала «Шарк юлдузи» за 1986 год критик Х. Абдусаматов безоговорочно заявил, что в современной узбекской драматургии единственная вещь, отвечающая самым высоким требованиям времени, – это пьеса У. Умарбекова «Курорт».

Эту свою оценку никакими доказательствами Х. Абдусаматов не подкрепляет.

В последнее время Хамид Гулям написал немало статей и воспоминаний о Пабло Неруде, Назыме Хикмете, Константине Симонове, Абдулле Каххаре, Гафуре Гуляме и других мастерах слова. В них радуют ценные мысли и наблюдения, однако многие из них, к сожалению, прямо или косвенно направлены на утверждение того, что сам Хамид Гулям стоит на одном уровне с этими художниками. Ничего неожиданного в этом нет: будучи директором Издательства имени Г. Гуляма, Хамид Гулям в 1979 году издал монографию П. Шермухамедова и Б. Байкабулова (на узбекском языке) «Звездный час творчества, где доказывалось, что Х. Гулям – живой классик и все, что вышло из-под его пера, достойно восхищения. А в 1985 году в том же издательстве увидела свет книга Лазиза Каюмова «Современники» (на узбекском языке). В нее вошел творческий портрет Х. Гуляма, где говорится, что это писатель с мировым именем. Но чем покорил писатель такую высоту? Л. Каюмов не дает на это ответа. Давая информацию о поэтических, эпических и драматических произведениях писателя, говоря о том, какими он был отмечен премиями, наградами, орденами и медалями, критик не подвергает углубленному анализу ни одной книги писателя…

Л. Каюмов – опытный критик и литературовед. Он давно занимается изучением творчества Хамзы – основоположника узбекской советской литературы, зарекомендовал себя квалифицированным полемистом с буржуазными советологами, искажающими историю узбекской советской литературы. На его счету есть ряд статей и заметок, дающих определенное представление о действительных завоеваниях наших писателей. Таковы, к примеру, наброски портретов А. Арипова и Э. Вахидова, о произведениях которых Л. Каюмовым сказано много теплых, проникновенных слов. Однако творческий путь подавляющего большинства «современников» критика, о которых речь идет в одноименной книге, очерчен лишь одной краской – розовой, подается лишь в одном тоне – комплиментарном. Выходит, что Рамз Бабаджан, Ибрагим Рахим, Мирмухсин, Хаким Назир, Шухрат, Тураб Тула и другие писатели создавали и создают только шедевры. В их адрес не сделано ни одного серьезного критического замечания. Вот, например, как очерчен Л. Каюмовым портрет И. Рахима. Доводя до нашего сведения, что писатель родился в 1916 году в Ферганской области, с 1934 года занимается журналистикой, редактировал газету «Кизил Узбекистан», журнал «Гулистон», руководил киностудией «Узбекфильм», работал корреспондентом «Литературной газеты», долгое время возглавлял сатирический журнал «Муштум», критик сообщает, что И. Рахим пришел в литературу как поэт, в 1939 году опубликована его поэма «Бахадир», затем последовали романы «Родники жизни», «Беспокойный город», «Как закалялся человек», «Верность». Отмечается, что в 1983 году И. Рахим получил республиканскую премию имени Хамзы за роман «Верность», вышедший на узбекском языке в 1982 году. После этого в общей форме характеризуется тематика и проблематика рахимовских романов и повестей, ни одно произведение конкретно не анализируется. Зато следует внушительный итог: «Более сорока лет И. Рахим плодотворно работает в литературе, награжден многочисленными орденами и медалями, идет в одном ряду с писателями, которые вывели узбекскую прозу и кино на всесоюзную арену» (стр. 252). Разве это литературный портрет? Это рекламная аннотация!

Высокопарными похвалами и восторженными характеристиками наполнена рецензия на книгу «Современники», написанная С. Мамаджановым («Шарк юлдузи», 1985, N 7). Симптоматично само название этой рецензии: «Блестящая доброта». В ней говорится о том, что в истории узбекского литературоведения только Алишеру Навои (!) удавалось в лаконичной, сжатой, научно точной форме очертить творческий облик многих поэтов, а в узбекской советской литературно-художественной критике эту задачу умело, изобретательно и виртуозно выполнил Л. Каюмов, воспроизведя творческую жизнь сорока трех узбекских писателей во всем ее богатстве, многообразии и сложности…

В рецензии это лестное мнение также не подкреплено ни основательным, серьезным анализом, ни убедительными наблюдениями. В ней даже отсутствует традиционное указание на «частные недостатки», она звучит как откровенный дифирамб.

Увы, парадный подход к литературным явлениям и творческому процессу давно стал традицией, которая искажает картину развития художественного творчества, научно-эстетической мысли и, конечно, отнюдь не воспитывает вкус читателей, а рождает нетребовательное, легковесное отношение к слову писателя.

Вот передо мной книга Х. Абдусаматова «Песня жизни» (1984), посвященная разбору драматических произведений Уйгуна. Уйгун – один из наших уважаемых аксакалов. Вместе с Айбеком, А. Каххаром, Г. Гулямом и другими он принял участие в закладке фундамента узбекской литературы социалистического реализма. На его счету есть немало весомых завоеваний, но были у него и неудачи, испытал он влияние пресловутой «теории бесконфликтности». Однако Х. Абдусаматов представляет дело так, будто Уйгуну-драматургу везде и во всем сопутствовали только творческие победы. Любопытно: признавая, что пьесы Уйгуна «Песня жизни», «Золотое озеро», написанные во второй половине 40-х годов, показывали жизнь узбекских хлопкоробов в розовом свете, без драматически острых, напряженных конфликтов, критик тем не менее оценивает и их как крупные достижения.

Надо уважать реальные заслуги писателей, но зачем преувеличивать их? Какое это имеет отношение к трезвости, объективности, к заботе о литературе, наконец?

В статье «Время и литературная критика» («Шарк юлдузи», 1986, N 3) С. Мирвалиев сетует на отставание научной эстетической мысли в республике, на субъективизм и поверхностность, однобокость разбора литературных произведений. Казалось бы, тут и место острой, нелицеприятной, конкретной критике! Однако ничего подобного: статья наполнена похвалами и положительными оценками, относящимися к работам более чем сорока критиков и литературоведов. Так чему же верить в этой статье: похвалам или сетованиям? Ведь ни те, ни другие по существу не подкреплены никакими аргументами!

В своей темпераментной и во многом резонной статье «Критика – это критики!» («Вопросы литературы», 1985, N 12) С. Чупринин искренне одобряет тех, кто выступает в роли «положительных», не критикующих критиков. Он пишет: «Игорь Золотусский, боец, забияка и чуть ли не первый «бретер» в нашей критике 60-х годов, прочно связал себя, войдя в 70-е, с тем, что он сам же называет положительной критикой» (стр. 99).

Чем же хороша «положительная» критика? Автор статьи цитирует самого И. Золотусского: «Я вообще не сторонник отрицаний. Как бы я ни симпатизировал очистительной критике, как бы ни сознавал пользу очистки авгиевых конюшен вкуса (приходилось и мне заниматься этим), все-таки критика строящая, создающая что-то, мне больше по душе. Я отношусь к критике как к искусству, а не как к профилактическому средству».

Итак, «положительная» критика строит, создает что-то, а «отрицательная» ничего не строит, не создает, она занимается только очистительной работой, выполняет профилактическую задачу, не является искусством. Ну что ж, критик имеет право и на такое личное кредо: у каждого свой путь, свои задачи и вкусы. Но я хотел бы предостеречь от абсолютизации такой точки зрения на критику. Ведь правдивая, аргументированная «положительная» критика рождается как результат отрицания мнимых ценностей, а полноценная «отрицательная» критика принимает самое активное участие в создании истинно художественного богатства, если она действительно отделяет зерно от плевел… Слабое развитие или отсутствие доказательной «отрицательной» критики открывает широкую дорогу умножению мнимых ценностей.

И тут не надо представлять дело так, будто «отрицательная» критика берет на прицел продукцию только бездарных литераторов. Самые одаренные, сильные и опытные художники не застрахованы от неудач, просчетов. Между тем очень и очень редко появляются по-настоящему острые критические статьи и заметки о творческих поражениях и недостатках (пусть немногих) в произведениях крупных, авторитетных деятелей литературы и искусства.

Нет, никакие творческие потери, недоделки не должны ускользать от взора критика, который по долгу своему обязан заботиться о развитии и укреплении талантов. И наши усилия должны быть направлены на синтез «положительной» и «отрицательной» критики, то есть критики объективной и проблемной, отражающей литературный процесс со всеми его плюсами и минусами, дающей всему в литературе истинную цену и тем способствующей ее движению и развитию.

Истину эту теоретически никто не отвергает, одна-, ко во многих печатных органах и издательствах последовательно проводится в жизнь «празднично-юбилейный» принцип оценки произведений литературы и искусства и наглухо закрыт путь критике трезвой и взыскательной.

Именно такое незавидное положение царило и в узбекских газетах, журналах и издательствах, руководители которых на словах выступали за объективную оценку достигнутых литературой результатов, но на самом деле всячески глушили и подавляли трезвую, справедливую критику.

Высокопарность, комплиментарность были возведены в норму. Не случайно один из авторитетных писателей, выступая на писательском собрании, внес однажды предложение изъять из употребления слово «критика» за практической его ненадобностью… Случай анекдотический, но он вполне отражал реальное положение вещей, которое имело место в начале 60-х годов, получило дальнейшее развитие в 70-х и, увы, сохраняется в основном и сейчас. Почему это стало возможным – ответ на такой вопрос содержится в Отчетном докладе XXI съезду узбекских коммунистов: «В обстановке самовосхваления, надуманных победных рапортов, лести и угодничества попирались и игнорировались ленинские нормы партийной жизни… Создавался культ должностного положения первого руководителя, принижалась роль членов выборных партийных органов, отсутствовала партийная принципиальность, принимались субъективные, необоснованные решения… В ЦК Компартии Узбекистана, в обкомах, горкомах, райкомах партии по вине бывшего первого секретаря ЦК Ш. Рашидова насаждался порочный стиль, когда парадность и самовосхваление, игнорирование критики и самокритики, потеря скромности, а в ряде случаев и просто партийной и человеческой порядочности вызывали распространение интриг, ловкачества, формализма, злоупотреблений служебным положением, хищений»².

1. »Правда», 1 января 1986 года.[↩]
2. »Правда Востока», 31 января 1986 года.[↩]