Вымысел, основанный на реальности. Приметы сталинского быта в повести А. Платонова «Котлован»

Современный читатель может не знать, что котлован был распро-
страненным в первую пятилетку строительным объектом, а знаменитая
повесть Андрея Платонова названа по аналогии с популярным в конце
1920-х – начале 1930-х годов индустриальным романом: «Доменная
печь» Н. Ляшко (1925), «Домна» П. Ярового (1925), «Стройка» А. Пуч-
кова (1925), «Цемент» Ф. Гладкова (1925), «Лесозавод» А. Караваевой
(1927), «Бруски» Ф. Панферова (1928 – 1932) и др. Многие из этих
названий не лишены метафорического значения или даже, как писали
в учебниках советской литературы, символического подтекста. Напри-
мер, гладковский цемент – это не только продукция завода, но и «рабо-
чий класс, скрепляющий трудовые народные массы и становящийся
фундаментом новой жизни» ¹ . Платонов не отступает от литературного
шаблона: котлован в качестве производственного объекта, на котором
происходит действие, выносится в заглавие. Его символический под-
текст опирается на ассоциации, подкрепляемые сюжетом, – яма и мо-
гила. Так что абсолютно прав в своем восприятии заглавного образа А. Павловский: «Образ Котлована как
углубляющейся Могилы является одним из символов этой горькой,
пророческой и, к несчастью, оправдавшейся мысли художника» ² . Так
обычный строительный объект первой пятилетки становится символом
исторического тупика, а повесть А. Платонова вписывается в современ-
ную ему литературу.
Композиция же «Котлована» соотносится с современными ему по-
литическими установками: повесть как бы распадается на две прибли-
зительно равные по объему части, одна из которых посвящена городу,
другая – деревне. Ведь именно так («Город и деревня») назывался один
из разделов речи Сталина на конференции аграрников-марксистов 27
декабря 1929 года. Эта речь под названием «К вопросам аграрной по-
литики в СССР» была посвящена в основном проблеме «уничтожения
противоположности между городом и деревней» и их «смычке» в усло-
виях набирающей темп индустриализации.
Название и композиция «Котлована» обнаруживают ориентацию
Платонова на идеологическую ситуацию в стране и диалог с современ-
ностью. Еще больше об этом свидетельствуют необычный сюжет и
странные образы повести. Все действия героев «Котлована», все кол-
лизии повести мотивированы в первую очередь реальной жизнью со-
ветского общества, которую Андрей Платонов знал в совершенстве и
«слышал» до полутонов.
В город, где планируется строительство «общепролетарского
дома», приходит главный герой повести Вощев. Строители дома, как
верно подметил А. Харитонов в своей кандидатской диссертации «Спо-
собы выражения авторской позиции в повести Андрея Платонова «Кот-
лован»», – это не случайный набор лиц, а собирательный «образ исто-
рического развития России в 1929 – 1930 году», «социально-психоло-
гическая панорама советского общества «года великого перелома» <…>
Все классы, все сословия, все типы представлены здесь. Все – в котло-
ване»³ . Поэтому образ котлована является не только символом утопич-
ности социалистических идеалов и планов первой пятилетки, но и мо-
делью советского общества.

* * *

1929 – 1930 годы в общественно-политической жизни страны ха-
рактеризуются знаменательными событиями (назовем только те из них,
которые имеют отношение к «Котловану»). В ноябре 1929 года закон-
чился первый год первой пятилетки, нареченный Сталиным в одно-
именной статье «годом великого перелома». В основе пятилетнего
плана народного хозяйства СССР, принятого XVI (апрель 1929 года)
партконференцией, – сталинские (как известно, заимствованные у
Троцкого, да еще «с превышением») проекты сверхиндустриализации
страны, «ускоренный темп развития средств производства» ⁴ и «реши-
тельный перелом в области производительности труда» ⁵ . Курс на ин-
дустриализацию страны сам Сталин в борьбе с Бухариным назвал «ге-
неральной линией партии», пополнив ее и курсом на коллективизацию
сельского хозяйства.
В идеологическом плане жизнь страны в это время подчинена
борьбе Сталина с Бухариным. Разногласия между двумя политиче-
скими лидерами касались приоритетов в развитии промышленности
(первоочередную задачу промышленности Бухарин видел в ликвида-
ции товарного голода; Сталин настаивал на необходимости максималь-
ных капиталовложений в тяжелую промышленность), плана рекон-
струкции сельского хозяйства (Бухарин предлагал поддерживать инди-
видуальное крестьянское хозяйство; Сталин – создавать колхозы). Но
главным пунктом их разногласий стал вопрос о темпах индустриализа-
ции: Бухарин считал взятые темпы не только чрезмерными, но и губи-
тельными, так как они не могут быть обеспечены имеющимися сырье-
выми и денежными резервами и строительными материалами; Сталин
же требовал все большего и большего увеличения темпов развития ин-
дустрии. Другое разногласие между Сталиным и группой Бухарина ка-
салось вопроса о классовой борьбе: Бухарин говорил о «затухании
классовой борьбы при диктатуре пролетариата», а Сталин, как из-
вестно, – об «обострении классовой борьбы» и «усилении сопротивле-
ния капиталистических элементов города и деревни» в «ходе успеш-
ного наступления социализма». В связи с проблемой сопротивления
«элементов капитализма» особую значимость приобретает и вопрос о
«врагах пролетариата» – «советской» буржуазии: кулаках, нэпманах и
старой буржуазной интеллигенции, которых Сталин называет «умирающими классами», не желающими «добровольно уходить со
сцены». И поскольку статья Сталина «О правом уклоне в ВКП(б)» была
написана после «шахтинского дела» 1928 года (обвинение пятидесяти
трех специалистов угольной промышленности в сознательном причи-
нении вреда молодой советской экономике, а после непризнания ими
своей вины – расстрел всех участников этого первого большого поли-
тического процесса), постольку Сталин говорит и о «вредительстве»
«классовых врагов». Проблема «вредительства» с этого времени
прочно входит в идеологию, а борьба с ним – в практику сталинской
внутренней политики. Одним из ее внутренних рычагов вновь стано-
вится лозунг «чистки партии» и «очищения» партии и советского гос-
аппарата от враждебно настроенных и чуждых элементов. Борьба с
внутренними врагами постепенно набирает силу.
В ноябре 1929 года «правая опасность» объявляется главной – ЦК
выводит Бухарина из Политбюро (до того, в апреле 1929-го, сняв его с
поста главного редактора «Правды»). Другой представитель «правого
уклона», руководитель профсоюзов М. Томский, в апреле 1929 года
снят с поста председателя ВЦСПС. К этому времени уже покончено и
с основным представителем «левой» опасности – в начале 1929 года Л.
Троцкий выслан из страны.
Ноябрьский пленум ВКП(б) 1929 года не только победно рапортует
о выполнении с превышением плана первого года «первой пятилетки
по строительству социализма», но и намечает расширение планов на
второй год пятилетки и увеличение темпов – в соответствии с «гене-
ральной линией партии». Со страниц газет и журналов, из рупоров
громкоговорителей, с заводских плакатов рабочих призывают к энту-
зиазму на трудовом фронте, к развертыванию творческой инициативы,
к повышению производительности труда, к соцсоревнованию и удар-
ничеству.
Однако из-за плохих условий работы, низкой зарплаты и глубокого
равнодушия к проводимой политике многие рабочие нередко перехо-
дят с одного предприятия на другое («летуны»), не выполняют плана,
опаздывают или вовсе не являются на работу (прогульщики и лодыри).
В порядке «самокритики» пресса такие факты (весьма многочислен-
ные) тоже освещает ⁶. Злостных нарушителей трудовой дисциплины увольняют, прочих же призывают ударить «по расхлябанности, раз-
гильдяйству, прогулам, лодырничеству, пьянству и вредительству».
Появляются такие формы общественного порицания, как «черные
доски» (на которых вывешивали фамилии отстающих), «черные кассы»
(где выдавали зарплаты «лодырям»), «кладбища прогульщиков» (раз-
дел стенгазеты, где символически «хоронили» не явившихся на работу)
и «гробы пятилетки» (урна, в которую «опускали», например, прова-
ленную культработу)⁷ .
В стране, в соответствии с планом индустриализации и социалисти-
ческого переустройства СССР, начинается строительство новых произ-
водственных объектов. Для многочисленных запланированных строек
требовались люди и средства.
Человеческие ресурсы были сосредоточены в основном в деревне.
В связи с постоянным ухудшением ее положения многие крестьяне еще
и до начала первой пятилетки шли в город («в отход») на заработки.
Работы носили сезонный характер (теплое время года), а сами рабочие
назывались «сезонники», или «отходники». В связи с усилением «чрез-
вычайных мер» против крестьянства в 1928 – 1929 годах количество
уходящих в город увеличилось, а с началом сплошной коллективиза-
ции достигло небывалых размеров. Они-то и составили основную ра-
бочую силу первой пятилетки.
«Котлован» начинается с рассказа об увольнении Вощева. Увольне-
ние, несмотря на нехватку рабочих рук, – типичная для первой пяти-
летки ситуация. А «нарушение трудовой дисциплины» – основная при-
чина увольнения. Вопреки сложившемуся представлению о всеобщем
трудовом энтузиазме начала тридцатых годов, дисциплина – серьезная
проблема первой пятилетки. «Ослабление трудовой дисциплины»
называют «одной из главных причин, задерживающих рост промыш-
ленности и всего хозяйства» ⁸ , а борьбу за ее укрепление – основной за-
дачей профорганизаций. Однако профсоюзы, судя по всему, не прояв-
ляли должного внимания к вопросам трудовой дисциплины. Это реаль-
ное безразличие к социалистическому строительству идеологи страны
квалифицируют как проявление «хвостизма» (то есть жизнь требует повышения произво-
дительности труда и укрепления трудовой дисциплины, а профсоюзы,
которые этого не учитывают, оказываются «в хвосте требований
жизни»). Обвиняя профсоюзы в «хвостизме», руководство страны при-
зывает их укреплять трудовую дисциплину: во-первых, разъясняя, что
укрепление трудовой дисциплины ведет к повышению производитель-
ности труда, и, во-вторых, «путем репрессивных мер», то есть увольне-
ния ⁹ . Вощев, который «стоял и думал среди производства», был уволен
завкомом за нарушение трудовой дисциплины: «Мы не желаем очу-
титься в хвосте масс». На что Вощев резонно замечает: «Вы боитесь
быть в хвосте <.»> и сели на шею» ¹⁰ .
Абсурдность увольнения Вощева состоит в том, что он, стоя «среди
производства», думал как раз о повышении производительности. При-
чем думал, откликнувшись на призыв партии, обращенный к рабочим
массам и к их профессиональным союзам: к рабочим – сознательно
участвовать в деле социалистического строительства, а к профсоюзам –
повернуться «лицом к производству» (с осени 1929 года это был новый
«лозунг» профсоюзной работы).
6 сентября 1929 года «Правда» публикует письмо ВЦСПС «За по-
ворот профсоюзов лицом к производству. За решительную пере-
стройку форм и методов работы профсоюзов. Ко всем профорганиза-
циям, ко всем членам профсоюзов, ко всем работникам и работницам».
Новую задачу профсоюзов руководство формулирует так: «Пере-
стройка всех форм и методов работы профорганизаций <…> заключа-
ется прежде всего в том, чтобы поставить профсоюзы и все их органы
сверху донизу лицом к производству». ВЦСПС продолжает развивать
свою «новую» установку: «Нужна решительная борьба с бюрократиче-
ским отрывом от масс со стороны профсоюзных органов, профсоюзных
работников». Отныне два этих призыва («Лицом к производству» и
«Ближе к массам») считаются основными лозунгами перестройки
профсоюзной работы. Они наполняют периодические издания, с этих
позиций критикуют текущую работу профсоюзных деятелей.
На «новые лозунги профсоюзной работы» откликнулись два персо-
нажа «Котлована», каждый по-своему: Вощев и председатель окрпроф-
бюро Пашкин.

Профсоюзный лидер Пашкин отвечает на призыв партии повер-
нуться «лицом к производству» следующим образом: «Близ начатого
котлована Пашкин постоял лицом к земле как ко всякому производ-
ству».
Поворот же Вощева «лицом к производству» был действительно но-
вым – его идея состояла в том, что изменить отношение людей к труду
можно только одним способом: наполнив их жизнь высшим смыслом.
В размышлениях героя появляется слово «истина». Уволенный Вощев
отправляется в «иной» город – искать работу и тот высший смысл, ко-
торый дал бы потерявшему жизненный интерес человеку стимул к
труду и повысил его производительность.
Озабоченный поисками истины Вощев попадает на стройку, где ра-
бочие ему объясняют, что истину выдумать нельзя, до нее можно
только доработаться (данное убеждение рабочих было основано, ви-
димо, на положении марксистско-ленинской философии о практике как
критерии истины). Поэтому Вощев решает больше не «выдумывать» и
не вспоминать истину, а, став землекопом, познать ее на практике.

* * *

Переход рабочих с одного предприятия на другое или даже переезд
в другой город (по своей ли воле – из-за плохих условий труда, по при-
чине ли увольнения – из-за равнодушия к производству, как в случае с
Вощевым) типичны для первой пятилетки: текучесть кадров была боль-
шая, а рабочие руки требовались везде; страна строилась. Пресса в это
время полна рассказов о строительстве бурными темпами новых заво-
дов, фабрик, электростанций, железных дорог. На фоне расширяюще-
гося производственного строительства в стране оформляется, а иногда
и практически воплощается в жизнь идея качественно нового жилья
для рабочих, проходят конкурсы проектов социалистических городов
и домов будущего. Тот «другой город», в который приходит главный
герой в поисках работы, тоже своего рода Город будущего: в нем дол-
жен быть построен «единый общепролетарский дом», который станет
для обитателей надежным спасением «от непогоды и невзгод» и куда
войдут на «вечное, счастливое поселение» все жители старого города.
К артели строителей, которая строит этот «общий дом пролетариату»,
и присоединяется Вощев. Однако эта типичная жизненная ситуация в
повести Платонова приобретает новое значение.
В мировосприятии советского человека рубежа 1920 – 1930-х годов
простые понятия «город», «дом», «строители» наполняются дополнительным смыслом. Что касается города, то
именно он дает образ мечте о будущей счастливой жизни. В условиях
сталинской пропаганды «город» противопоставляется «деревне», в
деле «построения социализма» городу отводится ведущая роль. Слова
же «дом» и «строители» приобретают дополнительное метафорическое
значение: сталинская фразеология опирается на «строительную» тер-
минологию. Строительство социализма, к которому страна приступит
с началом новой пятилетки, в официальной пропаганде будет прочно
ассоциироваться с возведением дома, а существительное «строители»
войдет в устойчивый оборот «строители социализма». В художествен-
ном языке Платонова образы-понятия «город», «дом», «строители» ак-
кумулируют все оттенки значений, свойственных эпохе. С проблема-
тикой «города» в большой степени связана башня «общепролетар-
ского» дома.
Мы уже соглашались с А. Харитоновым в том, что персонажи «Кот-
лована» подчинены определенной задаче автора – показать советское
общество во всем его своеобразии. По мнению исследователя, в харак-
теристике платоновских героев преобладает тенденция к универсали-
зации, они «выстраиваются в единую систему и становятся – вместе с
выражаемыми ими мнениями, взглядами, позициями – гранями одного
целого, которое, в первую очередь, наиболее сильно и ярко восприни-
мается читателем» (С. 195). Это «целое» и есть модель советского об-
щества. С советским обществом частично отождествлялось понятие
«строители социализма». Посмотрим, что, с точки зрения Платонова,
представлял собой «отряд строителей социализма» на фоне повседнев-
ности 1929 – 1930 годов.
Землекоп Чиклин – это основная «рабочая лошадь» первой пяти-
летки. На такую роль Чиклина в строительстве «общепролетарского
дома» указывает, прежде всего, его фамилия (по наблюдению А. Хари-
тонова, происходит от диалектного глагола «чикать» – бить). Чиклин
«из пролетариата», плоть от плоти революции и, следовательно, – «ны-
нешний царь», как иронично замечает сторож с кафельного завода. Од-
нако социальное преимущество никак не сказалось на положении
Чиклина: «со времен покорения буржуазии» Чиклин имел один, желто-
тифозного цвета пиджак. Все время Чиклин проводил в работе, он
«либо бил балдой, либо рыл лопатой, а думать не успевал». Последняя
характеристика важна – так же бездумно подобные Чиклины выпол-
няли и приказы сверху.
Первый рабочий день Вощева на котловане заканчивается приказом
Прушевского кончать работу:

» – В понедельник будет еще сорок человек. А сегодня – суббота:
вам уже пора кончать.
– Как так кончать? – спросил Чиклин. – Мы еще куб или полтора
выбросим, раньше кончать не к чему.
– А надо кончать, – возразил производитель работ. – Вы уже рабо-
таете больше шести часов, и есть закон».
Закон, на который ссылается Прушевский, – это «Постановление
Народного комиссариата труда СССР от 27 февраля 1930 года N 74»,
опубликованное в газете «Известия» 28 февраля: «О недопустимости
удлинения рабочего дня и неиспользовании выходных дней». Хотя ст.
103 КЗОТа тоже запрещала сверхурочные работы, однако в первую пя-
тилетку со сплошными «прорывами» в экономике на это никто не об-
ращал внимания, поэтому и потребовалось дополнительное постанов-
ление, напоминающее «о недопустимости удлинения рабочего дня».
Если Чиклины были движущей силой первых пятилеток, то такие,
как Сафронов, служили идейной опорой режима. В характеристике ге-
роя Платонов подчеркивает его убежденность в правоте проводимой
политики и верность «генеральной линии». Сафронов – типичный вы-
разитель официальной идеологии; он даже назван «вождем ликбеза и
просвещения» в пародийную параллель титулу Сталина «вождь всего
прогрессивного человечества».
Сафронов поддерживает позицию Сталина и по вопросу о классо-
вой борьбе в полемике вождя с Бухариным и так называемыми «пра-
выми». Эта полемика получила отражение в речи Сталина на апрель-
ском Пленуме 1929 года «О правом уклоне в ВКП(б)». Сталин осуж-
дает «немарксистский подход т. Бухарина к вопросу о классовой
борьбе в нашей стране»¹¹ , который состоит в том, что «тов. Бухарин
думает, что при диктатуре пролетариата классовая борьба должна по-
гаснуть»¹² . В идеологической борьбе со своими противниками Сталин
всегда прибегает к помощи Ленина: «Уничтожение классов путем
ожесточения классовой борьбы пролетариата, – такова формула Ле-
нина. Уничтожение классов путем потухания классовой борьбы и
врастания капиталистов в социализм, – такова формула т. Буха-
рина» ¹³ . Сафронов обобщает эту полемику в выражении: «жар жизни
вокруг костра классовой борьбы». Образ горящего костра опирается на
центральные понятия в позиции «правых»: «погаснуть» и «потухнуть». Платонов
утрирует мысль вождя, который не согласен с тем, что классовая
борьба должна «погаснуть»: «где же тогда греться активному персо-
налу?»
Характеристике героя как идейного представителя советского об-
щества и опоры режима соответствует и его фамилия, которая, как пи-
шет А. Харитонов, «происходит от канонического мужского личного
имени Софроний, от греческого sophron – здравомыслящий, благора-
зумный». Харитонов обратил внимание и на другую деталь характери-
стики героя через его фамилию: «вместо орфографически точного, т.е.
последовательно «здравомыслящего и благоразумного» написания Со-
фронов, она дается в повести как Сафронов. Изменена всего одна
буква, но этого достаточно, чтобы разрушить искомые «благомысля-
щим» героем порядок и совершенство» (С. 173).
Эта деталь важна, она акцентирует ту черту Сафронова, которая
подтверждается и его высказываниями: лояльный режиму, Сафронов
не слишком грамотен политически. К примеру, опираясь на его ре-
плику о кулаках: «мы же, согласно пленума, обязаны их ликвидировать
не меньше как класс», исследователи платоновского творчества пыта-
лись найти в истории компартии такой пленум, который принял реше-
ние о «ликвидации кулачества как класса». Однако ссылка Сафронова
на пленум – лишь устойчивый оборот, речевой штамп, скрывающий
неточность его политических знаний и поверхностность убеждений. Не
было пленума, а была конференция аграрников-марксистов, где 27 де-
кабря 1929 года выступил Сталин и провозгласил: «От политики огра-
ничения эксплуататорских тенденций кулачества мы перешли к поли-
тике ликвидации кулачества как класса»¹⁴ .
Приспособленец Козлов – третий представитель советского обще-
ства. Он тоже участвует в общем «строительстве»; и таких, как эта
«рвущаяся вперед сволочь», при любом режиме бывает немало. С об-
разом Козлова, ушедшего с котлована на общественную работу, свя-
зано несколько примет времени, не только ярко характеризующих
этого рабочего, но и дающих материал для датировки повести.
Свое право на уход с тяжелой работы на котловане Козлов мотиви-
рует тем, что «он видит в ночных снах начальника Цустраха товарища
Романова и разное общество чисто одетых людей». Но «товарищ Рома-
нов» (Романов М. И.) никогда не был начальником Цустраха (Цен-
тральное управление социального страхования – орган при Наркомате труда СССР). А был тов.
Романов начальником Главсоцстраха (Главное управление социаль-
ного страхования – орган при Наркомате труда РСФСР). Начальником
же Цустраха с марта 1929 года работал Котов В. ¹⁵ . Опубликованные в
прессе многочисленные документы по социальному страхованию под-
писаны то «начальник Главсоцстраха РСФСР тов. Романов», то
«начальник Цустраха тов. Котов», а под некоторыми стоят подписи
обоих начальников. Так что перепутать их было немудрено. Но Козлов
не просто перепутал Котова с Романовым, он еще и не уследил за ад-
министративными перестановками. Февральский номер журнала «Со-
циальное страхование» за 1930 год в разделе «Как живем, что делаем в
Главсоцстрахе РСФСР» сообщает: «Вместо тов. Романова М. И.
начальником Главсоцстраха РСФСР назначен зав. фондовым отделом
Главсоцстраха тов. Михайлов М. К.». Подпись Романова на некоторое
время исчезает из документов, но в сентябре 1930 года опять появля-
ется, сначала с расшифровкой: «за Народного комиссара труда РСФСР
М. Романов», а через некоторое время и «Нарком труда РСФСР М. Ро-
манов». Таким образом, Козлов не только перепутал начальников (или
возглавляемые ими ведомства), но и не был в курсе смещения с поста
интересующего его лица, что возможно только в какое-то обозримое
после этого смещения время, то есть не позднее весны 1930 года.
Прокомментируем и план личного «спасения» с котлована, который
возникает у этого типичного советского приспособленца, – современ-
ному читателю платоновской повести он, скорее всего, не понятен. До-
гадываясь, что «строительство» на котловане расходится с обещаниями
официальной пропаганды построить новую лучшую жизнь, Козлов ре-
шает покинуть «строительство котлована» и найти для себя более под-
ходящее «строительство» – организационное: «перейти на инвалидную
пенсию, чтобы целиком отдаться наибольшей общественной пользе».
Осуществляет он свой план в высшей степени оригинально: объявляет
остальным строителям, что пойдет в соцстрах «становиться на пенсию»
и будет «за всем следить против социального вреда и мелкобуржуаз-
ного бунта», и добивается, чтобы Жачев сильно ударил его головой в живот. Для чего? Об этом Жачев сказал пытавшемуся его остановить
Чиклину: «Я хотел, чтоб он первый разряд пенсии получил!».
Инвалид Жачев наверняка знал, что согласно «Положению о пен-
сиях и пособиях по социальному страхованию» (Постановление ЦИК
и Совета Народных Комиссаров СССР), утвержденному 13 февраля
1930 года и опубликованному 19 февраля в газетах «Труд» и «Изве-
стия», «если инвалидность наступила вследствие несчастного случая,
связанного с работой по найму…», пенсия будет выплачиваться «в раз-
мере полного заработка». Такую пенсию и получил явившийся на кот-
лован уже в качестве профсоюзного работника Козлов. Получать пен-
сию в размере полного заработка – совсем не то, что жить на обычную
инвалидную пенсию. Для сравнения: безногий Жачев – тоже инвалид I
группы – должен был получать около 20 рублей, если принадлежал к
«контингенту империалистической войны»; «контингент гражданской
войны» получал рублей на пять больше (до 1930 года включительно
размер пенсии немного различался по областям, только с 1931 года вве-
дены единые нормы выплат; информацию о размере пенсий публикует
журнал «Вопросы страхования» ¹⁶), а Козлов, как бывший строитель-
ный рабочий, должен был получать около 70 рублей.
Кроме того, Козлов, как сказано у Платонова, «дополнительно к
пенсии по 1-й категории обеспечил себе и натуральное продоволь-
ствие»:
«Зашед однажды в кооператив, он подозвал к себе, не трогаясь с ме-
ста, заведующего и сказал ему:
– Ну хорошо, ну прекрасно, но у вас кооператив, как говорится, роч-
дэлльского вида, а не советского! Значит, вы не столб со столбовой до-
роги в социализм!?
– Я вас не сознаю, гражданин, – скромно ответил заведующий.
– Так значит опять: просил, он, пассивный, не счастья у неба, а
хлеба, насущного черного хлеба!? Ну хорошо, ну прекрасно! – сказал
Козлов и вышел в полном оскорблении, а через одну декаду стал пред-
седателем лавкома этого кооператива».
Такое поведение Козлова – образец не столько его политической безграмотности, сколько его тактики в достижении своих це-
лей. Кооператив, в который зашел Козлов, не мог принадлежать к «роч-
дэлльскому виду» по той простой причине, что таких кооперативов в
СССР не было, все были «советские» («московские»).
Информация о рочдельских кооперативах периодически появляется
в печати 1920-х годов – волею судьбы они объявляются главным анта-
гонистом кооперативов «московского/ советского типа». Рочдельская
кооперация – это свободный и независимый от государства союз доб-
ровольных членов, «московская» – государственная организация, по-
чти обязательная для не лишенных прав граждан; рочдельская коопе-
рация открыта для всех, «московская» – закрыта для «классово чуж-
дых»; рочдельская кооперация распределяет прибыль между своими
пайщиками, «московская» об этом и речи не ведет и т.д.

1. Ершов Л. Ф. История русской советской литературы. М.: Высшая школа,
   1982. С. 99.[↩]
2. Павловский А. Яма: О художественно-философской концепции повести
   Андрея Платонова «Котлован» // Вопросы литературы. 1991. N 1. С. 38.[↩]
3. Харитонов А. Способы выражения авторской позиции в повести Андрея
   Платонова «Котлован»: диссертация на соискание ученой степени кандидата
   филологических наук. СПб., 1993. С. 195 (далее ссылки на эту работу даются в
   тексте).[↩]
4. Сталин И. Год великого перелома // Сталин И. Вопросы ленинизма. М.:
   Партиздат ВКП(б), 1937. С. 290.[↩]
5. Там же. С. 289.[↩]
6. См. об этом: Плакат ГИЗ «Ты знаешь завет Ильича?» с цифрами о прогу-
   лах и невыработке продукции в 1929 году // Культурная революция. 1929. N 20.
   С. 17; Василевский В. Через пень-колоду // Культурная революция. 1929. N 20.
   С. 31 и др.[↩]
7. См. об этом: А. Р. На переломе // Культурная революция. 1929. N 11; Уголь
   и нефть – отстающие участки (общее название для подборки материалов) //
   Правда. 1930. 3 марта; Т. На черной доске // Рабочая газета. 1930. 21 марта; 6-й
   маршрут «культэстафеты»: Вопросы культурной революции (общее название
   для подборки материалов) // Правда. 1930. 11 октября и др.[↩]
8. Левенстерн П. Законодательное регулирование трудовой дисциплины //
   Вопросы труда. 1930. N 4. С. 54.[↩]
9. Левенстерн П. Указ. соч.[↩]
10. Повесть А. Платонова «Котлован» цитируется по изданию: Платонов Ан-
    дрей. Котлован: Текст, материалы творческой истории. СПб.: Наука, 2000.[↩]
11. Сталин И. О правом уклоне в ВКП(б) // Сталин И. Указ. соч. С. 251.[↩]
12. Там же. С. 254.[↩]
13. Там же.[↩]
14. Сталин И. К вопросам аграрной политики в СССР // Сталин И. Указ. изд.
    С. 314.[↩]
15. До начала 1929 года В. Котов был соратником Н. Угланова по работе в
    МК и МГК ВКП(б) и причислялся к группе.»правых». Однако «отрекся» и по-
    лучил пост начальника Цустраха, каковым в 1931 году еще оставался. Мы не
    отслеживали его судьбу дальше, но, кажется, в конце 30-х годов он был репрес-
    сирован как бывший «правый».[↩]
16. См. об этом: Е. К. Сводки правил // Вопросы страхования. 1929. N 3; М.
    и Ш. 5-летний план Соцстраха в РСФСР // Вопросы страхования. 1929. N 6; Об
    установлении на 1931 год контингента пенсионируемых в порядке государ-
    ственного обеспечения и о нормах пенсий для этих лиц: Постановление СНК
    РСФСР от 7 ноября 1930 г. // Вопросы страхования. 1931. N 7.[↩]