Время и мы (Из дневников разных лет)

Из рукописи одноименной книги. 224

 

** *

Один серьезный критик писал, что эссеизм противостоит «системам» и замешен на культуре письма и беседы, – и тут я с ним вполне согласен. Но вот то, что осознание мира разумнее начинать с себя, так как «твоя картина реальности не ложна хоть в той степени, что она именно твоя и не проповедуется тобою как всеобщая», кажется мне не совсем точным. Есть тут доля недооценки эссе. Я пишу в этом жанре, помня, напротив, что я приближаюсь к миру всеобщего более, нежели «строя системы» или «следуя им».

 

** *

Профессия критика полна высокого достоинства. Она весьма наглядно показывает нравственный тонус литературы. И самого критика в первую очередь. Человек, однажды солгавший или испугавшийся – как бы потом ни клялся и ни рисовался, – теряет авторитет у читателя. Здесь нельзя назвать черное – белым, а потом сослаться на плохое зрение. Нельзя дурного писателя возвести в ранг классика или, в угоду моменту, походя оскорбить талантливого, уповая на время, которое все потом поставит на свое место. Избравший профессию критика должен знать, что дивиденды тут особого рода: доброе имя, самоуважение, добрый пример для молодых.

 

** *

Отношение к фактам, как это ни покажется элементарным, многое определяет в профессиональном багаже критика.

В дневнике К. Федина я нашел интересное место, где он говорит о том, почему критика «избегает фактов». «Проверить <…> их мы боимся, если просто не ленимся». Общие места всегда предпочтительнее для робкого, ума, ибо они всеобщи и потому не опасны, как собственная мысль. Чем больше добытых фактов, тем больше выводов, а последние далеко не всегда совпадают с общими местами. Это верно и точно. Я жил во времена, когда факты отодвигались подальше, а общие места считались основным руслом мыслей о разных произведениях. Факты, когда они кусались, обзывали одним словом: мелкие. До крупных ли было!..

 

** *

Писатели возбуждаются к писанию по-разному. Писать о горе и писать в горе – разные действия. Горе, страсть, подъем духа или холодное отношение к страстям – состояния, в равной степени пригодные для писания. Один французский писатель сетовал: «Жизнь до того печальна, что просто не смеешь делать из нее литературу». Но чаще приходилось слышать и прямо противоположное. Вот и задумаешься. Дело здесь в характере автора, его манере отношения к процессу творчества.

 

** *

Легко высмеивать тягу к «престижности»: она в самом деле уродлива. Но ведь появилась она не сама по себе, а потому что неравноправие вело ее за руку.

 

** *

Не вдруг явилась эта тенденция. Есть своя логика в том процессе, который наблюдается в поэзии. Форма «устала», она как бы уходит в тень, выпуская на первый план жизненный материал, прямое значение слова, весомость идеи. Так примерно формулирует сходную мысль украинский критик М. Ильницкий. Я вижу тут резон. Надо только’не спутать в реальной практике – где «усталость» формы, а где – ее отсутствие.

 

* * *

То, что кажется безусловно оригинальным, – радует. Или – принимается в расчет, когда оказывается, что оно не так уж и оригинально. Название книги Н. Берберовой «Курсив мой» считал редким по точности и оригинальности, «пока не прочитал у Жюля Ренара фразу: «Говорить курсивом».

 

** *

Никогда не понимал необходимости для писателя «Словаря синонимов». Так, интересно, в смысле – любопытно. И только.

Приятно было найти у Ж. Ренара: «Синонимов не существует. Существуют только необходимые слова, и настоящий писатель их знает». И впрямь: иначе стоило бы их «искать», эти нужные слова! И не в словарях же.

 

** *

Со времен Руссо известна крылатая фраза о том, что мы лжем уже потому, что говорим не всю правду.

А надо ли всегда говорить всю эту правду? Вопрос не праздный. Есть много такого, начиная с интимных вещей, что хотя бы из целомудрия прбизносить не стоит. И мы это знаем и руководствуемся этим почти неосознанно. Но, обобщая, утверждаем прямо противоположное. Куда как точнее – у Ж. Ренара: «Не следует говорить всей правды. Но следует говорить только правду». Не путать с полуправдой, хотя иногда «не вся правда» – уловка натуры, игнорирующей истину вполне сознательно. А что говорить следует только правду – почти трюизм, понятный и вне зала суда, где он издавна звучит в виде клятвы.

 

* * *

Детство мое прошло на Северном Кавказе, в Причерноморье главным образом. Там царила удивительная смесь языковых диалектов, прежде всего – русско- украинского волапюка, что свойственно всем южнорусским краям от Курска до Одессы. Это смешение форм языкового поля сродни тому, о котором писал В. Брюсов в письме П. Бартеневу: «На обратном пути из Италии слышал я славяно- итальянский язык, употребляемый в Истрии; корни слов славянские, а окончания и союзы – итальянские».

Я был свидетелем и этому и поражался языковой вольности моей знакомой Нади Крайгер, с которой путешествовал по Истрии.

Феномен языковой смуты, мне кажется, не до конца оценен. Возможно, в этом волапюке следовало бы видеть не. одно «неправильное» словоупотребление, но и обогащение языковой палитры двух «смешанных» говоров, как славяно- итальянского, так и русско-украинского. Мы в Анапе в детстве моем называли такой смешанный говор «суржиком». А в Москве я долго от него отвыкал, смущаясь.

Кубань по происхождению украинская зона, но федеративное деление относит ее к России. Казаки кубанские считают себя особой национальностью – казачьей. А донские – особо самолюбиво – русской ветвью, но тоже самостоятельной нации – казаков.

Сербохорватский язык, на котором говорят сербы, хорваты, боснийцы, черногорцы, воеводинцы и косовары-сербы, – по сути один, разнящийся разве что диалектами. Но гордые хорваты и называют его «навыворот» – хорватско- сербским, будто это гарантирует им первенство в принадлежности к родному языку.

Для лингвистов здесь поле немереное работы. Если без политики. Но, увы, об этом можно лишь мечтать…

В Болгарии в магазине русской книги я видел фолиант, изданный в Киеве, о чистоте русского языка, которой пренебрегают в столице… Украины. Обидный абсурд издателей подобострастной этой «ученой» книги налицо.

Понятие «чистоты» языка, верное по сути, сложнее, нежели это представляется на первый взгляд. Пуризм не только антиисторичен и обедняет любой язьйс, но и вреден в перспективе исторической. Богатство языка – в общении, взаимовлияниях и лексическом запасе новых для него элементов.

 

* * *

Любопытно: чем объяснить возвращение венгерской архитектуры к формам древних веков – общими тенденциями мирового искусства или сугубо венгерским национальным решением традиции? Предки венгров – кочевники – не знали устойчивых градостроительных форм? Об этом думаешь, имея в виду дачу в виде шалаша в Абрахамхеде архитектора Золтана Гуйяша или помещение для катафалков в Сегеде (архитектор Бела Борвендег). Оба строения имеют в основе решения… курган в степи. Я постеснялся спросить об этом у своих хозяев, путешествуя по Венгрии, и теперь жалею об этом.

 

** *

Известны ироническая тирада Маяковского про дядей Вань и тетей Мань как символах ушедшего времени искусства и шутка про гладкопись с избитыми рифмами (если и остались где рифмы, так, может быть, в Венесуэле). А вот в 1984 году «Дядю Ваню» ставят в Бразилии, и не где-нибудь – в экспериментальном театре (!).

Так могут ошибаться крайние взгляды на искусство, откуда бы они ни исходили – и слева и справа.

 

* * *

Не надо поддаваться на уговоры, что «ошибки прошлого» в нашей недавней истории – следствие увлечения идеей, «перегибы». Они, если вдуматься, сознательные уклонения от идеи. Это – новая идея. Уничтожали в «перегибах» именно лучших, а не кого ни попадя, кто верил в Революцию. Я все еще надеюсь, что «культ» – это поймут когда-нибудь! – контрреволюция. Нет «двух сторон» у культа, есть одна сторона.

 

** *

В 1920 году Гори был разрушен до основания землетрясением. Как иногда запаздывает природа!..

 

** *

О перекличках, цитатности и т. п. Читая исследователей Пушкина, поражаешься тому, сколько «взято» гением из окружающей его «материи» культурного фона. А кому до этого (читающим!) сегодня дело? Как осенние листья, осыпаются с древа его поэзии все аллюзии, «переклички», скрытые формы полемики, цитаты, имевшие некогда дополнительный смысл для времени поэта; остается он сам – гений, его вечное для будущего содержание.

 

** *

Формы условности в искусстве крайне живучи.

Об этом говорит, между прочим, и то, что еще в XVIII веке высмеивали оперу за ее грубое неправдоподобие. А сегодня пытаются присвоить себе пальму первенства те, кто ссылается на то, что именно «современности» чужда форма оперы.

 

** *

Когда Гете различает подражание природе, манеру и стиль, он как бы прослеживает; весь путь творческого процесса. Отображение реального факта, деформацию его чувством и глазом художника, нахождение художественной истины, иначе говоря – образа.

 

** *

Многие помнят, какие споры велись вокруг песен Булата Окуджавы. Слова или музыка, все ли стихи годятся для песен, хороши ли стихи отдельно от музыки и т. д. Тут многое поучительно. Бывает ведь и так, и иначе. Слово и мелодия и дружат и враждуют в практике создателей песен.

Еще один вопрос: хорошие ли тексты любят композиторы. Шоссон, Дебюсси часто пользовались определением роете chante (стихотворение для пения), желая подчеркнуть примат поэтического, словесного начала. Гюго: «Пусть поют то, что не заслуживает быть произнесенным… Хорошие стихи не надо петь».