Верные мысли о драматургии

Н. Абалкин, Кругозор драматурга, «Советский писатель», 1957, 138 стр.

Мы привычно повторяем, что «драматургия отстает», но мало задумываемся о трудностях развития этого рода нашей литературы, о причинах его многолетнего «отставания». Вот почему каждая серьезная работа, посвященная советской драматургии, представляет особый интерес. С таким интересом читаешь вышедшую недавно в издательстве «Советский писатель» небольшую книжку Н. Абалкина «Кругозор драматурга».

Книга эта не носит исследовательского характера, в ней нет обстоятельного анализа драматических произведений последних лет, хотя именно пьесы 50-х годов послужили почвой для критических размышлений автора о нашей драматургии. Работа Н. Абалкина плодотворна тем, что в ней с хорошей прямотой и убежденностью поставлены и во многом решены некоторые важные проблемы развития советской драматической литературы. Дорого и то, что пишет автор о драматургии и драматургах с публицистическим темпераментом, с ясно выраженными своими пристрастиями и несогласиями. Прочитал книжку и видишь: такова позиция критика Н. Абалкина. И если вызывают возражения некоторые его оценки пьес или суждения по частным поводам, то общая позиция автора, несомненно, верна. С этой позиции автор воюет за идейную ясность и чистоту нашей драматургии, за большую мысль и совершенную художественную форму.

Все согласны с тем, что знание жизни – первейшее условие успешной работы писателя. Но как часто еще знание жизни понимается узко, бедно, как сумма более или менее зорких наблюдений или познаний в сфере быта и трудовой деятельности литературных героев. Очень прав Н. Абалкин, когда, говоря о писательском знании жизни, он выдвигает на первый план партийную принципиальность, идейный кругозор художника, его способность видеть в частном общее, способность размышлять о жизни с позиций передовой марксистско-ленинской науки. «Глубокое понимание идейного, исторического смысла жизненных процессов, – пишет Н. Абалкин, – уменье выявить и правильно выразить в своем творчестве ведущие тенденции общественного развития – вот чем определяется писательское знание жизни».

Кому под силу такое проникновение в действительность? Конечно, в первую голову человеку талантливому, коль скоро речь идет о художнике. Но, кроме того, человеку образованному, интеллигентному – вот мысль, которую нередко забывают, а иногда обходят как нечто «личное» и деликатное и которую прямо, без обиняков высказывает Н. Абалкин. «Сколько раз недостатки той или иной пьесы по привычке объяснялись слабым знанием жизни! Эта стереотипная фраза выручала критику довольно часто, – справедливо утверждает автор. – А ведь было бы куда правильнее в некоторых случаях прямо и честно сказать автору: «Вам не мешало бы поучиться, прежде чем учить других. При вашем идейном кругозоре трудно быть истинным инженером человеческих душ, учителем жизни». Мы не говорим так, боясь обидеть писателя, затронуть его самолюбие, и тем самым даем ему возможность наносить обиду читателям и зрителям».

Верные, правдивые, бьющие в цель слова. Даже не обращаясь к опыту и примеру великих писателей, каждый согласится с тем, что широкая образованность, интеллектуальная сила, интеллигентность в прямом смысле этого понятия – черты, необходимые художнику.

Однако такое требование прозвучало бы чрезмерно рационально, если бы автор в последующих главах не сосредоточил своего внимания на специфических особенностях искусства и работы писателя. В главе «О художественной правде» Н. Абалкин решительно возражает против бытующего еще и в критике и в творчестве отождествления понятий правды жизни и правды искусства. «Художественная правда, – пишет он, – представляет собой образно выраженную правду жизни и является плодом творческого вымысла… Образы действительности, перенесенные в искусство, начинают там новую, самостоятельную жизнь, созданную воображением художника, всецело подчиняясь при этом последовательности и логике художественного мышления».

Эти верные мысли имеют для автора не только теоретический интерес. Н. Абалкин с правильных эстетических позиций выступает против иллюстративности в драматургии, которая, по сути дела, и представляет собою механическое перенесение фактов действительности на сцену, книжные страницы или холст. На примере неудачной пьесы К. Финна «Ошибка Анны» автор показывает, что протокольное жизнеподобие не имеет ничего общего с драматическим искусством и неизбежно дискредитирует даже большие и острые темы.

В нашей критической литературе в свое время уже был дан бой фарисейской и догматической формуле: «Так в жизни не бывает». И все же прав Н. Абалкин, вновь возвращаясь к критике этого пресловутого тезиса. Прав – потому, что узко мыслящие люди, не понимающие и не любящие искусства, порой все еще оперируют этим тезисом и наносят вред нашей литературе.

Показательна в этом смысле рецензия на пьесу А. Борщаговского «Жена», напечатанная в «Красной звезде». Точнее, не самая рецензия, а та тенденция, которая в ней заключена и которая сводится к тому, что раз один из героев пьесы, скажем, офицер Советской Армии, – плохой человек, то значит автор якобы считает плохими всех советских офицеров… Н. Абалкин остро, с весьма уместной здесь язвительной интонацией критикует подобные взгляды. И в критике этой привлекательны две стороны дела: