Венгерская литература в Советском Союзе

Книги как вехи в биографии советско-венгерской дружбы. По ним можно проследить, как складывались и углублялись братские отношения между нашими народами и их литературами, какие общие и особенные проблемы вставали на этом пути, какие совершались открытия, какие творческие споры возникали или готовы были возникнуть; наконец, по изданным и еще не изданным книгам мы судим о том, что надо сделать, чтобы лучше узнать друг друга.

Итак, для начала несколько общих цифр: это даст возможность представить себе границы нашей темы. По данным Всесоюзной книжной палаты на 1 января 1974 года, в Советском Союзе с 1918 года издано 863 названия произведений 140 венгерских авторов общим тиражом 31 миллион 461 тысяча экземпляров на русском и еще 33 языках народов СССР. За тридцать же послевоенных лет из этого числа изданий увидели свет более 600 произведений венгерских писателей общим тиражом, превышающим 28 миллионов 89 тысяч экземпляров. Сузим еще больше рамки: за три последних года – 1971, 1972, 1973, – по данным той же Всесоюзной книжной палаты, советские издательства выпустили в свет в переводах с венгерского 82 книги. Тираж их превзошел три с половиной миллиона. Без всяких преувеличений можно утверждать: ни в какой другой стране мира венгерская литература – классическая и особенно современная – не получала такой внимательной и благодарной читательской аудитории.

Масштаб советско-венгерских литературных связей требует, помимо всего прочего, систематического обзора, критического анализа и обобщений наших переводческих и книгоиздательских дел. Настоящая статья, не претендуя, как говорится, на полноту и окончательность выводов, содержит попытку представить переводную венгерскую литературу в Советском Союзе в контексте развивающихся и углубляющихся связей двух культур, наметить некоторые вехи на этом пути.

1.В МЕЖВОЕННОЕ ДВАДЦАТИЛЕТИЕ

Прогрессивная венгерская литература входит в жизнь советских людей на протяжении вот уже более полувека. С момента зарождения советской власти закономерно возник интерес и глубокие симпатии к литературе близкого нам по духу народа-соседа, который в марте 1919 года последовал великому примеру Октября и создал первое в истории венгерское пролетарское государство.

Внимание к венгерской революционной литературе стало характерной чертой советской издательской практики 20 – 30-х годов. Это было вполне естественно: где, как не в Советском государстве, могло найти поддержку и понимание революционное направление венгерской литературы, продолжавшее после поражения Коммуны развиваться как внутри страны, так и за ее пределами. Начиная с 1925 года в СССР широко издаются рассказы Матэ Залки и Белы Иллеша, стихи Антала Гидаша и Эмиля Мадараса, пьесы Белы Балажа, Андора Габора и других венгерских писателей-политэмигрантов. Венгерская литература обрела в Советском Союзе как бы свою вторую родину. Процесс этот характеризовался, однако, той специфической особенностью, что в русском переводе появлялись преимущественно те произведения, которые по понятным политическим причинам не могли быть напечатаны в Венгрии. Реакционный режим Хорти всячески преследовал прогрессивную эмигрантскую литературу. И получилось так, что венгерские революционные писатели 20 – 30-х годов, покинувшие родину после поражения Венгерской Советской Республики, адресовали свои произведения прежде всего советскому читателю. Только значительно позже, после 1945 года, лучшие сочинения той поры, выдержавшие проверку временем, стали достоянием и венгерского читателя, активным фактором отечественной культурной жизни (например, «Карпатская рапсодия» Б. Иллеша, «Добердо» М. Залки).

Интересно в этой связи свидетельство Белы Иллеша о том, как относился Максим Горький к этой не совсем обычной литературной ситуации, сложившейся в ходе исторического развития советской в венгерской культуры в период между двух мировых войн. В своих не опубликованных еще на русском языке воспоминаниях о встречах с М. Горьким в 30-х годах Б. Иллеш писал: «Горький много раз ругал меня, а еще чаще подтрунивал. Помню, как он разозлился на то, что газеты стали называть меня «советским писателем». Я здесь был ни при чем, но досталось за это от Горького именно мне:

– Вы – венгр, мадьяр! И это должен видеть по вашим произведениям даже слепой. Верю, верю, что вы, если потребуется, готовы отдать жизнь за Советскую страну. Но настоящий советский получится из вас только в том случае, если вы всегда будете помнить о своей Венгрии. Подлинный интернационализм заключает в себе любовь к родине».

Смысл этих горьковских слов в том, что великий писатель ощущал дополнительные творческие трудности, которые встают перед литератором, оказавшимся в силу исторических обстоятельств оторванным на длительное время от родной языковой и психологической среды. М. Горький, требуя от Б. Иллеша большего проникновения в венгерскую действительность, как подлинный художник-интернационалист проявлял заботу о судьбах всей мировой революционной литературы, о высоком художественном качестве социалистического реализма как нового этапа в историческом развитии мирового искусства.

Стоит привести еще один аналогичный пример. Друг и сподвижник Матэ Залки советский литератор А. Эйснер вспоминал недавно в предисловии к книге «Добердо», как переживал М. Залка упрек в литературном непрофессионализме, высказанный в его адрес на одном из совещаний в Союзе писателей А. Фадеевым.

Удовлетворяя законный интерес советских читателей к жизни и борьбе венгерского народа, отвечая революционному чувству интернациональной солидарности, книги венгерских писателей-политэмигрантов все же не давали широкой и сложной, отнюдь не гармоничной картины развития всей венгерской литературы XX века. Советский читатель 20 – 40-х годов знал Венгрию по эпическим полотнам Белы Иллеша «Тисса горит» и «Карпатская рапсодия», по рассказам и повестям Матэ Залки, по историческим романам Шандора Гергея, по стихам Антала Гидаша «На земле контрреволюции» и «Колонии кричат», по страстным антифашистским памфлетам Андора Габора, и в этом состояло их исторически непреходящее значение.

Однако этими произведениями в действительности не исчерпывалась венгерская литература XX века, изобилующая драматическими противоречиями, столкновением различных, иногда прямо противоположных традиций, тенденций и направлений. Ведь в это же время в самой Венгрии продолжали жить, творить и бороться такие художники, как Дюла Юхас и Жигмонд Мориц, Фридьеш Каринти, Аттила Йожеф и Дюла Ийеш. Достигла наивысшего развития литература так называемых «исследователей деревни» и «урбанистов». Создавали свои произведения Ласло Немет, Тибор Дери, Йожеф Дарваш и многие другие, вошедшие затем в историю литературы. Словом, шел живой и бурный процесс литературного развитая, отразивший в своих противоречиях острые социальные и идейные конфликты эпохи. Но об этом многообразие венгерской литературной жизни советские читатели узнали только в послевоенные годы.

С другой стороны, не знал и венгерский читатель того времени многих имен своих революционных писателей, которыми впоследствии он по праву стал гордиться. Процесс эстетического познания венгерской действительности через литературу шел в СССР и в Венгрии в межвоенный период как бы по двум параллельным прямым. При этом, естественно, и там и здесь упускалось нечто важное, что впоследствии необходимо было восполнить.

В недавно опубликованных в Венгрии дневниках из наследия крупного венгерского писателя из «исследователей деревни» Петера Вереша содержится интереснейшее признание о том, какие смешанные чувства испытал он, гость Второго съезда советских писателей, в декабре 1954 года, когда услышал оценку венгерской литературы, данную с трибуны этого высокого форума. О выступлении Н. Тихонова П. Вереш тогда записал в своем дневнике, который он регулярно вел в Москве: «На вечернем заседании 22-го Тихонов говорил о мировой литературе. Было совершенно неожиданно и вместе с тем интересно, что свой доклад о прогрессивной литературе мира он начал с Венгрии и затем много раз вновь и вновь возвращался к ней. То, что он говорил, – не совсем точно и, пожалуй, не всегда справедливо, но для венгерского народа и, соответственно, для венгерских писателей это звучит весьма приятно».

2.ПЕТЕФИ И ДРУГИЕ КЛАССИКИ

Существует, думается, некая закономерность в том, как и когда та или иная литература начинает интенсивно осваивать эстетическое богатство другого народа. Равным образом есть закономерность в том, как та или иная национальная литература выходит на мировую арену, интенсивно завоевывая иноязычного читателя. В конечном счете эти встречные процессы обуславливаются одними причинами. В основе их, на наш взгляд, лежат не столько внутрилитературные, эстетические импульсы, сколько благоприятная культурно-историческая атмосфера эпохи, определяемая теми общественными сдвигами и событиями, которые сближают народы, вызывают потребность в тесном общении, в лучшем узнавании друг друга.

По отношению к Венгрии, как и к другим странам Центральной и Юго-Восточной Европы, таким рубиконом было освобождение от фашизма и переход к народной демократии, к социалистическим началам в государственной и общественной жизни. Этот исторический шаг предопределил и характер будущих отношений между странами и их культурами. Тогда-то и возникла внутренняя глубокая потребность у советских людей шире и разностороннее узнать культуру, литературу, историю братских народов, с которыми теперь предстояло вместе строить общее будущее. В конце 40-х и в 50-х годах великие венгерские художники перешагнули национальные границы и начали свою новую, интернациональную жизнь на Советской земле. Разумеется, передовой России многие из них были известны и раньше: Некрасов, например, знал Петефи, Чехов – Мора Йокаи, Горький высоко ценил И. Мадача. Но подлинно массовую аудиторию венгерские классики завоевали на Советской земле только после исторического 1945 года.

Все новых и новых прозаиков и поэтов Венгрии открывал для себя советский читатель. И прежде всего, конечно, он открыл для себя Шандора Петефи.

Имя Петефи было известно в России с середины прошлого века. Его стихи переводили М. Михайлов, А. Шеллер-Михайлов, В. Бенедиктов и другие. Его первую книгу в Советской России издал А. Луначарский: советский нарком просвещения ввел Петефи в международную революционную поэзию.

И тем не менее качественный скачок в популяризации Петефи в Советском Союзе произошел лишь после второй мировой войны. В 1948 году Гослитиздат выпустил в свет том избранных произведений Петефи в новых переводах Л.