В. В. Бибихин. Другое начало

«Другое начало» является ключевым для всей книги словосочетанием. Авторская мысль постоянно возвращается к ощущению иной стороны происходящего и происходившего в истории, культуре и прямо на улице. Это иное связано с настоящим, с полнотой настоящего, не могущей быть включенной ни в один проект «гуттенберговской вселенной» (с. 343).

«Другое начало» – сборник статей, написанных за последние 30 лет. Книга посвящена таинственной связи между прошлым и настоящим, которая делает настоящее полным. Однако эта целостность обеспечивается не логическим развитием темы, а постоянно заново искомым выходом в единое мыслительное поле – выходом из самых разных тем и жанров. Сборник был составлен еще 10 лет назад и за прошедшие годы вырос. То, что в 1993 году было актуальным, теперь актуально уже иначе, – рецензия зазвучала как документ эпохи, а эссе совершенно избавилось от сиюминутных и упрощающих сказанное поводов для отклика.

В книге четыре блока статей, которые разделяются, по большому счету, условно. Предваряет их трехстраничное введение, в котором автор уверяет, что «ничего помимо сказанного сказать не имел». Ключевые темы каждого из четырех блоков можно было бы сформулировать так: законы истории, замыкающиеся на личность; мысль начала 90-х, возникшая на основе классических идей; сосуществование православного и светского; основные категории реформирующейся сейчас России.

Открывает первый блок самая крупная статья книги – «Закон русской истории». Центральные фигуры статьи – Петр I и Пушкин, собиравший век спустя материал о личности Петра. «Задеты новым темпом были все одинаково, – пишет В. В. Би-бихин. – Почти все, что люди думали и говорили, перестало иметь большое значение примерно так же, как у нас после разгона парламента в 1993» (с. 9). Петр только продолжил традицию царствования по закону «молнии», которую приучен ждать народ, выстаивающий долгие монастырские службы и обладающий «стойкой интуицией бездны, с которой только и хочет по-настоящемуиметь дело эта страна» (с. 37). «Правитель знает, что с таким народом можно и нужно делать все» (с. 36). Оборотная сторона этого закона состоит в том, что «личность под гнетом единоличного правления <…> будет разрушена», однако именно «отчаянная решимость быть местом встречи с нечеловеческим» примирила с Петром Пушкина (с. 23). «В странном Петре <…> Пушкин угадывает человеческое существо, брошенное в вихрь и потому способное быть местом для <…> безусловного приятия» мира (с. 59). Ту же долю Пушкин приписывал поэту. Историей становится сказанное человеком слово. Для Бибихина эта мысль – основа и отчасти причина обращения к Державину, Леонтьеву, Розанову и Достоевскому, которые и есть для него истинные историки страны.

В блоке статей о духовном пространстве начала 90-х зафиксирована крайняя логика, выводящая из мысли славянофилов о России идею правого национализма. Начало 90-х, напоминая об «ужасных вещах» XX века, опять учит каждый день начинать все «сначала», а возрождающаяся русская мысль по- прежнему делит всех участников на «своих» и «чужих». Однако здесь же – и заботливые попытки собрать все, что Россия не теряла, например свободное рассуждение, разъедавшее марксистскую идеологию изнутри. Именно ответственная свобода новой книги С. Хоружего (Хоружий С. С. После перерыва. Пути русской философии (Серия «Наши современники»). СПб.: «Алетейя», 1994. 448 с.) позволяет назвать ее «точкой отсчета для всякой попытки самостоятельной мысли» (с. 157).

Тема православия и власти подается как с позиций мирянина, так и с точки зрения воцерковленного человека. Соотношение этих позиций формирует особую проблему. Цвет русского (эмигрантского) богословия не представлял себе власть без единоличного царя, «первого среди равных» (статья «Православие и власть»). С тех пор тема не была сдвинута с места, хотя российское государство пошло в сторону разделения властей. А с другой стороны, статья «Леонтьев, Розанов и монастырь» демонстрирует изолированность православной церкви от «слишком человеческого».

Статьи четвертого раздела – о том, что будет важно завтра, а значит, уже и в настоящем. Философия, техника, собственность, право смыкаются в текущем миге, в «другом начале», которое «возникает из новости моей нерушимой свободы» (с. 339). Сосредоточенность на настоящем разрушает линейное время, возрождая античное «все во всем». Размышления В. В. Бибихина застыли в стремлении преодолеть контекст 90-х годов, оставшийся в истории России временем «ликования над бездной».

Владимир КОЗЛОВ

г. Ростов-на-Дону