В. П. Крючков. Проза Б. А. Пильняка 1920-х годов

В. П. КРЮЧКОВ. ПРОЗА Б. А. ПИЛЬНЯКА 1920-Х ГОДОВ (МОТИВЫ В ФУНКЦИОНАЛЬНОМ И ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНЫХ АСПЕКТАХ). Саратов: «Научная книга», 2005. 353 с.

Творчество Б. Пильняка уже многие десятилетия вызывает исследовательский энтузиазм. При этом разрешение почти каждой проблемы порождает все новые вопросы и перспективы, свидетельствуя о том, что творчеству Пильняка присуща та степень сложности, которая всегда сопутствует онтологической определенности и завершенности художественного мира.

Художественный онтологизм созидается с опорой на многие категории. Но все же особая роль здесь принадлежит мотивам. Потому путь постижения природы онтологизма Пильняка пролегает прежде всего через «мотивную структуру» его произведений.

Самые выпуклые мотивы прозы Пильняка (символические и хронотопические) довольно часто оказывались в поле зрения исследователей. В последние годы особенно настойчиво и целеустремленно к разрешению этой важнейшей проблемы поэтики Пильняка шел В. Крючков, регулярно представляя очередные результаты своих изысканий в журналах «Вопросы литературы», «Русская литература», «Известия РАН», «Литературная учеба», «Литература в школе». Этот исследовательский цикл стал прочным фундаментом для научной книги В. Крючкова, в которой мотивы в прозе Пильняка 1920-х годов изучены в «функциональном и интертекстуальном аспектах».

Выявление мотивов в поэтике литературного произведения – дело многотрудное. Успех здесь сопутствует только тому исследователю, который изучает художественный текст чуть ли не под литературоведческим микроскопом. Литературоведческий микроскоп позволяет фиксировать те трудноуловимые структурные метаморфозы, благодаря которым определенные «единицы» текста обретают художественные права мотива. Именно такая аналитическая микроскопичность и постоянное стремление к предельной «объективности» выводов обеспечили успех крупномасштабному исследованию В. Крючкова. Точно определив, что уже в ранней прозе Пильняка происходит усиление художественных функций мотивов (сборник «С последним пароходом»), В. Крючков приступает к обстоятельному изучению «мотивной структуры» романа «Голый год». Все начинается со справедливого определения «Голого года» как «матрицы» пильняковской прозы 1920-х годов, а затем убедительно доказывается, что эта «матрица» содержит многочисленные мотивы. Исследователь со всей отчетливостью продемонстрировал то, что поэтика «Голого года» формировалась под сильным воздействием таких мотивов, как мотивы пути (дороги), сектантства, столицы, города, провинции, метели, деревенской свадьбы, матери сырой-земли, волка, «знойного солнца», «мутных сумерек», луны, «кожаных курток». При этом В. Крючков не забывает отмечать те из них, которые возникли в «Голом годе» под влиянием творчества Достоевского, Блока, Белого.

Под таким углом зрения и с такой же степенью убедительности в книге рассмотрены «Его Величество Kneeb Piter Komandor», «Санкт-Питер-Бурх», «Повесть непогашенной луны», «Поокский рассказ», «Нижегородский откос», «Штосе в жизнь», «Красное дерево», «Волга впадает в Каспийское море». Становится предельно ясно, что все эти произведения по количеству мотивов отнюдь не уступают «матрице». По своим «интертекстуальным потенциалам» они тоже находятся на уровне «матрицы», что В. Крючков подтвердил компаративными сюжетами (в сравнительный анализ вовлечены еще и произведения Пушкина, Лермонтова, Салтыкова-Щедрина, Л. Толстого, Малышкина, Замятина, Платонова, Л. Леонова).

Особого внимания заслуживает интерпретация романа «Волга впадает в Каспийское море», представленная В. Крючковым в седьмой главе книги. Следуя за логикой развития опорных мотивов романа (мотивы реки, двойного речного течения, «переделки», смерти, волка, юродства, вредительства, «монолита», Китеж-града), исследователь приходит к верному выводу: «Третий роман Пильняка – это роман игровой, ироничный, в нем автор подвергает сомнению идею скорой переделки человеческой природы, «выпрямления» человека, а также пародирует традиционный для того времени, официально санкционированный властью мотив вредителей – диверсантов, становящихся на пути строительства нового мира» (с. 277). И действительно: именно через художественную игру, позволившую включить в роман даже почти сатирическое «Красное дерево», Пильняк во многом сохраняет творческую свободу, о которой он писал в форме литературного манифеста в «Отрывках из дневника».

Книга В. Крючкова отличается аналитической цельностью. Правда, эта цельность нарушается в тех случаях, когда исследователь в качестве мотивов начинает анализировать «женские образы», «поэтику глаз, жеста» или углубляется в изучение психологизма Пильняка уже без всякого учета «мотивной структуры».

Однако в целом книга В. Крючкова – это не только весомый вклад в научное постижение художественного мира Пильняка, но и достойное продолжение традиций саратовского пильняковедения (с Саратовом глубинно связаны жизнь и творчество Пильняка), начало которым было положено еще в конце 1920-х годов в блистательной статье Л. Вуттке о «Голом годе».

А. АУЭР

г. Коломна