Улицы Патрика Модиано

В 2014 году Нобелевскую премию по литературе присудили французскому писателю Патрику Модиано. По сравнению с предыдущими лауреатами — канадкой Элис Манро и китайцем Мо Янем — в России книгам Модиано очень повезло: многое из наследия писателя было переведено до вручения ему премии. В 2008 году премия была присуждена другому французскому автору — Жану-Мари Леклезио, и это наводит на мысль об особой избранности современной французской литературы, как это было на рубеже 1960-х, когда с разницей в несколько лет премию вручили Альберу Камю и Жан-Полю Сартру.

Действительно ли Модиано является «величайшим из современных писателей», как отозвался о нем премьер-министр Франции Мануэль Валль?

Патрик Модиано родился в 1945 году, и основной темой его творчества является оккупация Франции гитлеровскими войсками. Сообразно своему опыту писатель стремится дистанцироваться от военной темы, вводя в повествование автобиографического героя-повествователя. Рассказчики часто молоды либо вспоминают молодость, они могут писать первый роман или уже быть состоявшимися авторами. В романе «Утраченный мир» рассказчик, писатель Жан Деккер, родился в 1945 году в Булонь-Бийанкуре, как сам Модиано. А в книге «Дора Брюдер» рассказчик в 1965 году празднует двадцатилетие. Как и автор, герои в силу возраста не имеют опыта оккупации, однако приходят в соприкосновение с ним через общение с другими людьми либо через их поиск. Именно поэтому подчас невозможно отделить «я» автора от «я» его героев, ведь своих героев Модиано наделяет элементами собственной биографии. Возможно, подобное отождествление — это ошибка, но здесь можно вспомнить слова самого писателя, который однажды сказал, что пишет для того, чтобы понять, кто он есть.

Книги Модиано однотипны по рисунку сюжета. Главный герой, он же рассказчик, с кем-то встречается в молодости, а потом, спустя десятки лет, пытается найти следы своих знакомых. И благодаря случаю находит. В «Вилле «Грусть»» (1975) тридцатилетний рассказчик вспоминает девушку Ивонну, с которой был знаком двенадцать лет назад. В «Свадебном путешествии» (1990) герой возвращается на восемнадцать лет назад, чтобы вспомнить общение с молодоженами, попутчиком которых он стал волей случая. В книге «Горизонт» (2010) пожилой рассказчик вспоминает о том, как сорок лет назад общался с девушкой по имени Маргарет Ле Коз. За тридцать пять лет Модиано ни разу не изменил схему сюжета, что позволяет говорить о том, что он всю жизнь пишет одну книгу.

При этом центральная для него тема жизни под гнетом захватчиков раскрывается косвенно. Ужасов концлагерей, куда отправляли французских евреев, читатель не встретит. Тотального страха рядовых французов — тоже. Максимум — тревогу, и то скрашенную блаженством безделья в отелях. Ближе всех к теме оккупации из переведенных книг Модиано подошла «Дора Брюдер». Во всяком случае здесь реально показаны жертвы нацистского террора. По сюжету романа писатель-рассказчик находит газетную вырезку 1941 года с объявлением о пропаже девочки Доры Брюдер. Спустя десятки лет он пытается выяснить ее судьбу. Он узнает, что она бежала сначала из дома, потом из христианского приюта для детей, затем ее заключили в тюрьму, а в итоге отправили в Освенцим.

История девочки и ее семьи не воспринимается как типичная, что не позволяет увидеть весь масштаб трагедии. Да и занят Модиано не столько трагедией, сколько воспроизведением топографии оккупации. Он стремится указать и описать ключевые координаты, то есть здания, где жила Дора Брюдер, и улицы, по которым она ходила. Этого явно недостаточно, чтобы говорить о художественном освоении коллективного опыта нации.

Еще более косвенно события 1940-х годов показаны, например, в книге «Свадебное путешествие», где сотрудничающая с нацистами французская полиция проводит облавы в отелях на курортах. При этом героиня книги по имени Ингрид спит младенческим сном во время облавы, по-видимому, не подозревая о ней. Впрочем, как знать — Модиано вообще любит погружать людей в сон, что часто выглядит дешевым мелодраматическим ходом. Персонажи в его книгах засыпают очень легко, и, очевидно, им чужды муки совести. Да и вообще сон — ключевое понятие прозы Модиано. Часто он отождествляет сон и прошлое. В этом одновременно предел его и без того неяркой рефлексии.

Модиано никак не отвечает на вопрос о том, как же все-таки жить с травматическим опытом оккупации. Единственное решение, которое он предлагает, — это бегство. Причем вирус бегства у Модиано тотален и поражает даже рассказчиков, родившихся после войны. Желание или факт бегства акцентируются автором из произведения в произведение:

«И все мои сны были похожи друг на друга: это были сны о бегстве» («Из самых глубин забвения»).

«Бегством была вся моя жизнь» («Свадебное путешествие»).

«Наверное, вся моя жизнь будет одним нескончаемым бегством» («Незнакомки»).

Лишь в «Доре Брюдер» Модиано поясняет, что «бегство <…> это крик о помощи, а порой и форма самоубийства».

Причина, по которой часто автобиографические рассказчики Модиано стремятся к бегству, не до конца понятна. Их жизнь трудно назвать тяжелой, ведь у них есть и время, и, видимо, деньги, чтобы не работать и заниматься раскопками прошлого. Поэтому приходится додумывать за писателя некую экзистенциальную трагедию, которая позволила бы объяснить их стремление бежать. Сам Модиано этой трагедии не выписал, она у него, если и была, затерялась в складках обыденных дней, проводимых в отелях и ресторанах, в прогулках по паркам и всегда безлюдным улицам Парижа.

Рассказчики Модиано в общем-то даже не страдают — прошлое колет их, но назвать это острой болью нельзя. Это роскошная аристократическая боль состоявшихся и уверенных в себе людей, иногда превращающаяся в неясную, но не мешающую жить тревогу. Она не приводит их ни к бессоннице, ни к аскезе, да и вообще никак не влияет на них, если только не назвать влиянием нечастые моменты оглядки на свое место в мире, а точнее, на звуки, запахи и освещение. Но в этих оглядках мало феноменологии, как мало и рефлексии. Вот пример, коих один-два в каждой книге писателя:

Уже довольно давно — и на этот раз сильнее, чем обычно, — лето вызывает у меня ощущение пустоты и отсутствия и уносит в прошлое. Может, тому причиной слишком резкий свет, уличная тишина, эти контрасты лучей заходящего солнца и тени на фасадах домов по бульвару Сульт в тот вечер? Прошлое и настоящее сплавляются в моей голове в результате какого-то двойного наложения, и тревога моя, несомненно, происходит именно от этого («Свадебное путешествие»).

Герои Модиано бегут из Франции в другие страны, но не обязательно за лучшей жизнью. Их устроит любая жизнь, лишь бы она была другой. В годы войны бегство было понятным — это был залог выживания. После нее, по мысли Модиано, выросло поколение тех, кому в середине 1960-х было двадцать лет и кто впитал в себя эскапистское мышление своих отцов. Причем в этом мышлении нет отчетливых экзистенциалистких черт, благодаря которым его носителей можно было бы разместить в современном философско-культурном контексте. Идея и тем более опыт абсурда проходят мимо героев Модиано. Они оказываются за бортом актуальной французской мысли и выясняют свои отношения с прошлым в одиночестве и на языке, где нет философских понятий.