Уездный детектив: одесская биография Евгения Петрова (в двух частях, с прологом и эпилогом)

Подготовлено при поддержке Программы стратегического развития РГГУ. Пользуемся случаем поблагодарить коллег, оказавших нам неоценимую помощь: директора Государственного архива Одесской области Ивана Ивановича Ниточко, заместителя директора ГАОО Лилию Григорьевну Белоусову, главного специалиста Отдела информации ГАОО Елену Георгиевну Гейтан, научного сотрудника Кирилла Сергеевича Петропавловского, заместителя директора Одесского литературного музея Алену Леонидовну Яворскую, научного сотрудника ОЛМ Наталью Николаевну Панасенко, историков литературы Сергея Зеноновича Лущика и Вадима Георгиевича Перельмутера, краеведа Александра Ростиславлева.

Любая биография — это вымысел, который, тем не менее, должен быть обоснован документально.

Д. Рейфилд. Жизнь Антона Чехова

Часть I

Пролог. Дважды родившийся

Если верить отечественным справочникам, в 1903 году родился Евгений Катаев, будущий знаменитый писатель. Знаменитым, понятно, стал как Петров, а для псевдонима использовал «усеченное» — на досоветский манер — отчество.

Причины, из-за которых нужен был псевдоним, вроде бы очевидны.

Осенью 1923 года, когда будущий писатель уехал из Одессы, его старший брат, В. Катаев, уже печатался в столичных изданиях. Возникла, значит, перспектива получить к фамилии добавление «младший», хотя с большей вероятностью именовали бы в редакциях «вторым». Наконец, известным прозаиком был однофамилец — И. Катаев. Так что дебютант мог стать и «третьим». Брат ли подсказал, сам ли решил, но с выбора псевдонима и началась, как утверждали некоторые современники, московская карьера.

О прежней карьере, одесской, сообщения в печати появились, когда уже был опубликован написанный вместе с И. Ильфом роман «Двенадцать стульев». Интерес к нему вызвал интерес к авторам и за пределами СССР, потому 2 августа 1929 года парижский еженедельник «Le merle» напечатал перевод статьи «Двойная автобиография»¹.

Цитируется она, разумеется, по русскому источнику. Вопрос о псевдонимах там не рассматривался, речь шла, прежде всего, о препятствиях, в силу которых составить биографию «автора «Двенадцати стульев» довольно затруднительно. Дело в том, что автор родился дважды: в 1897 году и 1903. В первый раз автор родился под видом Ильи Ильфа, а второй раз — Евгения Петрова».

Конечно, «Двойная автобиография» — художественное произведение. Но, при всех шутках, отступления от советской анкетной формы тут не принципиальны. Сначала, как положено, имя и год рождения. После чего — место: «Оба эти события произошли в городе Одессе».

Затем следовал вывод в духе фельетонном. С намеком на газетные штампы, русским и французским читателям известные: «Таким образом, уже с младенческого возраста автор начал вести двойную жизнь».

Правда, интригующе-криминальный оттенок тут же снят. Акцентировано, что «двойное существование продолжалось до 1925 года, когда обе половины впервые встретились в Москве».

Далее — по анкетной форме — о каждом из авторов: социальное происхождение, образование, занимаемые ранее должности. О Петрове сообщалось, что «родился в семье преподавателя и в 1920 году окончил классическую гимназию. В том же году сделался корреспондентом Украинского телеграфного агентства».

Как долго там работал — не объяснено. Сказано только: «После этого в течение трех лет служил инспектором уголовного розыска».

Французские читатели могли предположить, что романтической считал профессию сыщика. Ну а потом и романтика наскучила: «В 1923 году Евг. Петров переехал в Москву, где продолжал образование и занялся журналистикой».

Значит, набрался опыта и решил учиться дальше. А потом вернулся к первой своей профессии: «Работал в газетах и юмористических журналах. Выпустил несколько книжечек юмористических рассказов».

Ильф, согласно «Двойной автобиографии», тоже менял профессии. Уже став литератором, познакомился с Петровым, а «следствием этого и явился роман «Двенадцать стульев», написанный в 1927 году в Москве».

Без каких-либо существенных изменений биография соавторов — применительно к одесскому периоду — воспроизводилась справочными изданиями в дальнейшем. И дата рождения Петрова, соответственно, воспроизводилась.

Например, статью о Петрове содержал опубликованный в 1934 году том Литературной энциклопедии. Там сообщалось, что родился писатель в 1903 году. Без уточнений².

В 1940 году издан том Большой советской энциклопедии, где есть статья о Петрове. Дата рождения та же³.

Она воспроизведена и автором статьи, написанной для второго издания БСЭ, что выпустили пятнадцать лет спустя. Там и дата гибели — 1942 год⁴.

Значит, дата рождения советского классика не вызывала сомнений у редакторов. Однако 5 августа 1962 года опубликованы новые сведения. Московский еженедельник «Литература и жизнь» поместил статью трех сотрудников Одесского областного архива — «Юность писателя: новые материалы к биографии Е. Петрова»⁵.

Приведено было для начала заявление о приеме на службу в милицию. Далее сообщалось: «Этим документом, датированным 17 июля 1921 года, открывается личное дело агента уголовного розыска Евгения Петровича Катаева…»

Вероятно, авторы статьи считали общеизвестным, что «агент» — к началу 1920-х годов — официальное именование штатной должности сотрудника милиции, на которого возлагались обязанности дознания, розыска и т. д. Позже «агент» соответствовал «оперативному уполномоченному».

Но личное дело агента относилось к советскому периоду. О досоветском же архивисты судили по иным документам: «Вслед за этим было найдено и личное дело гимназиста 5-й Одесской мужской гимназии Евгения Катаева».

После чего, если верить статье, документы сопоставили. И выявилось противоречие: «Годом рождения Евгения Петровича принято считать 1903. Да и сам он в своей автобиографии указывал эту дату. В личном деле гимназиста Катаева указана другая дата рождения — 30 ноября 1902 года».

Какие-либо публикации о Петрове не упоминались. Обсуждались только документы, что — с учетом контекста начала 1960-х годов — вполне объяснимо. Достоверность сведений в советских энциклопедических изданиях не подвергалась сомнениям, пока не поступали соответствующие указания из ЦК партии. Ну а противоречия в архивных документах — иной вопрос. И авторы статьи констатировали: «Это расхождение заставило нас обратиться за уточнением в одесский областной архив загса».

Отсюда следовало, что архивистам понадобились досоветские источники, чья достоверность не подвергается сомнениям. Только вот сама аббревиатура «загс», то есть «запись актов гражданского состояния», — советская. Вопреки логике, авторы статьи объяснили, не что искали, а где.

Нужный источник был найден. Архивисты сообщали: «В обнаруженной копии метрического свидетельства указано, что Евгений Катаев родился 30 ноября 1902 года, а запись о рождении произведена 26 января 1903 года. Очевидно, этот день Евгений Петрович и считал впоследствии днем своего рождения».

Тут сразу две загадки. Первая — каким учреждением выдано «метрическое свидетельство». Не загсом же, в самом деле. Вторая — с чего бы вдруг будущий писатель решил, что родился в тот день, когда «запись о рождении произведена».

Первая загадка сразу разгадывалась читателями-современниками. Архивистам понадобилась для «уточнения» церковная метрическая книга. Там при внесении записи о крещении указывалась и дата рождения. Авторы статьи, конечно, знали, что искать, но редакция стеснена была цензурными условиями, подразумевавшими минимизацию упоминаний о церковных обрядах, тем паче — в связи с биографией советского классика.

Зато у второй загадки не было разгадки. Не следовало откуда-либо, чтобы спутал будущий писатель даты своего рождения и крещения.

Допустим, однако, что спутал. Значит, нужно установить, когда ошибка возникла. В статье нет сведений о том. Сказано только, что будущего писателя «отец определил в пятую Одесскую мужскую гимназию».

Отец был, как сообщали архивисты, выпускником университета. Более того, преподавал в епархиальном и военном училищах. Он не мог перепутать даты рождения и крещения младшего сына. Не перепутали даты и в гимназии. Значит, гимназист еще не заблуждался относительно дня своего рождения, а когда в милицию поступал, уже возникла иллюзия.

Нет оснований сомневаться: архивисты, предлагая объяснение путаницы с датами рождения, понимали, что ссылка на очевидность неуместна, однако выбора не было.

Они решали главным образом источниковедческую задачу — пытались ввести новые документы в научный оборот. А это удавалось лишь при соблюдении цензурных условий. Подразумевалось аксиоматически: советский классик не мог обманывать свое государство. Значит, требовалось такое объяснение, в силу которого ложь — не преступление.

Если бы год прибавил, аналогия подсказала бы причину — в милицию поступить хотел, куда могли не взять «по малолетству», как тогда говорили. А Петров убавил год. И напрашивалось простое объяснение: уклонялся от военной службы, потому что призывали тогда с восемнадцати лет⁶.

Но простое объяснение противоречило биографическому контексту. Петров занял в угрозыске отнюдь не канцелярскую должность. Хотел бы избежать опасностей — не шел бы им навстречу. Впрочем, гипотезу все равно нельзя было обсуждать по соображениям цензуры: от службы в Рабоче-крестьянской Красной армии советский классик не мог уклоняться.

Авторам статьи оставалось в 1962 году лишь постулировать, что Петров ошибался, а не лгал.

Редакция приняла объяснение. Причины очевидны: материал новый, а в газете не обязательна подробная аргументация.

В результате понятно было только, что у Петрова две даты рождения.

Шутка из «Двойной автобиографии» оказалась к правде близка.

Неявная полемика

Ситуация, после издания статьи одесских архивистов сложившаяся, не совсем обычна. Новые сведения о дате рождения одного из популярнейших советских писателей были словно не замечены. Так, не учтены они Л. Яновской в изданной год спустя монографии «»Почему вы пишете смешно?» Об И. Ильфе и Е. Петрове, их жизни и их юморе»⁷.

Яновская не конкретизировала даты. Об Ильфе сказано, что родился в 1897 году, а Петров «был шестью годами моложе»⁸.

Отсюда следовало, что Петров родился в 1903 году. Впрочем, можно было тогда предположить, что Яновской не позволили внести изменения: книга подписана к печати за полтора месяца до публикации в столичном еженедельнике.

В 1964 году А. Бачинский, тогда преподаватель Одесского государственного университета, вернулся к проблеме. Тезисы его доклада на конференции «Литературная Одесса 20-х годов» опубликованы в одноименном сборнике, и заглавие почти такое же, как и у коллективной статьи 1962 года: «Новые материалы к биографии Евгения Петрова (По документам Одесского облгосархива)»⁹.

Бачинский утверждал, что литературоведы игнорируют биографические проблемы. И архивные материалы игнорируют, хотя они «позволяют, прежде всего, точно установить дату рождения Е. Петрова. В литературе как дата его рождения отмечается 1903 год без месяца и числа. Это же время указывал в своих автобиографиях и сам Е. Петров. Согласно же обнаруженной метрике Евгений Петрович Катаев (Петров) родился 30 ноября 1902 года».

Между тем интерес к биографическим разысканиям был. В 1964 году подписан к печати содержавший краткую статью об Ильфе и Петрове том биобиблиографического указателя «Русские советские писатели. Прозаики»¹⁰.

Составители этого издания были с публикацией одесских архивистов знакомы — учтена в библиографии. Однако постулировали, что Петров родился «29 (16) ноября 1903 г.».

Да, указаны «месяц и число», а не только год рождения, о чем говорил Бачинский. И все равно, Петров на год и две недели «помолодел». Аргументы, подтверждавшие достоверность уточненной даты, не приведены, источник не указан. Результаты, одесскими исследователями обнародованные, не были ни приняты, ни оспорены.

В 1966 году издан очередной том Краткой литературной энциклопедии, где помещена статья Г. Мунблита о знаменитых соавторах. Он привел новую дату рождения бывшего сыщика — «30/XI (13/XII) 1903″¹¹.

Год рождения соответствует официальной версии, а «месяц и число» — как в публикациях одесских исследователей. Они в списке работ об Ильфе и Петрове не упомянуты, зато там статья из биобиблиографического словаря.

В 1969 году выходит второе, дополненное издание монографии Яновской, где есть ссылки на публикации одесских исследователей. А документально установленная ими дата рождения Петрова — словно не замечена¹².

Статью Мунблита об Ильфе и Петрове содержит опубликованный в 1972 году том третьего издания БСЭ. И дата рождения бывшего сыщика — «30/XI 1903″¹³.

Примечательно, что на одесском православном кладбище сохранилось надгробие матери братьев Катаевых, где дата смерти — 28 марта 1903 года. Значит, младший сын ее не мог родиться семь месяцев спустя. С 1960-х годов историки литературы посещали кладбище, сопровождаемые краеведами, видели надгробие, а на уровне публикаций не менялось ничего¹⁴.

Причина угадывается: не противореча цензурной установке, объяснить путаницу с датами рождения не удавалось, потому ее приходилось игнорировать в 1960-1970-е годы. А позже и замечать перестали¹⁵.

Чудесное спасение

Разгадка путаницы обнаружилась, когда цензурные установки деактуализовались. И первым к ней подошел С. Лущик¹⁶.

В 1999 году полностью опубликован его комментарий к повести Катаева-старшего «Уже написан Вертер». Лущиком впервые доказано, что в марте 1920 года Одесская губернская чрезвычайная комиссия арестовала обоих братьев Катаевых. Им, наряду с множеством других арестованных, инкриминировали участие в антисоветском заговоре.

Как известно, Катаев-старший еще со второй половины 1920-х годов не раз объяснял, из-за чего попал в ЧК. По его словам, формальная причина обусловила арест двадцатитрехлетнего литератора — «бывший царский офицер». Но чекисты поверили в его лояльность и отпустили. А вот об аресте младшего брата не упоминал он вообще, что и акцентировал комментатор: «Воистину открытие для биографов обоих писателей».

Использованный Лущиком источник — газета «Известия Одесского губернского революционного комитета». Сообщение о раскрытии заговора опубликовано 26 ноября 1920 года под заголовком «От коллегии ОГЧК».

Там приведен и список приговоренных к расстрелу — сто фамилий. Ну а братья Катаевы в списке тех, кого освободили «как непричастных к делу».

Лущиком установлено, что из тюрьмы Катаев-старший вышел уже в сентябре 1920 года, сообщение же ОГЧК опубликовано с опозданием почти на два месяца. Чекисты объясняли это «оперативной необходимостью».

Объяснение сомнительное. А сведения о структуре и составе заговора — того более: «Число участников этого дела достигает 194 чел. и представляет собой огромную контрреволюционную организацию, в которой сплелись белополяки, белогвардейцы и петлюровцы».

Как принято было с 1918 года, «белыми» или «белогвардейцами», значит, монархистами, именовали почти всех противников советского режима. В данном случае речь шла о Добровольческой армии, затем Вооруженных Силах Юга России под командованием А. Деникина, а с апреля 1920 года — П. Врангеля. Его войска удерживали Крым. В ходе советско-польской кампании с 1920 года популяризовался и нелепый термин «белополяки». Продолжались также бои с формированиями украинских националистов, возглавляемых С. Петлюрой. Но если «белополякам» и «петлюровцам» еще нашлось бы о чем договариваться, то для «белогвардейцев» была заведомо неприемлема сама идея подобных союзов. Как отмечал комментатор, объединение трех сторон в рамках одного заговора — нонсенс¹⁷.

Впрочем, такие бессмыслицы — стандартное обоснование массовых расстрелов. Потому комментатор и подчеркивал, что в опаснейшей ситуации оказались «В. Катаев и его 18-летний младший брат, будущий Евгений Петров».

Ясно, что возраст Катаева-младшего указан Лущиком с учетом результатов, полученных его одесскими коллегами. «Будущему Евгению Петрову» тогда почти восемнадцать лет. Менее трех месяцев не хватало до полных восемнадцати, если считать, что родился в ноябре 1902 года. А если считать, что родился в 1903 году, так и семнадцати не было.

Вот и разгадка путаницы с датами рождения. Старшему брату оставалось лишь на чудо надеяться, младшему — на снисхождение, возрастом обусловленное. В 1920 году уже редко без особой нужды расстреливали несовершеннолетних. Таким — концентрационный лагерь.

Брат ли успел посоветовать, сам ли решил, а иную дату рождения на первом же допросе назвал, когда сведения о возрасте записывали «со слов». А потом изменить уже нельзя было¹⁸.

Лущик, вероятно, постольку не писал об этом, поскольку в комментарии другие задачи решались. Но именно благодаря его комментарию разгадка и обнаружилась.

Попытка избежать расстрела в чекистской тюрьме — единственное не противоречащее здравому смыслу объяснение того, что Катаев-младший на год уменьшил свой возраст.

Но оснований полагать, что его освободили благодаря такой уловке, нет. Он же не в концлагерь попал — объявлен непричастным к заговору. Какие-либо объяснения не предлагал никогда, потому что скрывал арест.

Старший брат скрыть не смог бы — в городе он был фигурой заметной. Так, Лущик подчеркнул: «В одной из многих устных легенд, бытовавших в Одессе после гражданской войны вплоть до 80-х годов, рассказывалось, что В. Катаев, который был арестован как белый офицер, ожидал расстрела, но его спас кто-то из чекистов, причастных к литературным кругам».

На подробностях комментатор не останавливался. А «белым» Катаев-старший был. Известно, что успел послужить в Добровольческой армии. Много позже ссылался на мобилизацию, но так ли было, нет ли, не уцелел бы, знай о той службе его арестовавшие. Похоже, что и впрямь сочли «бывшим царским офицером»¹⁹.

Более полувека спустя он авторизовал упомянутую выше «устную легенду» в беседах с читателями и почитателями. И характерно, что она, уже как общеизвестная, пересказана сыном — П. Катаевым, опубликовавшим в 2006 году мемуары «»Доктор велел мадеру пить…»: книга об отце»²⁰.

По словам мемуариста, от расстрела отца лишь чудо могло спасти. Что и произошло: «На очередном допросе его узнает один из чекистов (фамилия известна), завсегдатай поэтических вечеров, в которых, в числе прочих одесских знаменитостей (их имена тоже хорошо известны), всегда участвовал молодой и революционно настроенный поэт Валентин Катаев».

Знакомство чекист не скрыл от коллег. Наоборот, вступился за арестанта: «Это не враг, его можно не расстреливать».

Аргумент признан убедительным. И «отец оказывается на свободе».

Таковы основные элементы сюжета. Избавителя мемуарист назвал: «Чекист, спасший жизнь молодому одесскому поэту, — Яков Бельский».

Отчество здесь не указано, что не случайно. Катаев-старший называл лишь фамилию да имя, так и повелось — даже в литературоведческих работах. Без уточнений история, рассказанная писателем, в научный оборот вошла²¹.

Можно отметить, что она воспринимается некритически лишь в силу авторитета и обаяния рассказчика. Если же отвлечься от этих факторов, противоречия очевидны.

Допустим, Катаева-старшего знал Бельский как «революционно настроенного поэта». Но младший не был известен в таком качестве, а из тюрьмы вышел. Допустим, и младшего выручил чекист. Тогда непонятно, что за статус был у него, какие полномочия.

Версия спасения построена Катаевым-старшим так, словно младший в тюрьме не был.

Если это учесть, достоверность сомнительна.

Избавитель

Пересказав в мемуарах версию, предложенную Катаевым-старшим, сын отметил, что ему недавно, то есть незадолго до завершения книги, звонил журналист, «который занимается историей Одессы первых лет советской власти. Он интересовался Бельским».

Журналисту сын писателя сообщил, что знал. Но тому все равно «так и не удалось напасть на след Бельского».

Странно, что не удалось. Для поиска сын писателя, ссылаясь на семейные предания, сообщил достаточно: Бельский — «талантливый художник. Так же, как и отец, и многие другие художники и литераторы, он перебирается в Москву, работает (не отвечаю за точность этих данных) в газете «Вечерняя Москва»».

Правда, не уточнено, когда «перебирается». Зато финал описан: «Бельский был в конце тридцатых годов арестован своей организацией и уничтожен».

Сведения проверяемые. В газете «Вечерняя Москва» с 1934 года публиковались фельетоны Якова Бельского. Его карикатуры тоже можно там найти — до лета 1937 года²².

Есть и более ранние «следы» в периодике. С 1931 года Бельский — заместитель ответственного редактора и фельетонист журнала «Крокодил»²³.

Еще раньше — с 1925 года — Бельский в Харькове. Замглавреда газеты «Пролетарий», завотделом газеты «Коммунист». Фельетоны и рисунки его публиковались в украиноязычном журнале «Червонни перецъ»²⁴.

До этого — с 1923 года — замглавреда газеты «Красный Николаев». У нее было литературное приложение, двухнедельный иллюстрированный журнал «Бурав», где и Катаев-старший печатался²⁵.

В 1936 году издан сборник воспоминаний об Э. Багрицком. Есть там очерк «Эдуард в Николаеве», автор — «Яков Бельский»²⁶.

Описаны события 1923 года, и Катаев-старший упомянут как друг повествователя. Кстати, они и публиковались иногда в соавторстве²⁷.

Стоит подчеркнуть: сын писателя не успел познакомиться с давним отцовским другом. Потому в мемуарах отмечено: «Ну, вот, скажем, фамилия — Бельский. Известно, что это псевдоним, а вот какая же настоящая?»

Последний «след» художника и журналиста — в «Расстрельных списках», подготовленных к публикации обществом «Мемориал». Там он значится как «Бельский-Биленкин Яков Моисеевич»²⁸.

Фамилия приведена вместе с псевдонимом. Далее — по анкете: «Родился в 1897 г., Одесса; еврей; образование среднее; член ВКП(б); фельетонист в газете «Вечерняя Москва»».

Арестован в июле 1937 года. Инкриминировано участие в деятельности террористической организации. В ноябре Военной коллегией Верховного Суда СССР приговорен к расстрелу. Реабилитирован в июне 1990 года постановлением пленума Верховного Суда РСФСР.

Среди московских литераторов 1930-х годов Бельский — весьма заметная фигура. Но в мемуаристике и справочных изданиях «следов» крайне мало, потому что до второй половины 1980-х годов упоминания о нереабилитированных минимизировались, и обмануть бдительных цензоров редко кому удавалось²⁹.

До реабилитации друга Катаев-старший четырех лет не дожил. Сам добиться не смог бы — родственником не был. Родственников либо не осталось, либо не желали они в соответствующие инстанции обращаться. Однако советский классик, обходя цензурный запрет, сообщил о друге многим, да еще и буквально вплетал рассказы Бельского в свою прозу. Надеялся, похоже, что историко-литературные штудии обусловят и реабилитацию. Не его вина, что поиски «следов» были долгими.

Правда, из всего этого не следует, что Бельский мог спасти Катаевых. Нужно бы еще доказать, что николаевский, харьковский и московский журналист был также одесским чекистом.

Доказательства — в Государственном архиве Одесской области. Например, среди материалов губернского партийного комитета есть заявление сотрудника ОГЧК, датированное 4 февраля 1921 года, подписал его «Яков Моисеевич Биленкин (Бельский)»³⁰.

Как раз тогда проводилась так называемая перерегистрация коммунистов — проверка наличия «стоящих на партийном учете». Процедура регулярно повторяемая в начале 1920-х годов, потому что обыденностью были частые переводы к новому месту службы, да и гибель тоже. А еще регистрация и перерегистрация считались формами «чистки». Каждому надлежало отчитаться о своей деятельности за соответствующий период, и по оказии можно было партбилета лишиться.

В заявлении причина указана, по которой Биленкин оказался вне списков 1920 года. Ее признали уважительной: в Особом отделе служил, вел агентурную разведку, известен был под псевдонимом — «Виктор Михайлович Бельский»³¹.

Сохранилась и автобиография. Там двадцатичетырехлетний чекист сообщил, что родился «в мещанской семье гор. Одессы. Отец был агентом страхового общества»³².

Четырнадцати лет поступил в Одесское художественное училище. Закончил незадолго до февральской революции 1917 года. Согласно диплому, специальность — техник-архитектор и художник.

Затем мобилизован, служил в инженерном подразделении на Румынском фронте. Примкнул к большевикам, в мае, спасаясь от ареста, дезертировал и до Одессы добрался. Поступил в Красную гвардию. Участвовал в уличных боях. С марта 1918 года, когда город австро-германские войска заняли, — в подполье. Жил в Подольской губернии. Оттуда — в Одессу. 4 апреля 1919 года, когда советские войска подошли к городу, участвовал в большевистском перевороте — командир студенческого отряда.

Возможно, Катаева-старшего знал еще с юности: земляки, ровесники, да и поэзией увлекался студент-художник Биленкин. Так что в Одессе предвоенных и первых военных лет не раз был случай встретиться.

Были и другие случаи. Например, к 1 мая 1919 года Исполнительный комитет Одесского Совета готовил праздничные акции, чем и Бельский занимался в качестве художника-оформителя, ну а Бюро украинской прессы, где работал Катаев-старший, тоже в подготовке участвовало. Как известно, эта организация в конце 1918 года создана, и позже там сотрудничали известные одесские поэты, ставшие друзьями чекиста.

Летом 1919 года исполкомовский художник был еще и завсекцией агитационно-пропагандистского отдела губкома партии. Затем в разведке — на нелегальном положении. К Одессе войска Добровольческой армии приближались, антибольшевистское подполье готовило восстание, и «нелегал» Бельский в одну из офицерских групп «внедрился». Она была раскрыта, восстание предотвращено. Но деникинцы город взяли и арестованных освободили³³.

Пять месяцев он за линией фронта. 7 февраля 1920 года Одессу вновь заняли советские войска, на следующий день явился, как положено, в ОГЧК. Был опять «нелегалом», с 1921 года — замначальника разведки, затем возглавлял соответствующее подразделение. О чем в автобиографии сказано: «Характеристику этого периода своей деятельности сам давать считаю неудобным»³⁴.

Стоит отметить, что о чудесном спасении поэта из чекистской тюрьмы рассказал и современник — театральный критик А. Мацкин. В 1996 году опубликованы его мемуары «По следам уходящего века»## См.: Мацкин А. П. По следам уходящего века.

1. Здесь и далее цит. по: Ильф И. А., Петров Е. П. Двойная автобиография // Литературная газета. 1957. 13 апреля.[↩]
2. См.: Селивановский А. Петров Е. // Литературная энциклопедия. Т. 8. М.: Советская энциклопедия, 1934. Стлб. 418.[↩]
3. См.: Петров Е. // Большая советская энциклопедия. Т. 45. М.: Большая советская энциклопедия, 1940. Стлб. 276. [↩]
4. См.: Петров Е. // Большая советская энциклопедия. Т. 32. М.: Большая советская энциклопедия, 1955. Стлб. 598.[↩]
5. Здесь и далее цит. по: Бачинский А., Воскобойников Л., Латышева Л. Юность писателя: новые материалы к биографии Е. Петрова // Литература и жизнь. 1962. 5 августа. [↩]
6. См., например: Постановление ВЦИК «О принудительном наборе в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию от 29 мая 1918 г.» // Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1917-1918 гг. М.: Управление делами Совнаркома СССР, 1942. С. 559.[↩]
7. См.: Яновская Л. М. «Почему вы пишете смешно?» Об И. Ильфе и Е. Петрове, их жизни и их юморе. М.: АН СССР, 1963.[↩]
8. Там же. С. 11. [↩]
9. Здесь и далее цит. по: Бачинский А. Д. Новые материалы к биографии Евгения Петрова (По документам Одесского облгосархива) // Литературная Одесса 20-х годов. Тезисы межвузовской науч. конф. Ноябрь 1964 г. Одесса: ОГУ, 1964. С. 43-44.[↩]
10. См.: Ильф И. А., Петров Е. П. // Русские советские писатели. Прозаики. Биобиблиографический указатель. Т. 2. Л.: Государственная публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, 1964. С. 204.[↩]
11. См.: Мунблит Г. Н. Ильф И. А., Петров Е. П. // Краткая литературная энциклопедия. Т. 3. М.: Советская энциклопедия, 1966. Стлб. 102-104. [↩]
12. См.: Яновская Л. М. «Почему вы пишете смешно?» Об И. Ильфе и Е. Петрове, их жизни и их юморе. М.: АН СССР, 1969. С. 14.[↩]
13. См.: Мунблит Г. Н. Ильф И., Петров Е. // Большая советская энциклопедия. Т. 10. М.: Советская энциклопедия, 1972. С. 140-141. [↩]
14. Сообщено А. Яворской.[↩]
15. См., например: Литовская М. С. «Феникс поет перед солнцем»: Феномен Валентина Катаева. Екатеринбург: Уральский ун-т, 1999. С. 9-46. [↩]
16. Здесь и далее цит. по: Лущик С. З. Реальный комментарий к повести // Катаев В. П. Уже написан Вертер; Лущик С. З. Реальный комментарий к повести. Одесса: Оптимум, 1999. С. 78-85.[↩]
17. О специфике использования термина «белые» см. также: Фельдман Д. Красные белые: Советские политические термины в историко-культурном контексте // Вопросы литературы. 2006. № 4. [↩]
18. См.: Государственный архив Одесской области (далее ГАОО). Ф. 3160. Оп. 1. Ед. хр. 1. Л. 14.[↩]
19. См., например: Литовская М. С. Указ. соч. [↩]
20. Здесь и далее цит. по: Катаев П. В. «Доктор велел мадеру пить…»: книга об отце. М.: Аграф, 2006. С. 33-36, 153-157.[↩]
21. См., например: Котова М. А., Лекманов О. А. В лабиринтах романа-загадки. Комментарий к роману В. П. Катаева «Алмазный мой венец». М.: Аграф, 2004. С. 81, 271. Ср.: Кудрин О. Время, вперед, к Апокалипсису! Главы из книги «Белогвардеец Валентин Катаев» // Вопросы литературы. 2013. № 3. С. 379.[↩]
22. См., например: Бельский Я. У тихой пристани // Вечерняя Москва. 1934. 25 июня; Бельский Я. Знакомые секунды // Вечерняя Москва. 1937. 17 мая. О Я. Бельском подробнее см.: Киянская О. И., Фельдман Д. М. Судьба и эпоха Якова Бельского // Дом князя Гагарина: Сборник научных статей и публикаций. Одесса: Моряк, 2014. В печати.[↩]
23. См., например: Бельский Я. Шепетовские темпы // Крокодил. 1931. № 1. С. 6.[↩]
24. См., например: Бельський Я. Невiдомий обiдає // Червоний перецъ. 1930. № 1. С. 5.[↩]
25. См., например: Бельский Я. Почтовым в Москву // Бурав. 1925. № 1; Катаев В. Переворот в Индии // Бурав. 1924. № 1.[↩]
26. См.: Бельский Я. Эдуард в Николаеве // Эдуард Багрицкий. Альманах. М.: Советский писатель, 1936.[↩]
27. См., например: Катаев В., Бельский Я. Кстати, о «свободном труде» // Крокодил. 1931. № 7-8. С. 8-9.[↩]
28. Здесь и далее см.: Жертвы политического террора в СССР / Научный руководитель А. Б. Рогинский // http://lists.memo.ru/d4/ f119.html [↩]
29. См., например: Абрамский И. П. Смех сильных. О художниках журнала «Крокодил». М.: Искусство, 1977. С. 14. Ср.: Стыкалин С. И., Кременская И. К. Советская сатирическая печать. 1917-1963. М.: Госполитиздат, 1963. С. 71, 332, 448.[↩]
30. См.: ГАОО (Партархив). Ф. 3. Оп. 2. Д. 220. Л. 36.[↩]
31. ГАОО (Партархив). Ф. 3. Оп. 2. Д. 220. Л. 33. См. также: Там же. Д. 77. Л. 10-10 об.[↩]
32. Здесь и далее см.: Там же. Д. 225. Л. 8-8 об.[↩]
33. ГАОО (Партархив). Ф. 3. Оп. 2. Д. 225. Л. 8 об. — 9. Об этой организации см., например: В. Ш. Добровольцы в освобожденной Одессе // Единая, Великая и Неделимая Россия. Одесса, 1919. С. 19-22.[↩]
34. См.: ГАОО. Ф. 3. Оп. 2. Д. 225. Л. 9.[↩]