Строительство коммунизма и творчество красоты

1

Эстетика в одном отношении принципиально отличается от естественно-научных дисциплин, исторический прогресс которых совершается путем выдвижения и решения все новых и новых проблем. Она разрабатывает почти неизменный круг проблем едва ли не с того времени, как стала выделяться в самостоятельную отрасль знания. Но сама постановка вопроса о научности эстетики есть конкретно-историческая задача, возникающая не из благих пожеланий видеть эстетику такой же «солидной» дисциплиной, как другие науки, а из решающих особенностей современного, коммунистического этапа в развитии эстетической практики человечества.

С каждым этапом истории изменяется конкретная форма социального проявления способности людей к творчеству по законам красоты, определяемая той или иной системой общественных отношений, тем или иным положением личности в обществе. Как соотносятся искусство и народ? В какой мере потребность в красоте и художественной деятельности становится уделом членов общества, определяет их поведение и действия? – вот вопросы, на которые история в разное время давала и могла давать только разные ответы.

Это, собственно, и есть кардинальнейшие темы эстетики, ибо ее предмет – не «искусство», а искусство и народ, общество, не «красота», а красота и человек, гуманизм. Я думаю, это понятно без пояснений. Как бы ни спорить о сущности эстетического, для передовой эстетики, и тем более марксистско-ленинской, несомненно, что красота и искусство раскрывают «истинно человеческое в человеке», формируют личность, свободно и радостно утверждающую в себе свою подлинно человеческую сущность. А «сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений» (Маркс). Именно поэтому постоянная эстетическая проблематика получала с каждым историческим периодом новое свое решение.

Связать проблемы красоты и искусства с процессом социального раскрепощения и человеческого обогащения каждого трудящегося, с его творчеством нового мира свободного и радостного труда, коммунистического общества – такова историческая задача, стоящая перед марксистско-ленинской эстетикой и решаемая ею. Это ее стратегическая цель, выражающая собой один из важнейших аспектов культурной революции в эпоху победившего социализма.

Обозначенная таким образом задача – не красные слова. Она определяет решение всех частных вопросов о сущности эстетического, о природе художественного творчества, об эстетическом идеале, о социалистическом реализме и т. д. Любая концепция, игнорирующая эту задачу, заранее обречена на провал. То, что в прошлых эстетических теориях было их исторически оправданной ограниченной основой, то в современных условиях оказывается оторванностью от жизни, схоластикой.

Эстетический принцип народности – категория, знакомая и близкая советским эстетикам, Однако ее бытующая интерпретация до сих пор страдает недостаточной конкретностью. Понятие народности стало едва ли не самым общим местом в эстетических работах. Как правило, оно рассматривается после того, как изолированно, в общеэстетическом плане уже изложены вопросы о сущности искусства, о прекрасном, о специфике видов искусства и т. д. Даже в таком солидном труде, как книга А. Егорова «Искусство и общественная жизнь», в большой главе о народности особо подчеркнуто лишь ее значение как «идейно-эстетического критерия, определяющего качество художественного произведения и его места, значения в общественной жизни» (стр. 262). То есть говорится именно о содержании и форме отдельного произведения, но не дается обшей картины процессов, характерных для всей художественной культуры нашего общества, о чем раньше всего должна была пойти речь.

Хорошо известно, что и Маркс, и Энгельс, и Ленин особенно беспощадно и едко высмеивали внеисторическое, абстрактное понимание «человека». Казалось бы, оно не может угрожать нашей эстетике, – прилагательные «общественный» и «исторический» – обязательные атрибуты чуть ли не во всех эстетических работах. Тем более поучительно, насколько даже такие понятия, как «общественный» или «общественно-практический», могут на деле сопровождать оторванные от жизни, абстрактно-теоретические построения, если в них не вкладывается сегодня конкретно-исторический смысл, выражающий процесс становления подлинно народной духовной культуры коммунистического типа.

Существенный просчет концепции эстетического освоения действительности, предложенной Л. Столовичем в его книге «Эстетическое в действительности и в искусстве», с этой точки зрения необычайно показателен.

Говоря коротко, просчет этот состоит в том, что основой категории «эстетических свойств» действительности Л. Столович объявляет такое их объективное «общественно-историческое» содержание, которое принципиально отвлекается от индивидуального сознания, от отдельной личности, от ее творческого проявления, противореча тем самым коренной тенденции коммунистического развития культуры. Л. Столович пишет: «Доказать объективность эстетических свойств – значит доказать, что эстетические свойства возникают и существуют не независимо от человека, человеческого общества, а независимо от воли и сознания человека, в частности независимо от эстетического сознания человека…» (стр. 36). Как это понять: не независимо от человека, но независимо от его воли и сознания?.. Л. Столович, как правило, старательно вуалирует эту странную мысль тем, что говорит: независимо от сознания человека, но не независимо от «общества», от «общественно-исторического» содержания. Так это во всей книге через каждый абзац и повторяется: общественно-практическое, общественно-историческое, общественное и человеческое содержание как основа объективности эстетических свойств, но неизменно независимо от отдельного человека, от его сознания и воли-

Что может быть более противоестественным и оторванным от практики, чем эта попытка разработать в рамках марксистско-ленинской философии эстетическую концепцию, принципиально отвлекающуюся от активности человеческой личности, от активности человека-художника, творящего новую красоту на земле? Что может еще больше противоречить коммунистическому принципу всестороннего развития личности и творческого проявления способностей каждого человека, чем это лишение его эстетической способности и сведение роли субъекта лишь к пассивному отражению абсолютно независимо от него образующегося прекрасного?

Л. Столович хочет думать обо «всех», но не о каждом, красота у него создается «обществом», но не человеком. Эстетическое превращается у автора в некий «общественно-практический» фетиш, высокомерно возвышающийся над личностью отдельного индивида. Это очень напоминает мнимосоциалистический пафос, о котором Энгельс писал, что для него судьба отдельных тружеников – это «мелочи», что вообще «отдельная личность не имеет значения, важно все человечество в целом» (в работе «Немецкий «истинный» социализм в стихах и прозе» Энгельс не раз с едкой иронией прохаживается на этот счет). И это очень далеко от подлинного марксизма-ленинизма и практической нашей борьбы за торжество коммунистического принципа: свободное развитие каждого является условием свободного развития всех.

Желая избегнуть субъективизма, Л. Столович «перегнул палку», полностью исключив из эстетической сферы активного субъекта, творческую человеческую индивидуальность. Не удивительно, что он запутался в противоречиях, о которых уже писала критика. Наконец, естественно, что автор, исключивший из эстетики активную личность, человека-художника, не мог сказать что-либо существенное об искусстве – самом богатом выражении художественного творчества человека. Этот момент необычайно красноречив у Л. Столовича. Повторив на протяжении книги бесчисленное количество раз слова «эстетические свойства» и «общественно-практическое содержание», он, подступив к сущности искусства, бегло произнес на тридцати страницах лишь ряд общих фраз и спешно закончил работу.

Дурная абстрактность и схоластичность концепций Л. Столовича – закономерный результат отрыва эстетической теории от реальных задач и путей строительства коммунистической художественной культуры. Это результат неумения поставить центральную эстетическую проблему на конкретно-историческую почву.

Начиная с работы Г. Недошивина «Очерки теории искусства», в последние годы одна за другой появляются книги, ставящие своей прямой целью суммарное и по возможности последовательное изложение основных разделов марксистско-ленинской эстетики как целостной системы взглядов («Вопросы», «Очерки» и «Основы» марксистско-ленинской эстетики, исследования А. Бурова, Л. Столовича, Г. Поспелова и др.). Стремительное появление всех этих больших обобщающих работ говорит о накоплении громадного материала в нашей эстетике, требующем научной систематизации.

Однако тут-то и заявило о себе основное методологическое препятствие – невыявленность или во всяком случае крайняя неопределенность того самого исходного теоретического принципа, располагая которым, только и можно решить указанную задачу.