Сто лет бельгийской литературы
Л. Г. Андреев. Сто лет бельгийской литературы, Изд. МГУ, 1967, 463 стр.
Труд Л. Андреева – первая советская книга, в которой широко и обстоятельно исследуется история бельгийской литературы. Как известно, эта литература никогда не подвергалась в работах на русском языке специальному и подробному анализу. Она освещалась в отдельных статьях и заметках (А. Луначарского, М. Веселовской и др.), о ней говорилось в работах о таких писателях, как Шарль де Костер, Морис Метерлинк, Эмиль Верхарн. Но история бельгийской классической литературы у нас не была написана. К тому же самая правомерность изучения бельгийской литературы как единой национальной литературы часто отрицалась (да и по сей день отрицается) некоторыми литературоведами и критиками. Литераторы, придерживающиеся такой точки зрения, исходят из мысли о наличии в Бельгии нескольких языков; иные из них предлагают рассматривать литературу Бельгии как ветвь французской литературы, игнорируя творчество писателей не франкоязычных. (Аналогичную позицию занимают и те ученые, которые отрицают наличие швейцарской литературы и «рассекают» литературу Швейцарии на четыре разноязычные литературы.)’
Л. Андреев исходит из совершенно верного положения о наличии национально самостоятельной бельгийской литературы (во многом связанной с литературой Франции, но и не только Франции). Во вступительной главе, озаглавленной «Существует ли бельгийская литература?», а затем и в ходе самого исследования дан четкий ответ на этот вопрос – ответ положительный. Автор показывает нелегкий процесс формирования и первоначального становления бельгийской национальной литературы. (Этот процесс детально прослежен в главе «На пути к «Легенде об Уленшпигеле…» (1830- 1867)» и далее в главах, характеризующих отражение и частичное преодоление регионализма в бельгийской литературе.)
В работе Л. Андреева господствует строгий историзм. К проблемам литературы автор подходит, проанализировав социальные проблемы, решавшиеся в бельгийской действительности после 1830 года. Первого крупнейшего писателя Бельгии Шарля де Костера он рассматривает как выразителя национального самосознания бельгийского народа, в творчестве которого произошло осмысление народного характера, как характера национального.
Проблема регионализма, игравшего большую роль в бельгийской действительности, в общественной жизни и сознании многих бельгийцев, служит исследователю ключом к характеристике художественного творчества многих писателей XIX столетия. В регионализме Л. Андреев справедливо ищет корни тех социальных противоречий, которые отчетливо сказывались в мировоззрении и творчестве ряда литераторов, – именно в регионализме он находит причины ограниченности демократических тенденций у одних и причины консерватизма у других. Он показывает, как регионализм приводил многих писателей к позициям примирения с действительностью и к религиозности, как ограничивал он реалистические тенденции в их творчестве, как открывал перед ними пути к консервативной романтике. Вместе р тем исследователь видит и некоторые положительные тенденции в творчестве ряда писателей-регионалистов, отразивших в своих произведениях прогрессивные стороны кростышского мировоззрения.
Очень внимательно исследует Л. Андреев возникновение и развитие консервативно-романтических тенденций в литературе Бельгии, связанное с буржуазным сознанием «конца века». Эволюция течения «Молодая Бельгия», становление символизма в бельгийской литературе (и его связи с символизмом французским) – все это представлено достаточно глубоко. Л. Андреев тонко и верно показывает, – это стоит отметить особо, – что далеко не все явления литературы «конца века» (и начала XX столетия) можно свести к символизму. Обращаясь к творчеству Жоржа Роденбаха, он убеждает нас в том, что неоромантизм шире символизма.
Немало внимания уделяет автор и рассмотрению динамики развития социалистических, прогрессивных тенденций в литературе Бельгии. Мы видим, как шел процесс усиления этих тенденций, видим и его сильные, революционные стороны, и слабые, реформистские. В этом смысле интересны и характеристики Теодора Вестенрада, Антуана Клесса, Жозефа Демулена, и анализ позиций Жюля Дестре, и подробное исследование творчества Эмиля Верхарна, и точная оценка идей, развивавшихся Эмилем Вандервельде в его книжке (кстати, переведенной в свое время на русский язык), в которой лидер бельгийского реформизма отрицал возможность появления нового, социалистического искусства раньше победы нового общества. Можно лишь пожалеть, что Л. Андреев не выделил вопрос о поступательном развитии социалистических идей в бельгийской литературе в специальный раздел, как бы предваряющий обстоятельное рассмотрение творчества Эмиля Верхарна.
Мне представляется, что автор верно подходит к проблеме влияний в бельгийской литературе. Он нигде не видит в творческом воздействии того, что можно было бы назвать, используя выражение Энгельса, симпатией подчинения. Освоение определенных идей, художественных приемов (пришедших в первую очередь из французской литературы) для него прежде всего предполагает момент творческой переработки, момент критического освоения. В бельгийской литературе, идет ли речь о периоде романтизма, натурализма, символизма, он усматривает характерные черты, отличающие ее от других, «влиятельных» литератур. С этих позиций он подходит не только к выдающимся художникам, ярким творческим индивидуальностям (как то: де Костер, Лемоннье, Экоуд, Роденбах, Метерлинк, Верхарн), но и к писателям менее значительным.
Большое место в книге отдано характеристике франко-бельгийских литературных связей. При этом чувствуется, что автор знаток французской литературы и – шире – культуры. Меньше внимания уделено, к сожалению, восприятию некоторыми писателями-бельгийцами немецкой (и австрийской) литературы. Об этом, как и о воздействии скандинавского романа и драматургии, главным образом упоминается, тогда как эта тема заслуживает специального исследования. Иногда автор затрагивает и вопрос о влиянии русской литературы на творчество литераторов Бельгии. Но и тут, мне кажется, он выяснил далеко не все. Если в его книге вопрос о воздействии произведений Флобера, Золя, Гонкуров рассмотрен с достаточной полнотой и конкретностью, то этого никак нельзя сказать относительно книг Льва Толстого, Достоевского, Чехова, Горького. Между тем в работе отмечается, что порой в Бельгии русский и скандинавский роман имели резонанс значительно больший, чем роман Золя. О русском романе автор пишет скорее в плане его интерпретации – главным образом в связи с книгой барона де Вогюэ «Русский роман», – нежели в плане его влияния. Более конкретно возникает тема Горького: говорится об отношении к его ранним произведениям со стороны Экоуда, о творческом восприятии Горького этим писателем. И в этих микроэтюдах мы видим, как плодотворно могла бы быть исследована горьковская проблематика у бельгийских писателей.
Удачей Л. Андреева следует признать создание портретов ряда крупных бельгийских писателей. Это прежде всего главы, посвященные де Ког стеру, Лемоннье, Роденбаху, Метерлинку, Верхарну (правда, «портрет» Метерлинка явно недописан исследователем, но об этом далее). Глава о де Костере интересна тем, что в ней не только характеризуется «Легенда об Уленшпигеле», но и показан путь писателя, в частности его публицистические произведения. В эссе, посвященном Лемоннье, подчеркивается разнохарактерность его литературного творчества: он выступал как реалист,, натуралист, романтик, символист. Хорошо показана эволюция этого писателя – от «социализма чувства» к примирению с действительностью и символизму. Думаю, что весьма содержательны наблюдения автора над «лиризацией» романа в «Мертвом Брюгге» и над «эпизацией» лирических начал у Роденбаха – прозаика и поэта.
В главе о Метерлинке, писателе, не раз освещавшемся в русской критике, Л. Андреев сумел сказать немало нового. Он подошел к этому художнику без односторонности и предвзятости, которые нередко проявлялись и еще проявляются по отношению к нему. Он справедливо отграничил Метерлинка от современных драматургов-«абсурдистов» (Беккета, Ионеско), подчеркнув относительную «абстрактность» его театра. Тонко «прописана» диалектика его творческой эволюции- от ранних стихов, через символистский «театр молчания» к идеям надежды и действия, к укреплению психологизма в романтической драме и даже к сатирическим произведениям («Чудо святого Антония»).
Обстоятельно и с любовью написав портрет Верхарна, художника, о котором у нас писали много и – чаще всего – верно. Здесь автору было важно не повторить других, и он сумел это сделать. Переработка бодлеровских традиций Верхарном, развитие образа родины у поэта, Верхарн-новатор, обновитель поэтических форм – обо всем этом говорится обстоятельно и аргументированно.
Хочу отметить также хорошее владение автором литературой предмета, Он учел и зафиксировал в примечаниях и приложениях к книге большой крут источников, к которым подошел критически, стараясь усвоить все сколько-нибудь полезное. В этом отношении ему трудно предъявить упреки. Разве что в главе о Метерлинке можно было шире использовать работы Луначарского. Стоило также сказать и о двух статьях-предисловиях к Метерлинку, написанных в последние годы Е. Эткиндом. И все же в книге Л. Андреева есть недостатки, которые следует отметить.
Прежде всего мне кажется, что Л. Андрееву надо было дать обзор современного состояния бельгийской литературы.
Как уже отмечалось выше, стоило выделить в специальную тему зарождение и формирование социалистической литературы в Бельгии. Автор касается этой темы, он называет писателей – предшественников социалистической литературы. Но говорит о них кратко, недостаточно четко, ие отмечая связей с французской революционной поэзией.
Было бы целесообразным более обстоятельно рассмотреть «источники»»Легенды об Уленшпигеле». Правда, Л. Андреев пишет о раблезианстве у де Костера, отмечает связи этого художника с предшествующим литературным развитием Бельгии. Но, думается, связи эти шире (вероятно, тут должно вспомнить о традициях Вальтера Скотта, освоенных, разумеется, весьма Критически). Важно было остановиться и на проблеме отношения автора «Легенды об Уленшпигеле» к фламандскому фольклору, проблеме, которой на родине писателя посвящены специальные исследования.
Не завершена глава о Метерлинке. Фактически анализ доведен до 1918 года, между тем Метерлинк еще долго жил и работал. Оговорка исследователя, что писатель так и не «смог утвердиться на почве реальности» и что, следовательно, его произведения позднейших лет по своей художественной ценности значительно уступают его более ранним произведениям, не избавляла его от необходимости дать обзор сочинений позднего Метерлинка. Ведь цикл Метерлинка от «Жизни пчел» (1901 год; кстати, интересно было бы «проверить» эту Книгу книгой Халифмана «Пчелы») до «Жизни голубей» (1934) также заслуживал более подробной характеристики. В главе о таком мастере драматургии, как Метерлинк, стоило показать, как и нем обогатил он искусство сцены.
Мне представляется, что в книге о бельгийской литературе (и драматургии, в частности) нельзя не остановиться на отношении к ней русского и советского театра. Станиславский интересовался Метерлинком, он встречался с ним. Постановка МХАТом «Синей птицы» – крупное явление сценической культуры. Постановка «Чуда святого Антония» связана с именем Вахтангова. «Зори» Верхарна были поставлены Мейерхольдом на заре революционной эпохи, и постановка эта вызвала оживленное обсуждение в печати. Об этом, безусловно, нужно было написать.
Хочу остановиться еще на некоторых существенных деталях.
На стр. 145 говорится: Лемоннье, отстаивая реализм, порою ставил натурализм выше реализма. Думается, это следовало пояснить. Дело в том, что во французской литературе существовала группа «реалистов» крайне вульгарного толка – деятельность их, по сути, дискредитировала термин «реализм». Это хорошо показано в некоторых исследованиях Б. Реизова.
Полагаю также, что нуждается в некотором уточнении приведенная на стр. 444 ссылка на В. Воровского. В. Боровский, говоря о «схематизации фигур, схематизации действия» в драмах Л. Андреева, писал, что это заимствовано автором у Метерлинка. Но В. Боровский не знал более поздних высказываний Л. Андреева о Метерлинке (русский драматург критиковал бельгийского собрата именно за схематизацию: облачил мысли в штаны и заставил их разгуливать по сцене…).
Однако приведенные критические замечания, безусловно, устранимы в дальнейшей работе. Сейчас же советский читатель впервые получил очерк бельгийской литературы за целый век.