№6, 1988/Хроника

Среди журналов и газет

СПОДВИЖНИКИ (Новое о И. С. Тургеневе и цензоре В. В.. Львове). В газете «Орловская правда» (Орел, 10 октября 1987 года) В. Громов знакомит с историей издания «Записок охотника», следствием чего был арест и ссылка автора и отставка цензора Львова от должности.

«Могу Вам сообщить, – писал Тургенев 14 июля 1870 года П. П. Васильеву, – что «Записки охотника» несомненно подвергались страшным исключениям со стороны цензуры при первом их появлении в «Современнике». (Например, из «Гамлета Щигровского уезда» была выкинута чуть не половина.) Исключенные места были восстановлены в отдельном издании, пропущенном князем Львовым (за что он и пострадал)».

Тургенев проявлял неизменный интерес к семье В. В. Львова, просил одну из дочерей цензора сообщить, в каком году и при каких обстоятельствах скончался ее отец. «Мне это очень нужно знать», – писал Тургенев и объяснил – почему: ведь «ваш покойный батюшка пострадал из-за меня».

«Е. В. Львова вспоминала, – пишет В. Громов, – что отец ее не только пропустил цикл рассказов и очерков, «но с восторгом читал несколько отрывков в кругу близких друзей». Депешей из Петербурга он был уволен от цензорства и лишился пенсии, дослужиться до которой ему оставалось несколько месяцев. Это так повлияло на его и без того уже слабое здоровье, что он заболел и слег, а потом безвременно скончался».

В юности В. В. Львов дружил с А. И. Одоевским, сообщает публикатор, а потом с П. Я. Чаадаевым. Сохранилось несколько его неопубликованных писем к Чаадаеву, которые помогают понять отношение цензора к «Запискам охотника».

«Я заговорился о крестьянах, это слабость моя! Я и зимой, и летом люблю изучать русского мужика – Вы это знаете, – а летом только их и вижу, о них и думаю. Показал бы я Вам грамотные избы мои, которые теперь уже закрыты по причине летних работ, а раз в неделю все-таки собираются ученики и ученицы повторить зады. Взглянули бы Вы, как весело, как понятливо смотрят они, Вы увидели бы, как заметна в них возжженная искра разумения».

«Стоит только посмотреть, как безропотно переносит русский человек всякое горе, всякую потерю, всякий недуг, как спокойно умирает; как больной и старик говорит о смерти: «Пора на покой!» – и только. А человеколюбие, помощь ближнему. Да он и не считает ни за что пустить не только к себе в избу, но поделиться всем с первым пришельцем… Повторяю: учите их, учите как должно, и они поймут оттенки добродетели и пороков, а материала нравственного в них много».

Львов мечтал о появлении полезных и дешевых книг для народа. В одном из прошений он писал: «Может быть, слишком увлекаюсь я идеею моею, но мне кажется, что исполнение этого предположения озарит новым светом отечественную литературу нашу, произведет прекрасное нравственное действие на массу, представив ей здоровую, полезную умственную пищу, породит и разовьет писателей с хорошим направлением и уничтожит мало-помалу яд иностранных книг – этот ужасный хлам дурно переведенных романов и повестей».

О СИБИРИ И ДОЛГЕ ПИСАТЕЛЕЙ. Журнал «Сибирские огни» (1988, N 2) публикует речь А. Т. Твардовского на партийном активе московских писателей 4 октября 1956 года, посвященном освоению Сибири и Дальнего Востока и задачам литературы в этой связи.

«…Когда мы говорим о задачах мыслимой литературы, мы знаем, она возникает на материале великого исторического этапа развития нашей экономики и культуры и всего нашего общества, но задачи этой грядущей литературы нисколько не отличаются от уже установившихся и определившихся общих задач нашего искусства. У нас одна задача: правдиво отображать жизнь, действительность и своими средствами способствовать строительству и улучшению жизни… – сказал Твардовский в своем выступлении. – Я позволю себе высказать одно мое наблюдение, не претендующее на некую особую глубину. Мне кажется, что признаком всякого подлинно художественного произведения, между прочим, является и то, что самая трудная, иногда ужасающая действительность, показанная в таком произведении, обладает какой-то странной, невероятной силы притягательностью. Мы как бы хотим пережить с героем все то трудное, о чем рассказано в произведении. Если художник правдиво отразил то, что было на самом деле, его картина обладает чудесной силой воздействия, вызывает у человека стремление самому все пережить и испытать – включиться в изображаемую действительность. А когда произведение фальшиво, неверно, претенциозно изображает жизнь и в нем чувствуется сознательное намерение художника разукрасить какую-то сторону действительности, читателя эта действительность отталкивает. Я, например, не хочу жить в колхозах, которые изображаются нашими кинофильмами. Мне не интересна эта жизнь.

Я помню превосходное произведение нынешнего года – рассказ В. Тендрякова «Ухабы». Трагические события на убийственной дороге. От таких рассказов возникает ощущение, что жизнь не весела – недостатки, нехватки, даже необходимость поехать в ближайший город сопряжена с трудностями. Рассказ с трагической концовкой – на глазах у людей погибает человек. Однако читатель – я в этом уверен, – особенно молодой читатель, захочет поехать туда, захочет помочь преодолеть беду, которая там происходит…

Читатель будет уважать нашу литературу, он поверит ей, если найдет в ней образец того, с чем он сталкивается в действительности. Тогда она послужит ему первоначальной азбукой душевного устройства.

Если мы такую литературу создадим, будет очень хорошо, это будет большое дело, и тогда мы по скромности скажем, что чем-то помогли, чем-то поучаствовали в великом историческом деле».

Цитировать

От редакции Среди журналов и газет / От редакции // Вопросы литературы. - 1988 - №6.
Копировать