Среди журналов и газет

«…ОН ОКРЫЛИЛ МЕНЯ» – под таким названием в журнале «Волга» (1985, N 7) публикуются воспоминания писателя А. Н. Матвеенко о встрече с Горьким и неизвестная фотография Алексея Максимовича.

Александр Николаевич Матвеенко родился в 1895 году в Астрахани. В 1918 году вступил в ряды Красной Армии. Демобилизовавшись, поселился в Сухуми, работал журналистом и художником. Он – автор Государственного герба Абхазской автономной республики.

В 1935 году Матвеенко переехал в Саратов. В дни Отечественной войны руководил Саратовской писательской организацией. В Саратове публиковались его повести «Солнце-птица», «Наступление», «Казаки», сборники сказок. Умер Матвеенко в 1954 году,

Воспоминания Матвеенко относятся ко времени пребывания в Сухуми А. М Горького – с 6 по 8 сентября 1929 года.

Публикация в журнале «Волга» подготовлена С. Немецем.

«Лет двадцать тому назад, когда я жил в Грузии, в г. Сухуми, мне довелось побывать в Сванетии, в горной Кавказской стране, где в то время не было ни шоссейных дорог, ни гудроновых, не было даже самых обычных проселков. Были одни тропы, по которым мог пройти человек либо лошадь со всадником.

Я <….> был первым из писателей, который посетил тот край. Ездил я туда вместе с правительственной комиссией и совсем не по литературным делам. Среди сванов у меня был один приятель, с которым я познакомился еще в Сухуми. Мы встретились с ним, и я упросил его привести ко мне кого-нибудь из сказителей, послушать их сказки. И вот вечером в школе собралось человек восемь старичков, самому молодому из которых было лет 120

Они стали рассказывать сказки, мой приятель сван переводил их, а я записывал. Когда мы вернулись в Сухуми, я написал эти сказки в своей литературной обработке, так, как представлял себе рассказанное, как запечатлелось в моей памяти то, что удалось увидеть и разузнать о быте и нравах этого народа. Это были первые сванские сказки, появившиеся в русской художественной литературе.

В Сухуми тогда существовала очень молодая писательская организация. Очень молодая. Каждый из нас писал как умел, каждый помогал друг другу как умел, но и писания наши и помощь были и неумелы и подчас наивны, потому что, кроме очень большого желания писать, у нас ничего не было.

И вот узнаем – приехал в Сухуми Алексей Максимович Горький. Приехал проездом взглянуть на открытый, не без его участия, при Сухумском филиале Всесоюзного Института Экспериментальной Медицины обезьяний питомник Приехал Горький! Это – событие не только для писателя. Поэтому нет ничего удивительного, что, хотя Алексей Максимович никуда не показывался, никаких официальных встреч не устраивал, да и не мог их устроить, так как его приезд был ограничен 1 – 2 днями, мы <…> всеми правдами и неправдами старались увидеть его, передать ему наши письма, заметки, рукописи и книжки. Некоторым удалось это, в том числе и мне.

Наутро мы дежурили возле гостиницы, думая, что Горький находится в ней. И вдруг один из нас увидел Горького с двумя товарищами, идущими по приморскому бульвару. Ясно – через какие-то секунды мы были возле него, а через минуту уже сидели на одной из скамеек и беседовали.

Вернее – говорил Горький. Настроение у него было хорошее, жизнерадостное. Он подтрунивал над нами и смеялся.

А мы – словоохотливые, любившие и умевшие поговорить, – мы молчали или односложно отвечали на его вопросы и смотрели, смотрели на человека, голос которого слышали люди всего мира <…>, который учил писателей, как надо писать и все время учился сам.

Высокий, худой, в белой с отложным воротничком рубашке, заправленной в белые брюки и перепоясанной кожаным черным ремешком, в желтых сандалиях и с наголо остриженной под машинку головой – он был перед нами. Но стрижка сильно изменяла его внешний облик. Это был совсем не тот облик, который мы привыкли видеть на фотографиях и картинах. И только большие свисающие усы, сдвинутые брови и быстрые, с лукавыми искорками во взгляде глаза были горьковские, хорошо знакомые нам.

Разговор шел о писательских делах, и, слушая наши маловразумительные высказывания, Горький вдруг оборвал разговор, оглядел нас и спросил: «А нет ли между вами Матвеенко?» Меня показали. Он посмотрел на меня, как будто разглядывая, и медленно сказал: «Прочел ваши сванские сказки. Старательно написаны, с пониманием дела, вполне литературно. Из вас должен получиться толк. Я так и написал в Союзе писателей Рекомендовал вас. А сказки возможно, переведу на французский и английский языки. Не возражаете?»

Мог ли я возражать? Я млел от восторга. Я хотел сказать что-то очень благодарное, умное и хорошее, а сказал – я даже не помню сейчас, что сказал. Во всяком случае не то, что хотел.

Я слушал Горького, который говорил о необходимости советскому писателю работать в области фольклора, изучать его, писать на его материалах художественные произведения, обогащать свой язык, постигать народную мудрость.

Горькому была подана машина. И он, попрощавшись с нами, ушел. Мы знали что он поехал в обезьяний питомник, и, не сговариваясь побежали туда. Мы видели его еще раз, но не подходили к нему, а смотрели издали. Потом он уехал из Сухуми. И больше я его уже не видел.

Это была короткая, мимолетная встреча. Но вот, бывает же так, те минуты навсегда остались в памяти. И не потому, что Алексей Максимович похвалил мою творческую работу. А потому, что он первый напутствовал меня т литературную дорогу, он окрылил меня, вдохнул силу и желание работать. Много работать <…>.

18.11.1952″.

ИВАН МЕЛЕЖ: ВСТРЕЧИ И ПЕРЕПИСКА. «Ярко стоит в памяти день первой встречи и знакомства с Иваном Павловичем Мележем, хорошо помню и те обстоятельства, внешне как будто случайные и нечаянные, которые предшествовали этому, – пишет на страницах журнале «Неман» (1685, N 6) Федор Кулешов.

Уже второй год я читал в нашем университете историю русской литературы. Среди других преподавателей был дружен с Михаилом Ивановичем Жиркевичем, который вел тогда курс белорусского языка. Как-то перед очередными лекциями на филфаке, встретившись утром в профессорской, мы по обыкновению обменялись с ним взаимными приветствиями, пошутили и затем, присев на диван, повели разговор «ни о чем» – о самочувствии и здоровье, о новостях по радио, о книжных новинках. И вдруг Михаил Иванович, круто повернувшись ко мне лицом, сказал:

– А знаете, вами интересуется Иван Мележ.

Я принял это за шутку:

– Неужели? С чего бы это?

– Нет, серьезно. Вчера встретились на проспекте… Вы, кажется, что-то пишете о нем?

– Да, собираюсь. Просили из «Полымя».

– Ну вот… Хочет познакомиться. Спрашивал о вас – кто да что… Он ведь наш бывший студент и преподавал у нас. Теперь он весь в литературе, но все-таки следит за всем, что происходит у филологов… Может, позвоните ему?

– Удобно ли? Я с ним не знаком, знаю только по книгам.

– Да что там – «удобно, неудобно»… Позвоните. Кстати: за что это вы обругали Гурского? Я, правда, не читал, но Мележ что-то мне говорил…

– Обругал?