№1, 1964/Обзоры и рецензии

Современная книга

М. А. Цявловский, Статьи о Пушнине, Изд. АН СССР, М. 1962, 434 стр.

Назвать выпуск этой книги «своевременным» – слово это очень часто употребляют в рецензиях, когда хотят выразить похвалу, – было бы не совсем уместно: первый сборник статей Мстислава Александровича Цявловского, посвященный Пушкину, выпущен через шестнадцать лет после смерти ученого. Но бесспорно то, что книга эта – весьма современна и что выпустить такой сборник было необходимо уже давно. Речь идет о научном наследии одного из патриархов советского пушкиноведения. М. Цяаловский, первые работы которого по Пушкину напечатаны около шестидесяти лет назад, был неутомимым собирателем материалов о жизни и творчестве поэта, тонким и глубоким исследователем, авторитетнейшим знатоком биографии и рукописей Пушкина. Мало того, он был организатором множества коллективных работ, научных и общественных мероприятий по изучению и пропаганде творчества Пушкина, участником всех «зданий поэта, предпринятых за тридцать лет советской власти, соавтором таких необходимых каждому пушкинисту трудов, как «Пушкин в печати» и «Рукою Пушкина», автором, публикатором и редактором такого количества книг, статей, заметок и различных материалов, простое перечисление которых занимает десять страниц петита…

Публикуемые в сборнике двадцать шесть работ – это лишь небольшая часть того, что написано М. Цявловским. В книгу вошли статьи и заметки, ранее разбросанные по страницам коллективных сборников и журналов. Особая же ее ценность в том, что часть материалов напечатана впервые – «Хронология лицейских стихотворений», «Бава», «Послание к Жуковскому («Благослови, поэт!..»)», «Пушкин » Каченовский (в 1816 г.)», «Посмертный обыск» у Пушкина».

Эти и все другие работы, включенные в сборник его составителем Т. Цявловской, интересны и важны не только непосредственно по своему содержанию, но и тем, что они дают яркое представление о творческой индивидуальности М. Цявловского и, демонстрируя исследовательские методы их автора, служат своего рода «учебным пособием» для молодых пушкинистов.

Основными объектами внимания М. Цявловского были рукопись, факт, дата, историческое лицо; результатами его многочисленных работ – всесторонне обоснованная атрибуция, возможно более точная датировка, обширный и глубокий историко-литературный комментарий к произведению, отрывку, одной строке. То, что делал М. Цявловекий, поистине заслуживает названия точной науки о Пушкине. В его статьях нет ни патетической приподнятости, ни открытого темперамента: построенные на тщательно отобранных, строго проверенных фактах и всесторонне аргументированных положениях, они почти аскетически строги по стилю; но эту строгость, этот пафос точности никогда не спутаешь с «профессорской», псевдоакадемической сухостью, с самоцельным нанизыванием историко-литературных подробностей на заранее заготовленный «стержень» (чем нередко ограничивается «историко-литературный подход»). Требовательность ученого к себе, «святое недоверие» ко всякому непроверенному факту, рожденные глубокой и страстной любовью к Пушкину, стремлением не упустить и не исказить самой малой малости, по природе своей противоположны гелертерскому самодовольству, когда ученый муж важно симулирует исследование, в глубине души считая, что сам-то «стержень» сработан безукоризненно, раз и навсегда. Для М. Цявловского каждый, даже незначительный, казалось бы, факт – шаг вперед, к Пушкину; поэтому с одинаковой основательностью и ответственностью написаны и крохотная заметка «Раевский, молоденец прежний…» дающая разгадку двух первых строк известной стихотворной записки Жуковскому, и такие фундаментальные статьи, как «Судьба рукописного наследия Пушкина» и «Посмертный обыск» у Пушкина», суммирующие результаты многолетней текстологической работы и заключающие в себе материал, без которого не обойдется теперь ни один специалист.

«Именно благодаря изучению рукописей Пушкина мы знаем его неизмеримо шире и глубже, чем знали его современники». Сборник убедительнейшим образом демонстрирует справедливость этих, на первый взгляд парадоксальных, слов М. Цявловского. Книга показывает, как исследование ученым биографии и рукописей, в которых отразился один из величайших феноменов человеческой культуры – творческий процесс Пушкина, – обогатило современные представления о поэте в сравнении с зачастую узкими и поверхностными представлениями тех, в чьи альбомы Пушкин вписывал стихи, кому писал письма, с кем здоровался за руку. Анализируя послание «К Жуковскому» («Благослови, поэт!..»), ученый дает широкую картину взаимоотношений «Арзамаса» и «Беседы», картину литературной борьбы, в которую вступал юный поэт; статья «Бова», рассказывающая о многолетнем пристальном внимании Пушкина к народной сказке, в то же время четко прорисовывает важные линии его литературных интересов; в заметке «Пушкин и Каченовский (в 1816 г.)» вскрывается символически глубокий смысл того факта, что редактором, отклонившим стихи, присланные совсем молодым еще поэтом, был Каченовский, в дальнейшем один из ярых противников Пушкина, адресат язвительнейших его эпиграмм. Вообще, знакомясь по статьям М. Цявловского с деталями деятельности литературных врагов поэта, мы тоже в определенном смысле «познаем Пушкина», ибо начинаем ощущать атмосферу, в которой он жид, в которой он задыхался, и волей-неволей приобщаемся к тем чувствам, которые диктовали поэту его эпиграммы, и не только эпиграммы…

Этот «эффект приобщения», который не часто свойствен научным исследованиям, для многих «строгих» работ М. Цявловского характерен чрезвычайно, ибо точность и внимание к любой мелочи служили у него орудием познания живого Пушкина как человека реальной и неповторимой индивидуальности, как художника, как личности, как явления. Это находится в прямой зависимости от такого качества М. Цявловского, как способность живо ощущать отдельный, пусть незначительный, факт в тесной связи с другими. Факт для Цявловского был святыней, но не идолом. Он входил в общую картину. Именно ответственность за общую картину побуждала ученого вовлекать в круг исследования всю совокупность доступных сведений, достигая «эффекта приобщения» и показывая пример исчерпывающего и объективного анализа. В этом смысле любопытно и поучительно «Приложение», которым снабдила Т. Цявловская небольшую статью «Се самый Дельвиг тот…». Исследуя в 1926 году автограф надписи к портрету Дельвига, М. Цявловский доказывал, что это в шутливом тоне написанное четверостишие является не просто шуткой, но трактует весьма серьезную тему – тему цареубийства. Собираясь более широко обосновать свое утверждение в дальнейшем, показать, что под «Титом», в которого изображенный на портрете Дельвиг готов «меч вонзить», подразумевается именно Александр I, исследователь собрал большой материал, из которого ясно, насколько обычным было именование царя Титом в хвалебной поэзии тех лет. Все эти данные, вместе с обширным комментарием Т. Цявдовской, приводятся в «Приложении». Вполне возможно, что в предполагавшееся исследование собранные материалы могли войти и не целиком; но показательно стремление ученого обосновать свое предположение прежде всего для себя, соблюсти главный принцип: любое умозаключение строится только на фактах. Это чрезвычайно ярко характеризует основательность и научную добросовестность, присущие работам М. Цявловского, его стремление рассматривать факт в «системе» фактов. После этого не удивительны точность и широта, с которыми вскрыты такие темы, как «Пушкин и Мицкевич» (цикл из трех статей), «Тоска по чужбине у Пушкина», та тонкость, с которой анализируется, например, работа Пушкина-исследователя в статье «Пушкин и «Слово о полку Игореве».

Не прибегая ни к каким «литературным приемам», оперируя одними лишь фактами, М. Цявловский умел создать картину, выходящую за пределы пушкинской биографии и в то же время неразрывно связанную с Пушкиным. В статье об эпиграмме на Аракчеева («В столице он капрал, в Чугуеве Нерон…») исследователь не только доказывал возможность авторства Пушкина, но и развертывал неожиданно широкую историческую панораму, в которой страшные Чугуевские казни 1819 года, связанные с введением военных поселений, органически сливаются с драматической судьбой разжалованного в солдаты гусара Зубова, обвинявшегося в распространении эпиграммы. Это обличительное двустишие М. Цявловский связывает с вопросом о восьмой главе «Евгения Онегина», куда, по свидетельству П. Катенина, входили строфы о военных поселениях и которая, таким образом, должна была непосредственно связываться с десятой главой. Вообще говоря, именно точность и широта, характерные для работ М. Цявловского, присущее ему живое ощущение эпохи и личности Пушкина, обусловливают перспективность его умозаключений, его способность не останавливаться на выясненном факте, указывать новые связи, новые ассоциации. В статье о стихах, обращенных к декабристу В. Ф. Раевскому, он устанавливает связь между посланием «Ты прав,, мой друг, – напрасно я презрел…» и стихотворением «Свободы сеятель пустынный», знаменующим очень важный этап в идейном развитии Пушкина; история с представлением «Деревни» Александру I рассматривается не только как один из моментов «двойной игры» царя с поэтом, но и в широком социально-политическом контексте: «Последующая попытка кружка Н. И. Тургенева или даже Союза благоденствия поставить вопрос о крепостном праве перед правительством связывается именно с положительным высказыванием Александра I о стихотворении Пушкина, откровенно требующего у царя освобождения крестьян от крепостной зависимости».

Все эти черты творческой индивидуальности М. Цявловского определяют высокую авторитетность его выводов; естественно,, что многие исследования последних лет как бы строятся на фундаменте, заложенном им, или продолжают разрабатывать затронутую им тему, чаще всего подтверждая его правоту. Объясняется это еще и тем, что у М. Цявловского было то, что необходимо, как воздух, во всяком творчестве, – своя тема. Говоря словами Пушкина, он знал, чем исполнена его душа. Тема эта определялась постоянным, неослабевающим вниманием ученого к социальной, политической стороне пушкинского творчества (С. Бонди не случайно подчеркивает во вступительной статье к сборнику, что «политические вопросы занимали М. А. Цявловского в течение всей его сознательной жизни, политические чувства господствовали в сознании его как ученого и человека»). Одно из главных достоинств сборника в том и заключается, что подбором статей и их последовательностью (в далеко не хронологическом порядке) проводится именно эта тема как доминанта научных интересов и устремлений Цявловского-пушкиниста: сборник открывается статьей о стихах, обращенных к декабристу, затем следуют статьи о политических эпиграммах; та же тема присутствует в «Хронологии оды «Вольность», звучит в особом, специфически литературном ключе в статье о послании «К Жуковскому», возникает в работе «Тоска по чужбине у Пушкина», глубоко разрабатывается в цикле статей о Пушкине и Мицкевиче. Интересно, что в пределах этой системы находит себе место и хронолого-биографический принцип: от «Хронологии лицейских стихотворений» до «Посмертного обыска» у Пушкина» – статьи, где опять появляется главная тема. Такое построение придает книге внутреннюю цельность, хотя она составлена из работ, написанных в самое разное время и о самых разных произведениях.

Абсолютная правомерность такого подчеркивания «главной темы» обусловливается не только необходимостью воссоздать характерные черты творческой индивидуальности М. Цявловского, но и объективными закономерностями творчества Пушкина. В 1914 году в заметке об автографе стихотворения «Не пой, волшебница, при мне…» М. Цявловский предположил, что эти стихи обращены к А. А. Олениной,, хотя и не располагал всей полнотой сведений. Последующие работы не только на новом материале подтвердили это предположение, но и развили то, что начал М. Цявловский, именно в направлении его «главной темы»: история взаимоотношений Пушкина с А. А. Олениной – одной из «причудниц большого света», и ее отцом, членом Государственного совета А. Н. Олениным, приобретает в наших глазах весьма зловещую окраску, занимая свое место в том ряду событий, завершением которого был выстрел Дантеса.

Сборник статей М. Цявловского представляет собою поучительнейшую книгу. Здесь есть, несомненно, огромная заслуга Т. Цявловской, выполнившей свою работу составителя и редактора по-настоящему образцово. Подробнейшие комментарии, уточнения, вставки, приложения,, которыми снабжен текст, – это плод очень большой и очень ответственно Проведенной работы. Труд редактора-составителя ощутим буквально на каждой странице книги, но вместе с тем он не выпирает из всей этой постройки, а поддерживает ее, «цементирует, придает целостность. Начинаясь краткой и яркой статьей С. Бонди, сборник завершается обширной библиографией трудов М. Цявловского, составляющей не просто часть «справочного аппарата», но являющейся как бы продолжением книги. «Продолжение» это особого рода: под рубрикой «Кроме того, остались рукописи» перечислено шестнадцать неопубликованных работ ученого! Невольно думаешь, что подобная «бережливость» оборачивается непозволительным расточительством и что, не заботясь об издании этих трудов, мы уподобляемся пушкинскому Барону, сокровища которого лежат мертвым грузом, не служа «страстям и нуждам человека».

Цитировать

Непомнящий, В. Современная книга / В. Непомнящий // Вопросы литературы. - 1964 - №1. - C. 198-201
Копировать