Социалистический реализм и современный литературный процесс

В августе прошлого года, включаясь в подготовку к Четвертому съезду советских писателей, журнал «Вопросы литературы» открыл на своих страницах новый раздел – «Предсъездовская трибуна». Редакция преследовала при этом цель внести свой посильный вклад в предсъездовское обсуждение актуальных проблем современного литературного процесса. В разделе «Предсъездовская трибуна» за это время было напечатано около тридцати статей, помещались стенограммы коллективных обсуждений текущей литературы – прозы, поэзии, драматургии, материалы «круглых столов», посвященных важным теоретическим проблемам.

Темы опубликованных материалов были, самыми разнообразными: современная «Лениниана» и спор о герое сегодняшнего рассказа, проблемы критики и литературоведения и вопрос об историзме прозы; пути становления литератур народов СССР и вопросы теории социалистического реализма; воспоминания о Первом съезде писателей и обзор читательских мнений о книгах советских литераторов; дискуссия об очерке и проблема «характеров и обстоятельств»…

Продолжая установившуюся традицию, редакция поместила под рубрикой «Предсъездовская трибуна» материалы ряда писательских анкет: «Ответственность художника», «Писатели о критике», «Жизненный материал и художественное обобщение».

Одни из затронутых тем оказались разработаны более или менее подроби но, другие по существу лишь «заявлены» и поставлены на обсуждение; в иных материалах проблемы были освещены довольно широко, другие посвящались вопросам относительно частным; но в каждом конкретном случае авторы и редакция стремились говорить о том, что в ходе подготовки к съезду могло представить наибольший интерес для литературной общественности и читателей. В ходе дискуссии редакция не раз дополняла разговор своими соображениями, вносила свои коррективы, оценивала публикуемый материал, добиваясь, чтобы он рассматривался углубленно, с партийных позиций. В частности, в июльском номере нынешнего года помещена редакционная статья «Общее наше дело», в которой подводились предварительные, итоги предсъездовской дискуссии, предлагались пути ее продолжения. Серия выступлений о социалистическом реализме, задуманных журналом, включает стенограмму «круглого стола», напечатанную в N 10 и публикуемую в данном номере статью А. Овчаренко.

Предстоящий очередной писательский съезд, несомненно, широко и полно обсудит коренные вопросы литературного развития. И, конечно же, многие, из затронутых в предсъездовских дискуссиях проблем будут – на новом у ровне – дебатироваться и в дальнейшем. Это относится и к темам, поднятым на страницах журнала.

Всестороннее обсуждение проблем литературы останется нашей важнейшей задачей, и решать ее предстоит в проекции тех больших целей, которые стоят перед нашим идеологическим фронтом, перед всей, страной в связи с подготовкой к 50-летию Великого Октября и 100-летию со дня рождения В. И. Ленина. Этим целям будут подчинены планы журнала на 1967 год.

Отвечая на анкету журнала «Вопросы литературы» (1966, N 1), многие советские литераторы подчеркивали, что, по их мнению, в центре внимания очередного, Четвертого писательского съезда будет стоять проблема социалистического гуманизма и социалистического реализма, что состоится большой разговор о том, достаточно ли глубоко изображает литература советского человека, о нашем творческом методе и заключенных в нем возможностях. «Никто не станет оспаривать того, – писал В. Коротич, – что на съезде был бы весьма плодотворен и разговор о социалистическом реализме. Дело в том, что не раз приходилось читать о неопределенности самих границ творческого метода советской литературы, и то, что некоторые статьи объединяли в социалистическом реализме самых разнородных писателей – и по устремлениям, и по степени таланта, – уже само по себе может быть основанием для дискуссии. В последние годы создан ряд весьма интересных работ о разных путях и формах развития социалистического общества. Литературная наука здесь отстает. Понятие социалистического реализма не подверглось, по сути, столь же глубокому изучению. Очень не хотел бы, чтобы Четвертый съезд погряз в схоластике, но думаю, что разговор о разнообразии творческих манер писателей, о том, как различные художники понимают задачи, стоящие перед ними, возникнет сам по себе».

Хотелось бы надеяться, что развернувшийся перед съездом на страницах наших газет и журналов разговор об острейших вопросах современной литературной теории будет способствовать более успешному обсуждению их на самом съезде.

Вместе с невиданным усложнением жизни необычайно усложняется и мировой литературный процесс. А это в свою очередь ставит все более трудные вопросы перед марксистской эстетической мыслью вообще, перед теоретиками социалистического реализма в особенности. Время требует обращения к самым сложным, самым запутанным вопросам, смелых поисков и оригинальных решений.

В нашей стране есть возможность, которой не располагает ни одна капиталистическая страна, – возможность сосредоточивать на разработке перспективных тем целые коллективы ученых, целые армии специалистов из академий наук, отраслевых научно-исследовательских институтов, университетов и других высших учебных заведений. Перспективной в области литературоведения является тема «Социалистический реализм и современный литературный процесс». Думается, что начинать здесь надо с решения таких проблем, как проблема социалистического идеала, новая концепция мира и человека, генезис реализма в мировой литературе и художественные завоевания человечества, пути развития литературы в эпоху перехода от капитализма к социализму и коммунизму. Уже становится аксиоматичным, что все эти проблемы можно решать, лишь учитывая историческое развитие и современное состояние всех литератур мира.

Еще недавно даже в самых академических «историях литературы» не упоминались или почти не упоминались целые «гнезда» литератур Латинской Америки, Африки, Австралии и Океании (не говоря уж об отдельных литературах, скажем, Бирмы или Таиланда), изложение обрывалось в лучшем случае на начале XX века. Теперь подобный факт обязательно вызовет суровые нарекания.

Все большее распространение получает и мысль о том, что глубокие обобщения, связанные с выявлением закономерностей художественного развития человечества, с перспективами этого развития, окажутся несостоятельными, если не будут основываться на анализе мирового литературного процесса в целом. Это в особенности относится к теории социалистического реализма, поскольку, как мы убеждены, он вбирает в себя все лучшее, что выработано художественной мыслью на протяжении многовекового развития, и в то же время открывает перед искусством такие горизонты, какие никогда раньше не раскрывались перед ним. И если мы, литературоведы, критики, хотим как-то помочь этому, мы должны добиться ясности в осмыслении теоретических основ искусства нового мира и, учитывая всю сложность современного мирового литературного процесса, все глубже разрабатывать тематику социалистического реализма.

В «Защите поэзии» И. Бехер рассказывает о писателе, до последней секунды жизни исправляющем свои произведения. Уже холодеющей рукой он заменяет в своей книге один глагол другим. Бехер добавляет: «Быть может, он хотел дать понять этим, что до смертного часа надо быть готовым править свой стиль, править свою жизнь. Он заменил оборот, на его взгляд неудовлетворительный, более точным, он и в последнюю минуту своей жизни что-то вычеркнул и вместо этого написал нечто иное… Он вычеркнул некую ошибку своей жизни и заменил ложное – истинным». На мой взгляд, заключенное в этих словах требование относится к теоретикам искусства нового мира в не меньшей степени, чем к писателям. Не забывая о том, что социалистический реализм находится в становлении, что, несмотря на крупнейшие художественные достижения, он, быть может, не раскрыл пока своих главных возможностей, необходимо постоянно обращаться к его истокам, к истории советской литературы – поскольку она, в силу своего исторического приоритета, дает в этом отношении, по справедливому замечанию Б. Сучкова, «наиболее законченный исторический пример формирования искусства социалистического реализма» («Вопросы литературы», 1966, N 6), – к опыту литератур социалистического мира в их связях с живой действительностью, к тому новому, что они несут с собой, к сложностям развития, к порой взаимоисключающим тенденциям в литературах стран так называемого некапиталистического пути, к творчеству прогрессивных писателей из капиталистических стран; необходимо тщательно исследовать характерные особенности миропонимания художников, концепции человека; изучать эстетические принципы, поэтику, формы художественного освоения мира и на основе всего этого вносить поправки в уже сложившиеся представления, развивать их, обогащать, а если нужно, то и пересматривать, заменять более гибкими, более емкими, более соответствующими действительности. Нельзя сказать, что в этом отношении мы столь же требовательны, как бехеровский писатель. Мы все еще предпочитаем повторять несколько формул, не заботясь о том, соответствуют ли они художественной практике находящегося в беспрестанном развитии, изменении, непрерывно обогащающегося искусства нового мира. (А кое в чем, как будет показано ниже, делаем даже шаг назад.)

Не разделяя беспросветного пессимизма, в который впал Б. Шрагин за «круглым столом» в «Вопросах литературы» (1966, N 10), когда обрисовывал положение в этой области, я тем не менее склонен согласиться с мыслью Л. Новиченко: «Мы стоим перед вполне назревшей потребностью обогащения и развития теории социалистического реализма. В ряде конкретных аспектов это обогащение действительно произошло и происходит. Но широкого обобщения нового, рожденного современной эпохой применительно к теории социалистического реализма в целом у нас пока нет» («Вопросы литературы», 1966, N 6).

Не потому ли так часто приходится с сокрушением наблюдать, как даже выдающиеся наши теоретики гибнут в потоках слов-заклинаний, не дающих убедительного ответа на мучительно волнующий всех нас вопрос о сущности социалистического реализма или складывающихся в давно известные формулы: «правдивое, исторически-конкретное изображение действительности в революционном развитии», «искусство, проникнутое социалистической идеологией», «глубоко правдиво, высокохудожественно и за социализм»? В результате кое-кто не удерживался от вопроса: «Да был ли мальчик-то, может, мальчика-то и не было?!»

Мне кажется, бессилием перед сложнейшей проблемой рождены и такие теоретические паллиативы, как, с одной стороны, жесточайше регламентированная эстетика социалистического реализма, тяготевшая при культе личности над нашей литературой, с другой – проявившиеся в последнее время попытки отдельных теоретиков и критиков лишить понятие социалистического реализма необходимой четкости, заявления о том, что любое определение социалистического реализма окажется узким, догматическим.

Часто говорят, что последнее – реакция, вызванная протестом против «кандалов», в которые стремились заковать искусство некоторые «ортодоксы». Не думаю, что все сводится к этому. Тем более, что, как выше уже было сказано, мы долго топтались, да и сейчас топчемся, на месте в разработке проблем социалистического реализма. Сколько у нас написано статей, книг, при чтении которых хочется сказать словами нашего учителя: «…Преобладают общие места. Это ни к чему. Повторять их так голо – вредно; вызовет тошноту, скуку, злобу против жвачки» ¹. Вот где одна из основных причин сомнений, а не в самой проблеме!

Даже в лучших исследованиях вопрос о сущности реализма решается не очень глубоко. Новый положительный герой, показ действительности в революционном развитии – ведь это, если позволено повторить расхожее сравнение, лишь видимая часть айсберга. Чтобы разобраться в социалистическом реализме, нужно исследовать его внутреннее существо. Сказать, что социалистический реалист изображает жизнь в ее революционном развитии, с точки зрения социалистического идеала, – еще не значит сказать самое главное. Совершенно ясно: и в понятие «революционное», и в понятие «развитие» можно вкладывать самый неожиданный смысл, что мы сейчас и наблюдаем в статьях многих зарубежных исследователей социалистического реализма.

Как показывает дискуссия, развернувшаяся вскоре после Второго съезда советских писателей, принцип «правдивого, исторически-конкретного» в эстетике социалистического реализма понимается по-разному и даже при самом «расширительном» толковании не охватывает всего многообразия литератур нового мира (выступление Е. Тагера в «Вопросах литературы», 1957, N 4; статья Д. Еремина в «Литературной газете», 27 мая 1958 года).

К тому же, по верному наблюдению А. Караганова, «конкретно-историческое изображение действительности не одному только социалистическому реализму свойственно. Да и революционное ее развитие – пусть непоследовательно, пусть противоречиво – отражается во многих произведениях классиков и тех современных зарубежных художников, которые глубоко исследуют жизнь общества в духе традиций и принципов критического реализма» («Вопросы литературы», 1966, N 10). Не приближают сколько-нибудь значительно к цели и высокомудрые рассуждения о реализации «гармонического принципа», о «новой эстетической основе», преодолении «отчуждения», организации «нового единства», ускорении «исторического процесса», «ориентированности на совершенно определенные поворотные события человеческой истории» и т. п.

И это еще не все. Самое главное, что нет необходимой ясности в вопросе о том, как новый взгляд писателя на мир, умение видеть будущее ведет к новой концепции человека, к формированию нового художественного качества, проявляющегося в идейной, тематической, образной, жанровой, стилевой, языковой системе. А для этого необходимо привести к единству синтез и анализ, соединить наши широкие теории с тончайшим исследованием того, что составляет первоматерию литературы.

Никто, кажется, не сомневается, что социалистические идеи проникли в мировое искусство задолго до возникновения социалистического реализма, что их воздействие было необычайно сильно и что, когда эти идеи стали оплодотворяться в искусстве «опытом и живой работой социалистического пролетариата» (Ленин), возникло новое художественное качество. С этим и связан новый этап в художественном развитии человечества.

Не помню, чтобы кем-нибудь из выдающихся современников Горького, начиная с Короленко, Чехова, Льва Толстого и кончая Б. Шоу, Р. Ролланом и Г. Манном, не была отмечена в той или иной форме необычность его творчества. «Горький, – говорил Г. Манн, – расширил область литературного творчества, открыл новые пути и перспективы для мировой литературы». Барбюс распространил заключенную в словах Манна мысль на всю советскую литературу. В свою очередь Горького поразила жанровая, художественная новизна фурмановского «Чапаева». Романом нового типа назвал «Педагогическую поэму» Арагон. А Ромен Роллан, ссылаясь на книги Шолохова, говорил, что молодая советская литература продолжает и обновляет на основе нового отношения к миру, на основе самого великого дела нашего века характерные «черты великой русской литературы всех времен».

Возникнув как результат теоретического осмысления нового качества прежде всего советской литературы, советского искусства, понятие социалистического реализма является эстетическим эквивалентом той новой действительности, которая была вызвана к жизни Октябрьской революцией и затем революциями в странах народной демократии, не только потрясшими мир, но и стимулировавшими коренные изменения во всех его частях.

Изменилось само понимание мира, жизни. Новый человек сформировался как исторический тип. С новой концепцией человека и возникает новое искусство. Оно стремится охватить жизнь шире, проникнуть в его тайны глубже, увидеть его перспективы отчетливее, чем предшествующее искусство. Оно проникает в сокровенные тайны, во внутренние закономерности мира с целью помочь обновлению всей жизни. Оно сливает воедино «вижу» и «знаю», анализ и синтез, частное и общее. Оно черпает свои силы в самой жизни, воспринимаемой в ее действительной сущности как материала для переделки мира на благо человеку.

Первые теоретики социалистического реализма избегали категорических регламентаций. Характерна в этом отношении статьи Горького «О социалистическом реализме». Для Горького социалистический реализм – новое направление в развитии всей литературы, вдохновляющейся идеей революционного переустройства мира, идеей социалистического гуманизма; новое направление в развитии всей литературы, изображающей людей не статически, а «в непрерывном движении, в действии, в бесконечных столкновениях между собою, в борьбе классов, групп, единиц». Горький видел силу новой литературы в ее историзме, в синтетическом охвате действительности, в способности глубоко изображать грандиозные явления и процессы настоящего. Путь к этому, по его убеждению, – в умении писателей смотреть на окружающую действительность с «высочайшего интеллектуального плоскогорья», с высоты великих целей будущего. «Эта высокая точка зрения, – говорил он, – должна и будет возбуждать тот гордый, радостный пафос, который придаст нашей литературе новый тон, поможет ей создать новые формы, создаст необходимое нам новое направление – социалистический реализм».

Напомню, что в 1933 году Луначарский тоже утверждал: «Социалистический реализм» есть целое направление, которое будет доминировать в течение определенной эпохи (может быть, даже будет характеризовать собой формы искусства социалистического человечества, так сказать, окончательные, наиболее высокие формы подлинного человеческого искусства)..» А на II пленуме Оргкомитета ССП он высказал мысль, которую до сих пор исследователи стыдливо обходят: «Социалистический реализм есть широкая программа, она включает много различных методов, которые у нас есть, и такие, которые мы еще приобретаем…» Лично я склонен и отсюда перебрасывать мостки к знаменитому брехтовскому замечанию, что к реализму подходит не понятие узости, а понятие широты; и к утверждению С. -К. Неймана, что социалистический реализм «будет по форме и по содержанию гораздо шире, чем мы сегодня можем себе представить».

Привожу все эти определения отнюдь не для того, чтобы найти общий язык с теми, кто хотел бы лишить наше понимание социалистического реализма необходимой определенности или, как сказал однажды Горький, расширить «пределы неизбежного и допустимого». Привожу для того, чтобы лишить какой бы то ни было опоры легенду о «жестких рамках» социалистического реализма. Именно на этом основании еще недавно кое-кто даже в странах народной демократии пытался похоронить социалистический реализм, доказать, будто чрезвычайная сложность современного литературного процесса разломила и разметала построения теоретиков социалистического реализма, а там, где этого не произошло, началось «ограничение творческого духа».

В нашумевшем интервью известный словацкий писатель Л. Новомесский заявил, что одна из важнейших культурных задач последнего времени заключалась в том, чтобы «свести социалистический реализм с пьедестала единственного божества». Действительно, кто только этим до самого недавнего времени не занимался! Кто-то не нашел в искусстве социалистического реализма символических обобщений, метафорических образов и – тут же стал рушить все. Кому-то показалось, что социалистический реализм исключает условность, – «долой!». Но мало кто из «разрушителей» замечал, что на самом деле воюет прежде всего с собственными, очень неполными, а порой очень превратными представлениями о социалистическом реализме. Трудно назвать у нас работу, автор которой, говоря о социалистическом реализме, исходил бы из четкого представления об очень сложной истории его возникновения в различных литературах мира (не говоря уж о смежных искусствах), о многообразии форм его становления, об этапах его развития. Нарушалось первое условие элементарной научности: «…Не забывать основной исторической связи, смотреть на каждый вопрос с точки зрения того, как известное явление в истории возникло, какие главные этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки зрения этого его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь» ².

Впрочем, ныне, кажется, наметился перелом. Хотя художественный процесс во всех литературах еще больше усложнился, социалистический реализм – и как художественная практика, и как вырастающая из нее эстетическая теория – все чаще рассматривается многими исследователями как неотъемлемая часть в высшей степени сложного, противоречивого мирового литературного процесса. Об этом говорят и прогрессивные зарубежные писатели и искусствоведы (каждый, понятно, вкладывает в термин «социалистический реализм» собственный смысл). А. Дымшиц писал уже в сборнике «Современные проблемы реализма и модернизм» о том, как К. Фарнер пытался возвеличить модернизм, поставив его под ярлыком «третий реализм» в один ряд с реализмом критическим и реализмом социалистическим. «Это реализм, – цитировал А. Дымшиц слова немецкого теоретика «третьего реализма», – прозябающий в статике небытия, в неспособности связать историческое сегодня с историческим завтра, – более того, он вообще не может ощутить это завтра, не говоря уже о том, чтобы увидеть и схватить его. Это реализм пассивности… абсолютизированных сомнений и вечной бесцельности. В отличие от «критического реализма» и от «социалистического реализма», это реализм иррационального, реализм потерянности, это реализм солипсизма, который рассматривает содержание собственного субъективного сознания как единственно существующего».

Я. Эльсберг в третьей книге «Теории литературы» справедливо обращал наше внимание на тот факт, что «даже буржуазное литературоведение, притом и такой страны, как США, ранее ограничивавшееся по преимуществу злобными выпадами в адрес социалистического реализма как «идеологической фикции», ныне начинает всерьез разбираться в его идейных и эстетических принципах». Я. Эльсберг сослался, в частности, на признание Гергарда Лоозе: «Социалистический реализм явление, по отношению к которому обычно масштабы отказываются служить». Я мог бы прибавить к этому аналогичные высказывания американских ученых, сделанные во время моего общения с ними в США.

Развитие современного мирового литературного процесса, художественные искания и творчество выдающихся писателей показывают, что в нашу эпоху главным течением остается реализм. Не реализм XIX века, как думает Георг Лукач, меряющий современную литературу старыми канонами, а реализм нашего века, который, опираясь на великие достижения прошлого столетия, приобрел существенные новые черты, несет в себе великую идею коренного преображения жизни. К нему идут самые смелые из художников всех стран.

В высшей степени симптоматично направление эстетических споров в странах народной демократии. Напомню о сборнике «Реализм без берегов?», исследовании «О социалистическом реализме», подготовленном Теоретическим коллективом по вопросам культуры при ЦК ВСРП, о статьях «Гароди о Пикассо, Кафке и реализме» Лайоша Нирё, «Кафка – наше знамя?» Ласло Матраи, о «Замечаниях к дискуссии о социалистическом реализме» Белы Кёпеци, появившихся в Венгрии. И. Анисимов справедливо назвал по-своему поворотным признание чехословацкого критика И. Гаека, что в разрушении основ социалистического реализма он и его единомышленники дошли до того, что задыхаются в собственном нигилизме. Знаменателен выход в свет в Польше сборника статей Мелании Керчиньской, убежденной защитницы социалистического реализма. Еще более знаменателен тот факт, что именно в Польше появились превосходные полемические выступления в защиту «определенности» нашего реализма. Я имею в виду вызванные книгой «Реализм без берегов» статьи Стефана Жулкевского «Новый спор о реализме» и «Комментарии к Гароди», которые увидели свет в 1963 году на страницах еженедельника «Политика».

В общем, можно согласиться с утверждением венгерского критика Белы Кёпеци: «Закончился период, когда даже марксистские критики избегали применять термин «социалистический реализм», поскольку им казалось, что догматизм дискредитировал его». Преодолевая диссонансы, внесенные в наши споры теориями Р. Гароди, Э. Фишера и других, крупнейшие представители литератур стран народной демократии видят будущее в реализме, оплодотворенном социалистическим идеалом, Передовым мировоззрением художника. Даже тогда, когда некоторые критики или писатели по той или иной причине все еще избегают пользоваться термином «социалистический реализм», в их характеристиках лучших произведений социалистической литературы, по справедливому наблюдению Р. Самарина, преобладают такие понятия, которые, будучи осознаны как некая система, совпадают по существу с нашим представлением о социалистическом реализме. Все чаще польские, чехословацкие, румынские, немецкие, венгерские, югославские писатели и критики признают также, что реализм не только выдержал бешеный напор модернистских атак, но и закалился в этой борьбе. Именно писатели, оставшиеся верными реализму, создали книги, прославившие их литературы.

Тут, чтобы продолжить нашу мысль, необходимо вернуться к ее началу. Почти всегда, когда говорится о путях дальнейшего развития искусства, развития реализма, возникает старая, как мир, проблема традиции и новаторства. «Основная черта сегодняшней литературной жизни Ливана, – говорит ливанский поэт Али Ахмад Саид, – стремление многих писателей во что бы то ни стало вырваться из пут закостеневших изобразительных средств.

1. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 45, стр. 45.[↩]
2. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 39, стр. 67.[↩]