Силы возрождения и обновления

Социалистическая революция в работах Ленина предстает явлением очень сложным, чрезвычайно динамичным, с изменяющимся соотношением борющихся сил, процессов и ситуаций. Для развития современного искусства особенно существенна разработка Лениным проблемы соотношения в революции моментов разрушения и созидания.

Социалистическая революция в исторической и духовной жизни страны – процесс многосторонний, совсем не сводящийся к ломке старого. В. И. Ленин выделял в революции, кроме сокрушения устоев старого мира, ее созидательную сущность, полное развитие всех творческих начал и сторон народного бытия. Самое реальность построения социалистического общества Ленин обосновывал верой в творческие возможности освобожденных народных масс, в их способность совершить «эту титаническую историческую работу, ибо в них заложены дремлющие великие силы революции, возрождения и обновления» ¹. Эта образная ленинская формула превосходно выражает пафос и цели революции. Именно в наиболее полном высвобождении всех созидательных возможностей жизни Ленин видел высшее предназначение, источник величия социалистической революции. Еще в 1905 году, намечая программу коренной революционной перестройки самых глубоких основ человеческого существования, Ленин писал: «Чтобы стать великой, чтобы напомнить 1789 – 1793, а не 1848 – 1850-ые годы, и превзойти их, она (революция. – В. Щ.) должна поднять к активной жизни, к героическим усилиям, к «основательному историческому творчеству» гигантские массы…» ² Такая позиция, сама идея революционного созидания уже в начале нынешнего столетия противостояла историческому нигилизму и скептицизму реакционных идеологов, а также декадентских писателей, развивающих концепции всеобщего упадка, проникнутые духом тотального разрушения.

Само понятие «социализм» Ленин считал несовместимым со всякого рода односторонними разрушительными склонностями, связывал с новым уровнем сознания личности. Намечая в труде «Государство и революция» программу развития социалистического общества, Ленин подчеркивал, что «предвидение великих социалистов… предполагает и не теперешнюю производительность труда и не теперешнего обывателя, способного «зря» – вроде как бурсаки у Помяловского – портить склады общественного богатства и требовать невозможного» ³.

Творчество, созидание, строительство нового – постоянная тема выступлений Ленина после свершения Великой Октябрьской революции. «Живое творчество масс – вот основной фактор новой общественности… – заявил Ленин, раскрывая движущие силы и цели победившей революции. – Социализм живой, творческий, есть создание самих народных масс» ⁴.

Поставленная Лениным цель – «поднять наинизшие низы к историческому творчеству» ⁵– имеет основополагающее значение в духовной жизни, во всех сферах культуры. Именно освобождение и максимальное развитие энергии народных масс, в которых «бьет ключом обновляющаяся, освященная революцией жизнь» ⁶, Ленин полагал реальной почвой развития советской культуры, литературы и искусства.

Из приведенных выше суждений видно, как последовательно Ленин подчеркивал положительные задачи обновления и обогащения всех сторон социального и культурного бытия народа. Можно утверждать, что идея созидания проникает все грани эстетических воззрений Ленина, выступает как внутреннее движущее начало художественного и всего духовного прогресса социалистического общества.

Конфликт позитивного, жизнестроительного и нигилистических, разрушительных воззрений имеет давнюю историю. Передовая общественная мысль всегда выступала против беспочвенного негативизма, отвергавшего идеалы и творческое отношение к жизни. Вполне закономерно поэтому резко отрицательное отношение Ленина к явлениям декадентской литературы – романам Б. Савинкова (Ропшина) «Конь бледный», 1909, и «То, чего не было», 1912, В. Винниченко «Заветы отцов», 1914. В этом отношении еще далеко не в полной мере исследовано содержание многолетней полемики Ленина с такими «пророками» современной антисоциалистической мысли, как Н. Бердяев и др.

В работах этих авторов отчетливо обозначилась устремленность к раздроблению цельности искусства, к разрушению органического единства в нем познания и осмысления жизни, его связанности с другими формами самосознания человечества. Основную линию художественного процесса XX столетия они находили в удалении искусства от гражданственности, народности, объективной истины и идейного содержания.

Со степенью активности этого удаления они и связывали степень революционности своих теоретических построений и художественных сочинений. Действительно, иных представителей декаданса привлекали подчас революционные сдвиги в жизни общества. Но это влечение обычно было односторонним, кратковременным и носило весьма специфический характер. Декадентов привлекают разрушительные начала революционных потрясений, но им чужды позитивные цели революции. Характерны в этом смысле известные заигрывания Минского, Бальмонта с революцией в 1905 и в 1907 годах. Симптоматично и заявление В. Брюсова (1905) о своем восприятии только разрушительных сторон революции, об отрицании ее созидательных задач.

Односторонность позиции В. Брюсова, заявленной в стихотворении «Близким», отмечена Лениным в статье «Услышишь суд глупца»…» (1907). Критикуя мелкобуржуазных попутчиков революции, Ленин писал: «По адресу этих, – да и других – мелкобуржуазных революционеров мы могли бы сказать, как один поэт анархист сказал по нашему адресу: «Ломать мы будем вместе, строить – нет» ⁷. Действительно, содержание стихотворения В. Брюсова «Близким» ограничено пафосом сокрушения старого, чуждым какому-либо положительному идеалу.

Отношение Ленина ко всем видам анархического индивидуализма еще до Октября подтверждает, что всякая неразборчивая апология негативизма, какими бы ультрареволюционными терминами его ни прикрывать (внешне он довольно часто выступает под флагом социалистической фразы), есть концепция буржуазная в своей сущности, чуждая задачам социализма. Подобным же образом трактовал Ленин и нигилистическое отношение к созидательным возможностям искусства (вспомним хотя бы его выступления против авторов сборника «Вехи»).

Важнейшая заслуга Ленина – философско-историческое опровержение декадентского мифа о всецело негативной природе искусства. Весьма характерна наблюдаемая сейчас за рубежом тенденция скептически настроенных теоретиков доказать несовместимость самой природы искусства с положительным, утверждающим началом: искусство-де рождается только как протест против существующего. Стремление откреститься от любых положительных ценностей – давняя черта всего декадентского искусства. Но в XX веке попытки обосновать всеобщий негативный принцип художественного творчества приобрели особенно назойливо-предвзятый характер.

Нигилизм в художественном творчестве – и на это не раз указывал Ленин – неотделим от проблем мировоззренческих.

Для одного из основоположников экзистенциализма М. Хайдегрера господство нигилизма представляется вполне закономерным, всемирно-историческим явлением, поскольку представляет следствие универсального кризиса культуры. По его мысли, «нигилизм поэтому не только историческое явление среди других явлений, не только духовное течение в ряду других течений европейской истории: христианства, гуманизма, просвещения. Нигилизм, в сущности, является скорее основным движением истории Запада. Это движение представляет такой глубокий процесс (Tiefgang), что его развитие может иметь своим следствием только мировую катастрофу. Нигилизм – всемирно-историческое (weltgeschichlichte) движение народов земли, втянутых в сферу власти нового времени. Поэтому он не только явление настоящего века и не только продукт XIX столетия… Нигилизм ни в коей мере не является продуктом отдельной нации, чьи мыслители и писатели говорят именно о нигилизме» ⁸.

В духе понимания революции как непрерывного разрушительного процесса выдержаны также программные декларации сюрреализма. Для достижения «сверхреализма», проникающего в не изведанные ранее, глубинные сущности бытия, утверждают теоретики сюрреализма, нужно отказаться от разума и логики, от неоправданного разграничения правдивого и ложного, прекрасного и уродливого, уничтожить все представления о нормах человеческого бытия вплоть до понятий долга, нравственности, традиций. «Все средства хороши для уничтожения понятий семьи и родины» ⁹, – заявляется в манифесте сюрреализма. Во всеобщем разрушении усматривается сущность решения главных проблем революции, к которой якобы устремлены «социальные действия сюрреализма». Как известно, А. Бретон свои выступления против коммунистического движения во многом обосновывал ссылками на будто бы недостаточную последовательность его «революционности», понимая революционность как всеобщее разрушение, чуждое позитивным, созидательным целям.

Вместе с тем сюрреализм был течением противоречивым. Многие его представители отличались антибуржуазностью взглядов, искренней убежденностью в собственной революционности.

Вот превосходный портрет сюрреализма начала 20-х годов, нарисованный А. В. Луначарским. «Очень характерно, что когда уже в 1923 году я в первый раз приехал в Париж, мне пришлось повидаться там с некоторыми сюрреалистами, представителями деклассированной интеллигенции, обостренно ненавидевшими буржуазию. Конечно, эти люди, в то время находившиеся на пороге коммунистической партии и желавшие взять в свои руки организованный Барбюсом орган «Clarte», ничего не знали о Блоке, но настроения их были до чрезвычайности подобны блоковским, что показывает родственность социального фундамента того и другого явления.

Во время нашей беседы сюрреалисты, вождями которых в то время были Бретон и Арагон, обращались ко мне приблизительно с такого рода декларацией:

«Мы, сюрреалисты, прежде всего ненавидим буржуазию. Буржуазия умирает, но умирает медленно и тлетворным своим дыханием заражает воздух вокруг нас. Что прежде всего из буржуазных элементов воспринимаем мы, интеллигенты, как наиболее для нас ненавистное, смертоносное? Это – рационализм буржуазии. Буржуазия верит в разум. Она считает разумной самое себя и считает, что весь мир построен согласно принципам ее ужасающе узкого и прозаически серенького разума. Мир как бы подчинился разуму буржуазии. А между тем на самом деле за разумной оболочкой скрывается гигантская и таинственная стихийность, которую нужно уметь рассмотреть, но которую нельзя увидеть глазами разума. Мы провозглашаем поэтому принцип интуиции. Художник может и должен видеть вещи в их сверхреальном значении. Революция нужна нам для того, чтобы опрокинуть царство буржуазии и вместе с тем царство разумности, чтобы вернуть великое царство стихийной жизни, чтобы растворить мир в подлинной музыке напряженного бытия. Мы чтим Азию как страну, до сих пор еще живущую именно этими правильными источниками жизненной энергии и не отравленную европейским разумом. Приходите же вы, москвичи, ведите за собой бесчисленные отряды азиатов, растопчите европейскую афтер-культуру. Если бы даже мы сами должны были погибнуть под копытами степных лошадей, пусть погибнем, – лишь бы погиб с нами разум, расчет, смертоносное, все обуживающее начало буржуазности!»

Я почти точно передаю и смысл и образы, в которые одевали тогда французские молодые поэты свои идеи. Мне стоило немало труда преодолеть их изумление и даже негодование, когда я ответил им, что они абсолютно ошибаются относительно революции, что революция как раз продолжает дело разума, что мы как раз опираемся на европейскую цивилизацию, что мы считаем только лучшим ее плодом марксизм, апогей разумности – правда, не логической, а диалектической, – что мы берем в европейской культуре самое лучшее, то, что отвергла европейская буржуазия, и не только сами основываем у себя на базе этой лучшей формы науки наше собственное строительство, но и в Азию хотим нести именно свет этого разума, отнюдь не являясь проводниками влияния каких-нибудь азиатских мистических метафизик на самую Европу.

Все это показалось им, вероятно, очень мало поэтическим» ¹⁰.

Ограниченная негативными задачами ультрареволюционность сюрреалистов оказалась непрочной, разошлась с реальными поступательными процессами истории. Это определило в дальнейшем дифференциацию этого течения. И вполне закономерным оказался переход наиболее талантливых его художников на позиции социалистического искусства.

Это искусство с самого своего зарождения вдохновлялось пафосом утверждения, созидания.

Ленин высоко ценил художественные произведения, обличающие темные явления действительности. Но он не признавал критику ради критики. Самое беспощадное обличение антиобщественных, антигуманистических явлений и взглядов всегда сочеталось у Ленина с задачей их реального преодоления – во имя созидания нового мира.

Социалистическая революция включила в сознательное творчество истории миллионы трудящихся, придала процессу широкого народного созидания небывалые масштабы. Это и обусловило перелом в содержании революционного искусства, выдвижение на первый план задач утверждения, воздействия, созидания.

Высказывания Ленина о литературе, при всем их многообразии, всегда устремлены к воспитанию в человеке активного отношения к действительности, восприятия бытия как творчества. Так, Ленин говорил о романе Горького «Мать», выделяя черты сознательности нового типа рабочего-революционера.

По Ленину, подлинно передовое большое искусство, правдиво воссоздающее жизнь, осмысляющее главные проблемы своего времени, – всегда есть утверждение или отрицание определенных сторон действительности. Не случайно столь убежденно говорил Ленин о силе примера. Именно утверждение нового и прогрессивного в действительности, обусловливающее историческое движение социалистического общества, высокие героические творческие начала жизни составляют особенность мировоззрения и искусства социализма. Это утверждение нового в жизни неразрывно связано и с новой концепцией человека, характерной для социалистического искусства. Тут проходит наиболее четкая полоса разграничения между этим искусством и искусством модернистским.

Нигде так отчетливо не обнаруживают себя односторонне разрушительные тенденции антиреалистических течений, как в воплощении облика человека. Дело не просто в удалении из искусства непосредственных духовных человеческих реалий. Главный путь изгнания человеческого из сферы художественного творчества – мистификация облика человека, создание концепций, извращенно представляющих его природу, место в обществе, судьбу. Один из таких путей мистификации личности – гиперболизация одного, обычно ущербного, типа личности, – попытки представить ее эталоном всего человечества. Отвлеченные от живой человеческой сущности, условные примитивные фигуры не способны передать гуманистическую мысль художника, они нивелируют в своей безличности доброе и злое, чуждое и родное.

Склонность ряда литераторов к универсализации столь специфического героя во многом объясняется их неспособностью к цельному охвату и осмыслению противоречивых процессов, сложности современного бытия. Преодоление всяких видов односторонности, устремленность к воссозданию реального разнообразия человеческих типов времени – наиболее плодотворный путь литературы современности. Возрождение и обновление человека, его социального и духовного бытия – движущее начало и цель революции. Всякие виды нивелирования личности в искусстве, прямого или косвенного ее упрощения, умозрительного стандартного «моделирования» расходятся с исторической истиной эпохи.

* * *

В признании нигилизма, пафоса разрушения сущностью человеческого сознания XX века сходятся представители и прежних и новейших общественных и эстетических направлений модернистского толка.

Однобокое восприятие революции как всецело негативного процесса, освобождающего искусство от каких-либо созидательных функций, обусловило беспредметность бунтарства ряда течений современной литературы, в частности во многом обесплодило различные движения нынешней «левой молодежи». Таково, например, движение «новых левых» в США, в котором принимают участие преимущественно студенческая молодежь и часть интеллигенции.

Характерны в этом смысле выступления Сюзанны Зонтаг, снискавшие ей шумную репутацию выразительницы «левых» бунтарских настроений современной молодежи.

Эстетическая концепция С. Зонтаг изложена в книге «Против интерпретации», а также в ряде статей, опубликованных в журнале «Партизан ревью». С. Зонтаг полностью отвергает познавательную и идейно-воспитательную роль искусства, а также какие-либо попытки найти в нем ответы на моральные или социальные вопросы. «Искусство не есть высказывание о чем-то, оно и есть это что-то. Произведение искусства – это вещь в мире, а не только текст или комментарий к миру» ¹¹.

Если всмотреться в суть социального и эстетического «авангардизма» Зонтаг, то он оказывается всецело зависимым от фрейдистской теории «вчувствования». Все свои суждения Зонтаг пытается обосновать особенностями нового опыта современности, заставившего, как никогда, остро ощутить социальную и физическую мобильность общества и личности. В результате будто бы рухнули старые условности, все границы между наукой и искусством, между искусством и неискусством, между серьезным и фривольным, между формой и содержанием, между высокой и низкой культурой. В итоге этих рассуждений следует вывод: «Основной единицей для современного искусства является не идея, а анализ и распространение чувств», поэтому оно является «исключительно аполитичным и недидактичным».

Как видно из подобных выступлений, «новые левые» при всем своем внешнем радикализме отличаются весьма консервативными воззрениями на миссию современного человека и искусства. В частности, в их декларациях можно найти следы влияния скептической теории «революций», принадлежащей Герберту Маркузе.

Внимание Маркузе обращено к чрезвычайно острым политическим проблемам наших дней. Исследуя структуру современного общества, он утверждает, что рабочий в настоящее время интегрировался, слился с общей капиталистической системой, а революционная энергия и действие стали достоянием интеллигенции, главным образом студенчества. Шумная популярность Маркузе в довольно широких кругах интеллигенции во многом вызвана тем, что он защищает право на «революционное насилие». Вот как, например, кончается его книга «Критика чистой терпимости» (1965): «Если вы примените насилие, этим вы не откроете новую цепь актов насилия, а разрушите существующую. Вы идете на риск, что вас могут побить, но так как вы согласны на это, то ни один третий, меньше всего воспитатель и интеллигент, не имеет права проповедовать вам воздержание от насилия».

1. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 35, стр. 289.[↩]
2. Там же, т. 10, стр. 19.[↩]
3. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 33, стр. 97.[↩]
4. Там же, т. 35, стр. 57.[↩]
5. Там же, стр. 189.[↩]
6. Там же, стр. 283.[↩]
7. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 14, стр. 288.[↩]
8. M. Heidegger, Holzwege, Frankfurt am Main, 1957, S. 201 – 202.[↩]
9. A. Breton, Les manifestos du surrealisme, p. 96, 99.[↩]
10. А. В. Луначарский, Статьи о литературе, Гослитиздат, М. 1957, стр. 316 – 317.[↩]
11. «PartizanReview», 1967 N 2, p. 21.[↩]