Шестнадцать писем к Юрию Иваску. Вступительная статья, публикация и комментарии А. Арьева

С поэтом и эссеистом Юрием Павловичем Иваском (1907 – 1986) знакомство у Георгия Иванова (1894 – 1958) было заочным. Сначала как с сотрудником Издательства им. Чехова, затем как с составителем антологии эмигрантской поэзии «На Западе» и, наконец, как с главным редактором журнала «Опыты», прекратившего свое существование в год смерти Георгия Иванова. Поставленные перед «Опытами» задачи были несомненно по плечу блестящему собранию авторов первой волны эмиграции, привлеченных к изданию: Г. Адамович, Н. Берберова, В. Вендле, Г. Газданов, А. Ремизов, Ф. Степун, И. Чиннов и др. В «Опытах» оказалось возможным объединение под одной обложкой давних и непримиримых врагов – Георгия Иванова и Владимира Набокова. Из живших в СССР был опубликован Борис Пастернак – стихи из «Доктора Живаго». Печатались и немногие представители второй, военной, волны эмиграции. Те, чей талант был признан старожилами и мэтрами русского культурного рассеяния: Дм. Кленовский (и по рождению, и по культуре автор Серебряного века), ценимые Георгием Ивановым В. Марков и Н. Ульянов, еще два-три имени. Необычно смелым, но и рискованным изданием «Опыты» были еще и потому, что в журнале практически не печатали беллетристику (основное место тут занял роман «Аполлон Безобразов» еще до войны умершего Бориса Поплавского, то есть это была публикация «из литературного наследия»). Разумеется, ни о каком распространении издания в СССР речь тоже не шла – и до сих пор и Петербурге, например, нет ни в одной библиотеке полного комплекта «Опытов», хотя со дня их основания в 1953 году до прекращения издания в 1958-м вышло всего 9 книжек журнала.

Что касается целей издания, провозглашенных редакцией, то они сводились к следующему:

навсегда остаться врагами «не только русского большевизма и других явных тоталитарных систем, но и тех родственных идей и взглядов, довольно распространенных, хотя и не столь очевидных в демократическом климате, которые все же направлены на планомерное уничтожение человеческой индивидуальности – единственного источника творческих сил».

В 1959 году, вскоре после смерти мужа, Ирина Одоевцева обращается к недавнему редактору «Опытов»: «Мне написала какая-то американка, что собирается писать диссертацию о Георгии Иванове. Ее интересуют письма и рукописи его. Есть ли у Вас его письма? Мне кажется, что он Вам ничего «интересного» – т.е. по общим лит. вопросам – не писал. Впрочем, может быть, я и ошибаюсь. – Ответьте, пожалуйста»¹. Что ответил Иваск, нам неизвестно. Зато известны упомянутые письма, хранящиеся там же, где и письма самой Одоевцевой к Иваску – в Библиотеке Йельского университета.

Письма Георгия Иванова к Юрию Иваску полны суждениями если и не об «общих литературных вопросах», то о «частных», тех, что с годами становятся не менее, а подчас и более «интересными», чем «общие». Они говорят о реальных взглядах прославленных авторов, о реальных отношениях между людьми в известную литературную эпоху.

Важно для понимания того представления о Георгии Иванове, которое имел Иваск как раз перед началом публикуемой переписки его письмо к Глебу Струве от 14 ноября 1951 года: «…О стихах: мучительно, что теперь они вообще «не звучат». И совсем не потому, что их меньше читают. Сами поэты теряют веру в поэзию и доверие к ней. Это Г. Иванов очень чувствует – и в сущности ругаясь над поэзией – дает ощущение потерянной реальности. Так кончается – и так не мог не кончиться блоковский романтизм (и всякий романтизм). У Блока не только «хорошие» стихи, не только потрясающие стихи – его поэзия – реальность (мифа) о конце старого и начале нового. В это верили в его время безумцы, а теперь в это могут верить только клинические сумасшедшие, и только кощунствующий циник (Г. Иванов) может показать, что бывшие святыни – все-таки святыни (иначе не было бы кощунства: каждый кощунствующий еще во что-то верит). А у раннего Иванова были только изящные игрушки. Тогда, конечно, он был антиблоковцем. Может быть, и теперь… Но он проникся «блоковщиной» – чтобы отомстить. И защитить Блока нельзя, п[отому] ч[то] он не только физически умер; он духовно умер до нескорого еще возрождения»².

И вот еще одно свидетельство отношения Иваска к Георгию Иванову из тех же писем к Струве, уже после смерти поэта, 31 августа 1958 года: «…узнал о кончине Георгия Иванова. Потеря – тяжелая, роковая. Не все ли кончилось теперь, в 1958 г. – вплоть до оч[ень] отдаленного ренессанса?..»³³.

Письма публикуются по новой орфографии (поэт до самой смерти писал по-старому, с ерами и ятями) с исправлениями явных опечаток и приведением в определенный порядок пунктуации, по отношению к которой в текстах автора царит полный произвол. В то же время отдельные, характерные для манеры поэта стилистические особенности его письма в публикации сохраняются. Георгий Иванов для краткости в комментариях обозначен инициалами Г. И. Оригиналы писем находятся в: Beinecke Rare Book and Manuscript Library (Yale). George Ivask Papers. Gen Mss 93. Box 4. Folder 16 (далее в комментариях – BL).

 

1

<20.9.1952>⁴ 5 av. Charles de Golle

Montmorency

(S. et O.)

Дорогой Юрий Иваск, – к сожалению, не знаю Вашего отчества.

Ваше письмо я получил с опозданием. К тому же и потерял бумажку, которую надо подписать. Так что должен причинить Вам беспокойство присылкой дубликата, М. б., оно и проще – Вы просите адрес И. Одоевцевой – очевидно, чтобы обратиться с тем же к ней. Т. к. она моя жена, то ее адрес, фамилия – кстати и отчество – те же.

Я думаю, я правильно понял, что по получении утраченной мной бумажки издательство не замедлит выплатить указанный Вами гонорар⁵. Мне было бы удобнее, если Вы прислали его не переводом на здешний банк, а чеком в долларах американского банка, На разнице я немного выиграю. Увы – когда мне было двадцать лет, мне всюду платили не ниже рубля за строчку…

Спасибо за Ваши милые слова о моей поэзии и за желание написать о ней статью⁶. Антология, за которую Вы взялись⁷, дело трудное, чтобы не сказать больше. Во всяком случае, искренно желаю Вам успешно с ним справиться. Что касается меня, т, е. моих 10 стихотворений, я предпочел бы их выбрать сам – от 20 до 52 года⁵⁸. Но впрочем, как Вам угодно. А вот гонорар очень прошу прислать быстро. Деньги – даже ничтожные – мне всегда «срочно требуются».

Добавлю, что рад, хоть «письменно» познакомиться с Вами, статьи и заметки которого я всегда очень внимательно – как они и заслуживают этого – читаю.

Искренно Ваш

Георгий Иванов.

 

2⁹ 29 / XI, 1952

Дорогой Юрий Павлович,

Отвечаю на Ваше письмо от 23-XI-1952.

Во первых, очень Вас прошу никаких ходатайств о выплате мне досрочно гонорара не возбуждать. Когда я писал Вам о

гонораре, я – естественно – предполагал, что он платится сразу. Но я совершенно не хочу, чтобы мне делали какое-то особое исключение: «игра не стоит свеч»…

Теперь относительно выбранных Вами стихотворений. Буду Вам признателен, если Вы откажетесь от печатания следующих стихотворений:

1) «Синеватое облако» 2) «Был замысел…» 3) «Холодно бродить по свету…» 4) «Стоило ли этого…» 5) «Если бы жить…» 6) «Четверть века прошли заграницей…»¹⁰ Все эти стихотворения я считаю неудачными и при перепечатке исключу из нового издания своих стихов¹¹. В частности, с одним из них – «Холодно бродить…» – я уже и поступил так – исключив его при перепечатке «Роз» в «Отплытии на о[стров] Цитеру»¹².

В постскриптуме я приложу список стихотворений, которые могли бы, без неприятности для меня, их заменить.

Прошу не забыть в стихотворении «Ни светлым именем богов» – вычеркнуть последнюю строфу, т.е. «Она прекрасна, эта мгла…» Иначе говоря, кончить на повторной строке: «Ни темным именем природы»⁵¹³.

Разумеется, авторские права на все мои стихи принадлежат мне.

Очень сочувствую литературному журналу более менее «высокого уровня»⁶¹⁴. Желаю Вам успеха в этом деле. Если оно из проекта превратится в реальность, то, конечно, с удовольствием пришлю Вам и стихи, и что-нибудь «о стихах»⁷¹⁵. Ибо о стихах приятно писать в таком месте, где поэзию уважают. Вот я полтора года вел литературный отдел в мельгуновском «Возрождении»¹⁶– но почти не касался стихов: противно было – в соседстве с позорной рифмованной макулатурой, составлявшей там 90%. Что собственно Вы предлагаете мне относительно «Третьего Рима»? Я не совсем понял и буду благодарен, если напишете об этом подробнее. «Третий Рим» напечатан в двух N «Сов[ременных] Записок» – целиком первая часть и еще отрывок второй части в «Числах»¹⁷. Я бросил в свое время его печатанье, так как опасно заболел. «В принципе» он закончен – т. е. в черновом виде. И если было бы нечто конкретное, я мог бы месяца в два свести все концы и представить кому надо рукопись. Но работать мне трудно (физически) и «просто так»… мне не хотелось бы нагружать себя этой работой. Да и переписка на машинке очень «кусается»… И так – пожалуйста – уточните в чем дело.

От Пастухова¹⁰¹⁸ я ничего не получил. Если Вы его видите – передайте ему, пожалуйста, от меня самый нежный привет.

Это мой товарищ по школе, друг моей молодости и очаровательный – какие больше не родятся – человек.

Да – Вы спрашивали о Холчеве¹⁹. Ничего не знаю о нем. Когда-то я его «открыл» и напечатал в «Числах» одновременно с Чинновым²⁰. Но Чиннов «остался», Холчев исчез и, я думаю, бесследно. Это был «мужичок» – писавший «нутром».

Порекомендовал бы Вам на ваканцию Холчева Валериана Дряхлова²¹. Прочтите его стихи хотя бы в том же «Орионе»²². Я их ценю больше многих, несмотря на формальные недостатки.

Извините, что пишу так грязно и даже Вашу анкету²³ перепачкал красками. И то и другое от отвычки пользоваться пером и привычки к кисти и краскам: живопись и своя (и вообще) занимает меня теперь гораздо больше стихов.

Вот, наудачу, семь стихотворений, каждое из которых и характерней, и совершенней тех, которые просил бы не помещать в Вашей антологии:

1) Перед тем как умереть (Розы)

2) Не было измены (Розы)

3) Начало небо меняться (Розы)

4) Каждой ночью грозы (Портр[ет] без сходства)

5) Он спал, и Офелия снилась ему (Портр[ет] без сходства)

6) А люди. Ну на что мне люди (Портр[ет] без сходства)

7) Как все бесцветно… (N 25 Нов[ого] Журнала)¹⁶²⁴.

Дружески Ваш

Георгий Иванов.

 

3²⁵

20 декабря 1952

Дорогой Юрий Павлович,

Прилагаю Вашу анкету²⁶.

Почему – о Господи! – столько канцелярского элемента в таком деле, как антология? Понимаю, что Вы тут ни при чем: видел опросные листы для получения месячной визы в Америку. Очевидно, пример советского антипода заразителен.

Очень благодарен, что Вы выбросили стихи, которые бы, будь они помещены, в Вашем сборнике, отравили бы мне удовольствие его прочесть. Особенно «Донна Анна…»²⁷. Долго объяснять почему – вот если когда-нибудь встретимся – приведу Вам свои резоны. Я, кстати, только тем и «держусь», что беспощадно уничтожаю приблизительно 2/3 того, что сочиняю, вернее, того, что само сочиняется непроизвольно в метро, в поезде, во время прогулки: никогда стихов чернилом на бумаге не писал.

Хорошо. Я, собственно, задержал Вам свой ответ, т.к. думал, что прийдет анкета для Одоевцевой и обе отошлем в одном конверте – с экономией. Вы, вероятно, получили уже «Контрапункт» и «Стихи, написанные во время болезни»²⁸. И, надеюсь, оценили их. Это «надеюсь» относится к Вам – Вашему пониманию и вкусу, в которые я (по некоторым признакам) верю. Вряд ли Вам надо доказывать также, что я ставлю стихи Одоевцевой очень высоко без всякой связи с нашими личными отношениями. Я «открыл» в свое время ее баллады, когда она была шестнадцатилетней ученицей Гумилева²⁹. Который, кстати, хотя и ставил ее в пример другим и гордился ею, но баллад не разобрал – на другой день после того, как я, впервые услышав их, сказал, что о них думаю, – Гумилев объявил их «событием», Андрей Белый захлебывался в похвалах, Чуковский прочел тут же о них доклад, и даже М. Горький – ни рыла ни уха не понимавший в поэзии – говорил направо и налево (и даже напечатал в каком-то интервью бельгийского журналиста): «Одоёвцева, Одоёвцева гениальная женщина!»

Говорю это, потому что, сомневаясь всю жизнь в каждой своей строчке и вообще не отличаясь самонадеянностью и самоуверенностью, – знаю две вещи, мне свойственные как редко кому из поэтов: абсолютный слух и абсолютное умение оценить новое явление, не спрашивая чужих мнений. Не одна Одоёвцева: Н. Тихонов, Поплавский, Штейгер, Чиннов, ваш Холчев, Смоленский^## Николай Семенович Тихонов (1896 – 1979) – советский поэт, в молодости находился под влиянием Гумилева;

1. Beinecke Rare Book and Manuscript Library (Yale). Gen Mss 93. Box 1. Folder 26.^[↩]
2. Huver Institution Archives. Gleb Struve Papers. Box 90 – 21.^[↩]
3. Ibidem.^[↩]
4. Дата получения: штемпель на конверте. На нем же рукой Г. И.: Mr, G. Ivask, 38 Shepard Street Cambridge, Mas. U. S, A.^[↩]
5. Речь идет о гонораре за книгу Г. Й. «Петербургские зимы», переизданную (с изменениями и дополнениями) Издательством им. Чехова (Нью-Йорк, 1952), в котором в это время работал Иваск.^[↩]
6. Вскоре, в книге I «Опытов» (Нью-Йорк, 1953) появилась рецензия Иваска на сборник Г. И, «Портрет без сходства» – среди общего обзора поэтических издании парижского издательства «Рифма», Отзыв начинается прямо; «Ему, вероятно, принадлежит первенство среди поэтов эмиграции». Содержательная часть сводится к следующему: «Как будто его область – т. н. «чистая поэзия». Но говоря о нем, нельзя не переступить границ искусства. Нельзя обойтись без «мифа», «Миф» этот прост. – Была Россия – петербургская империя. Иди даже – был один Петербург. Еще была музыка – блоковская поэзия гибели (Петербурга) и возрождения (России, даже всего человечества) через гибель. И эта музыка обманула. Все погибло, и ничего не возродилось <…> Что же осталось? Остался эмигрант (что мало интересно), И остался поэт – и не с одними только воспоминаниями о Петербурге, отзвуками Блока, У Георгия Иванова большая тема, для которой история несущественна. Ведь реальность конца, пустоты всегда есть – в любой, самой благополучной обстановке, в любую т. н. счастливую эпоху. И эту реальность он показывает, обнажает» (с. 195).^[↩]
7. Антология русской зарубежной поэзии «На Западе», составленная Иваском, вышла в Нью-Йорке (Изд, им. Чехова, 1953).^[↩]
8. В антологии «На Западе» напечатаны следующие стихи Г. И. (в порядке публикации): «Страсть? А если нет и страсти?..», «Был замысел странно-порочен…», «Это месяц плывет по эфиру…», «Ни светлым именем богов…», «На грани таянья и льда.,.», «Он спал, и Офелия снилась ему…», «Как в Грецию Байрон, о, без сожаленья,,.», «Мелодия становится цветком…», «А люди? Ну на что мне люди?..», «Перед тем, как умереть..,», «Замело тебя, счастье, снегами…», «Эмалевый крестик в петлице..,», «Каждой ночью грозы…», «Что-то сбудется, что-то не сбудется…», «Все неизменно, и все изменилось..,».^[↩]
9. На конверте рукой Г. И.:
   Exp. G. Ivanoff
   5, av. Charles de Golle
   Montmorency
   (S. et O.) [↩]
10. Стихотворения 1, 4, 5 и 6 в письме зачеркнуты, очевидно, рукой Иваска,
    так как в составленную им антологию не вошли. [↩]
11. В следующее, итоговое, издание Т. И. «1943 – 1958. Стихи» (Нью-Йорк,1958) все из тех перечисленных стихов, что написаны после 1943-го, включены.
    Отсутствуют только «Синеватое облако…» и «Холодно бродить по свету…»,
    что естественно: оба из «Роз» (1931).[↩]
12. Стихотворение это из «Отплытия на остров Цитеру» (Берлин, 1937) не ис-
    ключено. Исключены в разделе, воспроизводящем «Розы», четыре стихотворения: «В комнате твоей…», «Так тихо гаснул этот день. Едва…», «Не спится мне. Зажечь свечу?..» и «Утро было как утро. Нам было довольно приятно…». [↩]
13. Из антологии «На Западе» строфа («Она прекрасна, эта мгла. / Она похожа на сиянье. / Добра и зла, добра и зла / в ней непрерывное слиянье. / Добра и зла, добра и зла / Смысл, раскаленный добела») убрана. Однако во всех позднейших посмертных публикациях воля автора не выполнена, и стихотворение печатается с последней строфой (правда, в «Стихотворениях» Новой библиотеки поэта (2005) – с указанием в примечаниях на данную, фразу из письма).  [↩]
14. Речь идет о создании «Опытов». [↩]
15. В «Опытах» Г. И. напечатал подборку «Из стихов 1952-го года»: «Все представляю
    в блаженном тумане я…», «На один восхитительный миг…», «Ветер с Невы. Леденеющий март…», «А еще недавно – было все, что надо…» (кн. I, 1953), «Пейзаж» (кн. V, 1955), «Зима идет своим порядком…» (кн. VIII, 1957), «Отчаянье я превратил в игру…», «Для голодных собак понедельник…» – посмертно, передано Одоевцевой (кн. IX, 1958). [↩]
16. Сергей Петрович Мельгунов (1880 – 1956) – историк и общественный деятель, в 1922-м высланный из России, в 1949 – 1954 годах – главный редактор парижского журнала «Возрождение», сменившего выходившую до войны одноименную газету, в которой литературные страницы вел Ходасевич, тогдашний «враг» Г. И. В «Возрождении» Г. И. полтора года (1950 – 1951) заведовал литературным отделом, но ушел из журнала «по несходству характеров» с Мельгуновым. [↩]
17. Незаконченный роман Г. И. «Третий Рим» чатался в «Современных записках» (1929, кн. XXXIX, I) и «Числах» (1930, кн. 2/3). Став в сентябре 1954 года главным редактором «Опытов», Иваск, видимо, спрашивал мнение Г. Адамовича об этом романе, о возможности его продолжения на страницах «Опытов». Ответ был написан 3 ноября 1954 года: «Продолжение «Третьего Рима» особым восторгом меня не переполняет. Я не любил и начала его, и боюсь, что это будет стряпня наспех, полу-Иванов, полу-Одоевцева (он ведь едва ли в состоянии писать теперь сам)» (Сто писем Георгия Адамовича к Юрию Иваску / Публ. Н. А. Богомолова // Диаспора V. Париж-СПб., 2003. С. 436). Хотя Адамович был совершенно прав и, кроме стихов, в последние пять лет жизни Г. И. практически не смог написать ничего (за исключением отклика на взволновавшее его издание собрания сочинений Мандельштама), отзыв этот свидетельствует о более чем сложных отношениях между двумя неразлучными в петербургские годы «Жоржикам [↩]
18. Всеволод Леонидовым Пастухов (1894 – 1967) – пианист и поэт, приятель Г. И ., с н ачала 1 910-х до Второй мировой войны жил в Риге, затем в НьюЙорке, первые три книги «Опытов» выходили под его и Р. Гринберга редакцией. Уйдя вслед за отстраненным М. Цетлиной от руководства «Опытами» Р. Гринбергом с места соредактора, Пастухов сохранил дружеские отношения с Иваском и продолжал печататься в журнале.[↩]
19. Алексей Л. Холчев – поэт, до революции жил в Севастополе, в 1920 – 1930-е годы – в Париже; автор двух сборников стихов: «Смертный плен» (Париж, 1929) и «Гонг» (Париж, б. г. <1930>), печатался в «Числах». На оба сборника Г. И. опубликовал рецензию в «Числах» (1930, кн. 2/3).^[↩]
20. Игорь Владимирович Чинное (1909 – 1996) – поэт, с 1922 года жил в Латвии, с 1944-го – в Германии, Франции и снова в Германии, с 1962 года – в США. Первая книга «Монолог» вышла в Париже (1950) при содействии Г. И. 21 сентября 1959 года Иваск писал Глебу Струве: «Судя по письмам покойного Г. Иванова, он более всего ценил Чиннова – из представителей следующего] («незамеченного») поколения» (Huver Institution Archives. Gleb Struve Papers. Box 90 – 21). И затем, 21 октября 1959 года: «У Г. Иванова нет наследников… ИНТЕРЕГИУМ… Но Чиннов ему близок – по консерватизму своему, по верности установленному литературному] русскому языку, по недоверию к эксперименту в плане языковом, но логике в лирике, наконец. Пастернак в этом смысле – обратное Георгию Иванову» (там же). ^[↩]
21. Валериан Федорович Дряхлое (1898 – 1981) – поэт, до революции жил в Поволжье, с 1920-х – в Париже. Благодаря посредничеству Г. И. у Иваска с ним завязалась переписка (см. письмо 3), которая хранится в Амхерсте. ^[↩]
22. Альманах «Орион» (Париж, 1947) – важная веха в истории русской эмигрантской поэзии. Он вышел в момент, когда в эмиграции еще сильны были после победы над фашизмом просоветские настроения и противостоял им. В то же время п альманах не были приглашены никто из новых литераторов, оказавшихся на Западе во время войны.^[↩]
23. См. письмо 3. ^[↩]
24. N 2 и N 3 зачеркнуты – скорее всего, рукой Иваска, и, как и N 7, в антологиЪ «На Западе» не включены. ^[↩]
25. На конверте рукой Г. И.:

    Exp. G. Ivanoff

    5, av. Charles de Goulle

    Montmorency

    (S. et O.)

    ^[↩]

26. Никакой анкеты в письмах к Иваску не сохранилось. Но в это же время (подписана: 3. XI. 1952) Т. И. отправил анкету для Издательства им. Чехова в письме к Т. Терентьевой (см.: Новый Журнал. Кн. 203 – 204. 1996. С. 161 – 162).^[↩]
27. Стихотворение Г. И. «Холодно бродить по свету…» (1930). Из забракованных автором Иваск одно стихотворение в антологии все-таки напечатал – «Был замысел странно-порочен…».^[↩]
28. Сборники Ирины Одоевцевой «Контрапункт» (Париж, 1950) и «Стихи, написанные во время болезни» (Париж, 1952).^[↩]
29. Значит, Одоевцева родилась не в 1895-м, как она позже утверждала и как записано в ее паспорте, а в 1901-м, не раньше.^[↩]