Северный маршрут Алексея Ремизова: поэзия и правда

Летом 1900 года, получив очередной приговор за революционную деятельность, А. М. Ремизов отправляется в северную ссылку. Местом пребывания ему был назначен Устьсысольск – уездный город Вологодской губернии. Позднее писатель так определит начало и конец северного маршрута: «Перебрасывая из тюрьмы в тюрьму, судьба вела меня путем «несчастных» (говорю по-русски) от ковылевых степей сквозь вологодскую деберь на устье Сысолы, и там покинула на своей воле жить среди югры – «языка нема»»¹.»Ковылевые степи» – это Пенза, в которой Ремизов отбывал ссылку по первому приговору, а место обитания таинственной «югры» – Устьсысольск (сейчас Сыктывкар), «столица зырянского края». Местный корреспондент «Вологодских губернских ведомостей», скрывавшийся под псевдонимом Абориген Вычегодский, в 1900 году писал: «На севере диком, далеко, почти в северо-восточном углу Вологодской губернии, среди лесов и болот затерялся городок Устьсысольск. Принято думать, что расположенные на дальних окраинах нашего севера города представляют собою медвежьи углы, где люди живут в курных избушках, носят одежды из шкур диких зверей и питаются рыбой и оленьим жиром. Это далеко не так. Устьсысольск, например, городок хотя и не большой, но мало чем отличающийся от своей метрополии – Вологды. Дома большею частью двухэтажные, тротуары хотя и не изразцовые, но много исправнее вологодских… Коренное население города составляют зыряне, занимающиеся преимущественно земледелием. Торговцев мало. Остальную и довольно значительную часть обывателей составляют служащие в правительственных и общественных учреждениях. В городе имеется клуб, в котором устраиваются танцевальные вечера, маскарады и спектакли… Кроме клуба в городе имеется в настоящее время ледяной каток, устроенный административно-ссыльными на собранные по подписке средства. Что развлечения эти много здоровее, чем пить «мертвую», – не может быть и речи, но, к сожалению, и здесь дело не обходится без враждебных «партий»»². Следующая корреспонденция Аборигена Вычегодского посвящена критике местных нравов. Автор сетует на интеллигенцию, которая замкнулась в своей среде и не занимается «культуртрегерством на зырянской почве», но основное внимание уделяется  «мракобесию» –повсеместному распространению чародейства, как среди зырян, так и в русской среде. Местные колдуны настолькоутратили чувство приличия, что проделывают свои «шутки» даже во время церковных служб. Таким был Устьсысольск в год приезда туда Алексея Ремизова.

Писатель, как видно из приведенной в начале статьи цитаты, был склонен к некоторой мифологизации своей северной ссылки. Особенности этого явления, отразившиеся во многих текстах Ремизова, и будут рассмотрены в данной работе. Но прежде всего об одном неожиданном и явно не входившим в планы писателя результате мифологизации северного маршрута. Современные «ремизоведы», очевидно попав под влияние фантазий писателя, реконструируют совершенно неправдоподобную картину. Один из первых отечественных исследователей творчества Ремизова, С. С. Гречишкин, в 1977 году писал: «По трагическому недоразумению его (Ремизова. – Ю. Р.) вместе с уголовниками (а не с политическими) гнали пешком свыше тысячи верст в кандалах»³. Гречишкин ссылался при этом на книгу воспоминаний «Иверень», в то время еще не опубликованную. Эта явная несуразность тем не менее стала частью ремизовского мифа. Сравнительно недавно ее повторила с еще более основательной ссылкой американская славистка Грета Н. Слобин: «По ошибке его послали не с политическими, а пешком в кандалах с группой обычных преступников. Этот страшный этап оставил неизгладимый след в памяти Ремизова, он описан в его тюремном повествовании «В плену», а позднее в «Иверне»»⁴.

К смысловой ошибке совсем по-ремизовски добавляется опечатка. (Писатель, как известно, был ценителем и коллекционером курьезных опечаток.) В сборнике произведений Ремизова, вышедшем в Москве в 1989 году, начало этапа в Устьсысольск отнесено к «1.XII.1900» вместо «1.VII.1900″⁵. Получается, что расстояние в полторы тысячи верст Ремизов и его товарищи по несчастью прошли пешком по зимнему пути, да еще и скованные кандалами Любой человек, хоть немного знакомый с системой наказаний в России рубежа веков, поймет абсурдность подобного утверждения, которое воспроизводится снова и снова, несмотря на то, что у Ремизова подробно описан совершенно иной способ передвижения по этапу. В автобиографической повести «В плену» читаем: «Открыты окна. За вагоном летит солнце, блестящее и еще холодное, и лучи бьются о решетку <…> Скоро станция. Конвойные собирают чайники, арестанты спорят и грызутся. Поезд остановился». А вот описание водной части маршрута: «Пройдя через Вологодскую тюрьму, пять суток плыл я по Вологде, Сухоне и Сысоле. На медовый Спас – 1 августа (1900 г.) рано утром под звон колоколов – звонили к ранней обедне, пароход причалил к пристани, дальше ехать некуда: Усть-Сысольск, по-зырянски Сыктывкар. Я поднялся на высокий берег и с легкой ношей – этапный мешок за плечами, пошел в город».

Можно выделить три основных этапа и соответствующих им подхода Ремизова к северной проблематике. В произведениях, созданных в Устьсысольске и Вологде в 1900 – 1903 годах (автобиографическая повесть «В плену», роман «Пруд», рассказ «Новый год») и ориентированных на эстетику декаданса, на первый план выдвинуты темы несвободы, плена, деградации личности в мире «уездной, звериной глущи». Натурализм описаний сочетается с мистическим осмыслением ссылки как пространства экзистенциального отчаяния. Ремизов был фактически первым писателем, посягнувшим на любимый миф русских революционеров всех направлений – миф о ссылке как идеальном месте, где солдаты революции героически противостоят всевозможным лишениям, укрепляют свой дух, готовятся к новым схваткам с режимом, живут в братской любви к своим товарищам. Культ российской ссылки ярко отражен в лирике революционных поэтов, например в стихотворении В. Г. Богораза «Песня ссыльных»: «Нас уводит враг жестокий / Из неволи одинокой, / Из печальных стен тюрьмы / В край холодный, в край далекий, / В царство северной зимы. / Но, как братьев, нас сдружила / Наша юность, наша сила. / Общий гнет тяжелых уз. / И страдание освятило / Наш незыблемый союз…»

В романе «Пруд» Ремизов дает совершенно иную картину жизни колонии ссыльных революционеров: «Пятьдесят человек без того дела, которым жили. Без дела и без средств к жизни. Какая-нибудь подлая работа и тупая, отупляющая скука или ожидание работы, гнетущая праздность и озлобление <…> Из пятидесяти выдвигались вожаки: притягивали, группировали вокруг себя, а те поддакивали и гикали сплоченной слепой оравой. Каждое собрание казалось собранием злейших врагов. Такие обвинения возводили, к таким издевательствам прибегали – поискать, да мало. Сердце, что ли, так уже расходилось? И скука, скука смертная». Описания северной природы в текстах этой группы по-символистски условны, они нарочито подчеркивают общее настроение трагизма и бессмысленности бытия: «Дорогим ковром, бледно-пурпурный, будто забрызганный кровью, по болотам раскинулся мертвый мох, желанья будя подойти и уснуть навсегда… Запах прели и гнили, как паутина, покрывает черты ядовитые, полные смерти». Даже через полвека вспоминал писатель растительность северных болот, но уже без декадентских коннотаций. 4 августа 1949 года он писал своему биографу: «Меня поразил в лесу на Печоре цветной ковровый мох, и эта бархатная глубь…»⁶

На произведения этой группы определенное влияние оказало средневековое представление о Севере как о царстве мертвых и обиталище злых духов. Сам дьявол властвует над этой землей, и дьявольской волей обусловлено все зло, здесь творимое, в том числе и «небратские» отношения между людьми. Не случайно, что в своей «вологодской повести»»Часы», примыкающей к северным текстам, Ремизов поселил дьявола на главной колокольне Вологды – самом высоком строении Вологодской епархии, а из всех исторических достопримечательностей Устьсысольска выбрал фреску на западной стене городского собора с необыкновенно выразительным изображением князя тьмы. Позднее, в петербургские годы, писатель часто вспоминал свое «северное заточение», по-разному варьируя связь этой территории с «нечистой силой». Латышский писатель В. Эглитис, близко знавший Ремизова, изобразил его в романе «Неотвратимые судьбы» под именем господина Бубуки. В этом образе отразились как реальные факты жизни Ремизова в Устьсысольске, так и их игровое переосмысление. «Рассказ его (Бубуки. – Ю. Р.) был очень нелогичен и бессвязен, да у мифотворца была такая привычка разговаривать. Но расспрашивать ни о чем нельзя было.

– Эти северяне своеобразны. Не только монгольская раса, но и живущие там славяне. Скука ужасно длинной зимы отдает их под власть сатаны, потому что с сатаной, видите ли, всегда весело. С ангелами, напротив, скучно, если нет какого-нибудь занятия.

– Разве у вас не было керосина, чтобы читать и писать? – спросил Калейс.

– Читал я много, но о чем будешь писать, если нет никаких стимулов? С той самой поры я освоил всю колдовскую науку шаманов»## Цит. по: Спроге Л., Вавере В. А. Ремизов в жизни и творчестве В.

1. Ремизов А. М. Собр. соч. в 10 тт. Т. 8. М.: Русская книга, 2000. С. 401. (Далее ссылки на это издание даются в тексте.)[↩]
2. Вычегодский А. Из Устьсысольска // Вологодские губернские ведомости. 1900. 11 февраля.[↩]
3. Гречишкин С. С. Архив А. М. Ремизова // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1975 год. Л.: Наука, 1977. С. 22.[↩]
4.  Слобин Г. Проза Ремизова. 1900 – 1921. СПб.: Академический проект, 1997. С. 29.[↩]
5. Ремизов А. Огонь вещей. М.: Советская Россия, 1989. С. 303.[↩]
6. Кодрянская Н. В. Ремизов в своих письмах. Париж, 1977. С. 129.[↩]