Рубежи прозы и позиция критика

Гасан Гулиев, Рубежи прозы, Баку, «Язычы», 1982, 177 с.

Гасан Гулиев давно занимается проблемами современной прозы. В последние годы были опубликованы его книги на эту тему, на страницах республиканской и всесоюзной печати часто появляются его статьи об азербайджанской литературе, он активно участвует в дискуссиях о тенденциях развития литературного процесса наших дней.

В книге «Рубежи прозы» Г. Гулиев стремится охватить основные проблемы азербайджанской прозы 60 – 70-х годов, причем рассматривает ее широко, в единстве со всесоюзным литературным процессом. Обоснованности характеристик я оценок критика способствует я то, что современный этап литературы неразрывно связан в книге с предшествующими этапами ее развития. Окидывая ретроспективным взглядом истторический путь азербайджанской литературы, Г. Гулиев разбирает и исследует (хотя бы даже в очерковой форме) факторы, сыгравшие вареную роль в формировании реализма в ней. Это помогает автору кииги очень наглядно представить прочную генетическую связь между творчеством писателей – наших, современников, и прозой Д. Мамедкулизаде, А. Ахвердова. Линию преемственности прочерчивает Г. Гулиев и с русской реалистической прозой XIX века, которая оказала великое и благотворное воздействие на творчество азербайджанских писателей демократического направления начала XX века. Идейно-художественные поиски азербайджанской советской прозы, период становления которой приходится на 20 – 30-е годы, также прослеживаются автором в контексте поисков русской прозы того же периода.

В «Рубежах прозы» основное внимание уделено путям развития азербайджанской советской прозы за последние двадцать лет. Однако автор не обходит творческую практику тех художников слова, которые стояли у колыбели этой прозы, создавали первые ее образцы.

В одной из самых интересных и самых богатых с точки зрения исследовательского материала глав книги – «Эпопея борьбы и подвига», рассматривая творческие пути С. Рагимова, М. Гусейна, М. Ибрагимова, М. Джалала, А. Велиева, Абульгасана, автор исследования убедительно показывает утверждение революционной тематики и нового героя в азербайджанской литературе, все более полное отражение в ней социалистических преобразований, укрепление принципов социалистического реализма.

Особенно обстоятельно рассмотрен роман-эпопея «Шамо», над которым С Рагимов работал более полувека. Г. Гулиев прослеживает творческий путь этого писателя параллельно пятидесятилетнему периоду развития всей азербайджанской советской прозы, показывая трансформации, которые претерпел жанр романа, да и вообще художественная форма произведений за этот большой период. Анализируя отдельные тома эпопеи, созданные в различные исторические периоды, критик приходит к интересным выводам о том, какими именно чертами обогатился художественный стиль С. Рагимова.

Г. Гулиев воссоздает достаточно полную картину развития прозы, разрабатывающей революционную и историко-революционную тематику в 60-е годы: «Перване» М. Ибрагимова, «Буйная Кура» И. Шихлы, «Снежный перевал» ф. Керимзаде, «Восстание в крепости» Г. Илкина и др. Нельзя не согласиться с выводами критика о том, что «внимание к прошлому и судьбам родного народа, к поворотным моментам и знаменательным этапам его пути – не просто художественная реставрация истории, а стремление понять, осмыслить ее направляющие силы, главные тенденции развития, постичь сегодняшний день через вчерашний» (стр. 9). Говорит ой и о другой причине, обусловившей обращение азербайджанских писателей к истории, – это традиции родной Литературы: «К истории обращены ашугский дастан и всевозможные фольклорные сказания, легенды, выработавшие своего рода «эпический взгляд» на жизнь, своеобразный склад мышления и приемы воспроизведения сюжета, через который постигались представления, идеалы, надежды и ожидания всего народа. Эта традиция прочно закрепилась, например, в творчестве С. Рагимова, особенно в его романе-эпопее «Шамо», обусловив его успех у широкого читателя» (стр. 9 – 10).

Романы, созданные некогда на современную тему, отмечает Г. Гулиев, сегодня могут встать в один тематический ряд с историко-революционными романами, созданными значительно позже, на определенной исторической дистанции. «Таким, например, был роман Мехти Гусейна «Утро», созданный после войны. Писатель задумал его как исторический роман и писал, учитывая все приемы исторического повествования, выработанные в зрелый период развития этого жанра» (стр. 12), в то время как авторы произведений, созданных в 30-е годы, во многом сами прокладывали пути к событиям, не так уж отдаленным от них во времени. «Отсюда – зоркость их отдельных наблюдений, жизненность, достоверность событийной стороны повествования. Но отсюда же и ограниченность исторических горизонтов, «подчиненность» натуре, отсутствие глубины в психологической разработке характеров и просчеты в художественных обобщениях» (стр. 12).

Главу «О жизни и труде современника» автор посвятил отражению в прозе рабочей темы, темы труда. Он совершенно справедливо отмечает, что обновление азербайджанской прозы, начавшееся во второй половине 50-х годов, выразилось прежде всего в ее обращении к жизни и труду простых, «рядовых» людей. Анализируя произведения И. Эфенди ева, Г. Аббасзаде, С. Велиева, Б. Байрамова, В. Бабанлы, С. Ахмедова, М. Сулейманова, повествующие о жизни и труде современного рабочего класса, автор приходит к выводу, что писателей Интересует не только трудовая деятельность их героев, но и раскрытие их внутреннего мира, – так в прозе рабочая тема утвердилась не только как тема производственная, но и как тема нравственная.

Большое место в книге занимает проблема: НТР и литература, новые черты современного героя. Автор книги считает характерным для лучших произведений прозы, разрабатывает ли она деревенскую или городскую; тему, обращение к ищущему, думающему, инициативному герою. Он анализирует произведения Анара, Эльчина, Р. Ибрагимбекова, М. Ибрагимбекова, Г, Сеидбейли и других авторов, в широких сопоставлениях с русской, прибалтийской прозой, выявляет их оригинальные черты. Говорит он и об известных издержках деревенской прозы. В отличие от своего жизненного прототипа, который «сравнительно легко и охотно адаптируется в условиях города» (стр. 121), герой некоторых писателей-«деревенщиков» поворачивает назад, только в деревне находя свои жизненные духовные идеалы.

Можно согласиться с позицией критика, который пишет, что нередко «авторы как бы забывают о том городе, который олицетворяет собой прежде всего именно научно-индустриальную поступь века, экономическое и культурное процветание, усложнившийся характер социальных, производственных связей человека, его «родственных» и «личных» устремлений. Литература представляет большей частью героя, который не меняется в новых, изменившихся, условиях: он стоит перед этим «большим городом», так и не решившись войти, а если входит, то видит город под углом потребительских частных представлений» (стр, 125).

В то же время Г. Гулиев говорит и о позитивном воздействии «деревенщиков» на литературу – это воздействие «сказывается в углубленности, с какой познается красота человека, навечно связанного с природой, тянущегося своими «корнями» к земле, в этическом обосновании такой красоты, в философско-нравственном осмыслении таких понятий, как чувство долга, любви к земле, матери, к родному дому, к семье, к народу» (стр. 133). Можно согласиться с критиком, когда он выражает надежду, что со временем, когда литература освоит те стороны жизни нашего современника, которые определяются НТР, когда четче определятся нравственно-психологические, человековедческие проблемы, из нее вытекающие, сотрутся и грани между деревенской темой и рабочей.

И Г. Гулиев активно выступает именно за такое понимание проблемы, показывая несостоятельность таких решений, когда тема НТР подменяется показом борьбы за технологический прогресс, за новую технологию. Или когда новые, современные проблемы и конфликты подменяются конфликтами, характерными для 20- 30-х годов: сегодня «нет причин противопоставлять современного рабочего ученому или инженеру.,., или, например, колхознику, на плечи которого ложится, как известно, одна из важнейших забот – давать обществу хлеб насущный» (стр. 144 – 145).

Однако эти современные конфликты, издержки, которые несет НТР, чаще называются критиком, чем глубоко анализируются. Порой у читателя может создаться впечатление, будто теперь, в условиях НТР, рождение новой психологии – процесс простой и однозначный: «Новая психология – детище новых условий. Возьмем, к примеру, уникальное достижение нашей республики – Бакинский завод бытовых кондиционеров. Ведь здесь на наших глазах рождается рабочее поколение, чей труд уже намного отличается от традиционных представлений, символизирует собой завтрашний день производства. Это ли не благодатная почва для новой духовной жизни?» (стр. 145).

Однако если брать книгу «Рубежи прозы» в целом, нельзя не заметить, что теоретическая мысль, анализ проблем действительности и анализ художественный неразрывно связаны друг с другом. И хотя творчество представленных писателей группируется по тематическому принципу, Г. Гулиев особое внимание уделяет вопросам мастерства. Перед нами раскрывается картина обновления азербайджанской прозы 60 – 70-х годов, когда наряду с новыми именами, новыми проблемами и героями читатель встретил и новую образность, манеру письма. Азербайджанская проза активно усваивала новые художественные формы, стилистически обновлялась.

Эти ее качества в первую очередь проявляются в художественном исследовании проблем, связанных с духовным миром человека, в тяготении к психологическому анализу, к точным реалистическим подробностям в описании быта и личных взаимоотношений, в исчезновении прямолинейного противопоставления «положительный – отрицательный», усилении лиризма, использовании условных форм повествования.

Анализируя романы и повести Анара, А. Айлисли, Эльчина, Ч. Гусейнова, Ф. Керимзаде, С. Азери, М. и Р. Ибрагимбековых, И. Меликзаде, С. Сулейманова, М. Сулейманова, критик умеет раскрыть и творческую индивидуальность каждого из них, и общие тенденции развития азербайджанской прозы 60 – 70-х годов, сближающие ее с общесоюзным литературным развитием.

Творческий опыт азербайджанских писателей рассматривается в связи с художественными поисками Ч. Айтматова, Ю. Бондарева, Н. Думбадзе, Г. Матевосяна, И. Друце, В. Шукшина, В. Быкова, В. Белова и многих других писателей. Эта тенденция проявляет себя и в обращении к прошедшим литературным дискуссиям, к материалам смежных наук – истории, социологии, к общим проблемам культуры. Хорошее впечатление оставляет полемический дух книги: автор прекрасно ориентируется в суждениях, материалах и спорах всесоюзной критики в центральной печати. Вместе с тем было бы неплохо, если бы он чаще прислушивался и к голосу азербайджанской критики, к дискуссиям на республиканском уровне, более активно вторгался в решение сложных, вызывающих споры, проблем.

Широта исследовательского плацдарма, четкость методологических позиций, своя собственная позиция, концепция автора – вот что подкупает в рецензируемой книге.

г. Баку