Рильке и Россия

«Rilke und Rubland. Briefe. Erinnerungen. Gedichte», Berlin und Weimar, «Aufbau-Verlag», 1986, 659 S.

«Россию он любил, как я Германию, всей непричастностью крови и свободной страстью духа»¹ – эти слова из письма М. Цветаевой к А. Тесковой можно было бы поставить эпиграфом к книге, выпущенной в ГДР. По своему типу издание приближается к академическому. В его основной корпус вошли переписка Р. М. Рильке, воспоминания о нем (С. Дрожжина, С. Шиль, Л. и Б Пастернаков, П. Эттингера, В. Янчевецкого (Яна), А. Бенуа), несколько немецких и русских стихотворений Рильке о России. Как письма, так и воспоминания насыщены ценнейшими подробностями. Собранные воедино, эти документы дают поучительную панораму культурной жизни России (и отчасти Германии) на рубеже XIX и XX веков.

Обрамляют книгу обширное введение (по сути дела, небольшой трактат) и щедрый справочный аппарат – примечания, библиография, заметка «Об этом издании», справка об иллюстрациях, именной указатель и регистр произведений Рильке. «Обрамление», по объему немногим уступающее основному корпусу, принадлежит перу составителя книги – К. Азадовского, специалиста по русской и германской литературе, автора многих переводов (в том числе и из Рильке).

Выстроенная хронологически переписка Рильке (а также писательницы Л. Андреас-Саломе, совместно с Рильке дважды приезжавшей в Россию) с русскими корреспондентами, с некоторыми соотечественниками, но о России составила добрую половину книги. Из 170 публикуемых писем – 95 писем самого Рильке. Среди его русских корреспондентов – Л. Толстой, А. Чехов, Л. Пастернак, А. Бенуа, П. Эттингер, С. Шаховской, С. Дрожжин, М. Цветаева, Б. Пастернак, С. Шиль, Е. Воронина и др. Особенно обширна переписка с А. Бенуа (33 письма), С. Шиль (25 писем) и П. Эттингером (23 письма).

Переписка Рильке с М. Цветаевой и Б. Пастернаком была тройственной (в рецензируемой книге публикуется лишь фрагмент одного письма М. Цветаевой к Б. Пастернаку от 31 декабря 1926 года, рассказывающий о смерти Рильке). В любовно подобранном своде писем сама эта переписка – как действующий вулкан в цепочке гор. Начало ей было положено неожиданным ответом на поздравительное письмо Л. Пастернака в связи с 50-летием поэта. Ответ Рильке был получен в марте 1926 года, но лишь в апреле копия ответа оказалась в руках Бориса Пастернака. Свое первое письмо к Рильке (от 12 апреля 1926 года) он начал так: «Великий обожаемый поэт!..» Тут нелишне напомнить случайную встречу 10-летнего Бориса Пастернака и 25-летнего Райнера Рильке на тульском перроне у поезда, отправлявшегося в Ясную Поляну (эта встреча описана Б. Пастернаком в «Охранной грамоте»), знакомство же со стихами Рильке (книги «Мне на праздник», «Книга образов», «Часослов» были в библиотеке отца) состоялось позже, в 1907 году.

Рильке и Россия- тема благодарная и многогранная: Рильке – поэт (между прочим, и автор нескольких стихотворений, написанных в 1900 – 1901 годах по-русски), Рильке – пропагандист и посредник русской культуры в Германии (вплоть до попыток устройства выставок новой русской живописи) и Рильке – переводчик русской литературы («Слово о полку Игореве», «Чайка» А. Чехова, стихотворения М. Лермонтова, З. Гиппиус, С. Дрожжина, К. Фофанова). Сюда же относятся и неизгладимые впечатления от двух путешествий Рильке по России², так или иначе «всплывающие» в «Часослове», да и в других его книгах, не говоря уже об обширнейшей переписке.

А какие слова находил сам Рильке для России – «любимая духовная родина», «страна будущего»! В письме к Л. Пастернаку от 14 марта 1926 года Рильке писал: «Россия незабываемая таинственная сказка… все это осталось для меня родным, дорогим, святым и навечно легло в основание моей жизни».

К. Азадовский не раз подчеркивает, что страстное увлечение Рильке всем русским – литературой, живописью, иконами вплоть до изучения русского языка и даже намерения получить в России службу и переехать туда (см. письмо к издателю и меценату А. Суворину от 5 марта 1902 года) – явление уникальное. Ни один другой европейский поэт или прозаик, побывавший когда-либо в России, не испытывал и не жаждал ничего подобного.

Вне сомнения, Рильке – не без прямого влияния Лу Андреас-Саломе, энергичной пропагандистки творчества Л. Толстого в Германии, – находился под сильным впечатлением мифа «о русской душе». В своем несколько упрощенном противопоставлении индустриального Запада и патриархальной России Рильке душевно был всецело с Россией, страной-сказкой, страной будущего, которому она однажды явит свой глубинный духовный потенциал. Соответственно, русский народ виделся Рильке «народом-художником». Этим своим ощущениям, ставшим со временем твердыми убеждениями Рильке остался верен до конца своих дней.

К. Азадовский отмечает, что Рильке видел в России лишь то, что хотел видеть: абсолютизируя и идеализируя ее духовную жизнь, он упускал из виду реальную. «…Мы впитывали и понимали этот край под Тулой, где нищета и богатство существуют рядом, но не как противоречия, а как различные, очень родственные друг другу понятия для одной и той же жизни, которая воплощается в сотнях форм ликующе и беззаботно», – пишет Рильке к С. Шиль 20 мая 1900 года. Более того, к реальной жизни у Рильке выработался своеобразный иммунитет: «Не думайте, что русская деревня, как бы она ни была жалка, изменит мой взгляд и чувство к России. Всюду найдете одинаковое количество грязи, и если она не на виду, – как в нашей (немецкой, европейской. – П. Н.) культуре, – то, значит, она ушла вглубь, что еще хуже!» (из письма к С. Шиль от 10 апреля 1904 года).

В центре каждого из двух путешествий Рильке в Россию – встречи с Л. Толстым, произведения которого стали хорошо известны в Германии со второй половины 1880-х годов. Лу Андреас-Саломе еще в 1898 году выступила в Германии с большой статьей «Лев Толстой наш современник», многие положения которой, как считает К. Азадовский, легли в фундамент собственного отношения Рильке к Толстому, которое последовательно вырабатывалось у него в свете его эстетических и религиозно-философских исканий. Рильке видел (надеялся увидеть) в Толстом живое олицетворение своего идеала – исключительного художника огромной творческой мощи, художника-созидателя типа Микеланджело, из глыбы ваяющего божество. Толстой так сильно привлекал Рильке еще потому, что в его личности молодой поэт как бы воочию видел титанический конфликт кощунственного самоотказа от творчества, с одной стороны, и самого творчества, неистребимо прорывающегося через все отказы и запреты, с другой³. Этот конфликт был вынесен позднее в заключительный раздел романа Рильке «Заметки Мальте Лауридса Бригге», раздел, так и озаглавленный: «Толстой». Жаль, что этот раздел (вернее, два его варианта – оба не вполне закончены) не включен в сборник «Рильке и Россия». Ведь в оригинальном творчестве Рильке собственно русская тема почти не нашла прямого выражения. Исключений немного: «История о Господе-боге», несколько реминисценций в романе, несколько стихотворений – и все. На фоне восторженного отношения Рильке к России как к «духовной родине» это кажется просто удивительным, почти невероятным. Объяснение этому К. Азадовский находит в одном из писем Рильке к Г. Гауптману: «…результаты моих обеих поездок в Россию, выкристаллизовываясь в моих размышлениях и одаривая меня как облагороженное воспоминание, представляют собой нечто до такой степени немое, интимное и нелитературное, что я все время борюсь с формой, с возможностью выразить их ценой потери…»⁴. Россия вошла в самое сердце Рильке, заняв одно из центральных мест в его системе философско-религиозных и эстетических взглядов, и уже оттуда, из сердца поэта, просветила собой все его творчество – один из сокровенных символов XX века.

Весьма представительна в книге и подборка мемуаров, из которых воспоминания С. Шиль и В. Янчевецкого публикуются впервые. Кажется почти невозможным упрекать составителя этой обширной и насыщенной книги в пропусках. Все же, на наш взгляд, в ней были бы нелишними переводы Рильке из русской поэзии, а также некоторые его статьи, например «Русское искусство».

К сожалению, во многих современных изданиях роль примечаний недооценивается: их пытаются убрать или в лучшем случае сократить. Между тем образованный современный читатель отнюдь не безразличен к «подробностям», к «частным» (лишь на первый взгляд) пояснениям, составляющим дополнительную, подчас весьма существенную ценность издания. Убедительный тому пример – 125 страниц примечаний к книге «Рильке и Россия». Это – не формальный, часто встречающийся комментарий к реалиям, а содержательный, филологически основательный текст, за которым нередко стоят кропотливые архивные розыски. Некоторые из примечаний (например, характеризующие Ф. Фидлера и его знакомство с Рильке и Л. Андреас-Саломе или С. Шиль и историю ее «Воспоминаний») могли бы лечь в основу небольших самостоятельных исследований и публикаций. В то же время библиография по теме «Рильке и Россия» охватывает не все исследования.

Добрых слов заслуживает профессионализм немецких издателей – редакторов и полиграфистов, сумевших с честью справиться с тем исключительно сложным по составу материалом, который представляет рецензируемая книга. Несмотря на все трудности заочного общения, издатели составили хороший ансамбль с составителем, и их общее любовное отношение к этой книге и ее герою чувствуется буквально во всем. Укажем и на «тетрадку» фотографий (некоторые из них публикуются впервые), и особенно на прекрасную суперобложку с портретом Рильке работы Л. Пастернака (на фоне Московского Кремля).

Знакомство с этим трудом наводит на соблазн подумать, что тема «Рильке и Россия» им, наконец, исчерпывается. Но это иллюзия. Само обилие фактов, собранных в нем, не говоря уже о возможных будущих находках, является лишь отправной точкой для всех исследователей творчества Рильке как за рубежом, так и у нас.

В заключение отметим, что в N 6 – 9 за нынешний год журнал «Дружба народов» публикует тройственную переписку Рильке, Цветаевой и Пастернака (публикация подготовлена К. Азадовским, Е. Б. Пастернаком и Е. В. Пастернак)⁵.

1. Цит. по статье К М Азадовского «Р. М. Рильке и А. Н. Венуа. Переписка 1900 – 1902 гг – В кн.: «Памятники культуры. Новые открытия. 1976». М.. 1977 с. 75.[↩]
2. В 1899 году – Москва и Петербург – встречи с Толстым, Л. Пастернаком, Репиным; в 1900 почти за четыре месяца он проехал гигантской петлей по маршруту Москва – Киев – Кременчуг – Полтава – Харьков – Воронеж – Саратов – Ярославль – Москва – д. Низовка, Тверской губ., – Петербург.[↩]
3. Надо сказать, что такое «предвзятое» отношение Рильке к Толстому не было исключением среди контактов Рильке с русскими писателями. Та же своего рода предубежденность, особая «концептуальность» проявились и во встрече Рильке с М. Горьким на Капри весной 1907 года. На сей раз Рильке усмотрел в собеседнике конфликт между его творчеством и его революционной активностью. Зато такой поэт, как Спиридон Дрожжин превосходно вписался в рильковскую концепцию терпеливой России и народа-художника.[↩]
4. Цит. по статье К. Азадовского «Р. М. Рильке и Л. Н. Толстой». – «Русская литература», 1969, N 1, с. 147.[↩]
5. Часть этой переписки была опубликована в «Вопросах литературы», 1978, N 4.[↩]