Рифма Маяковского
М. Штокмар, Рифма Маяковского «Советский писатель», М. 1958, 145 стр.
Над стихом В. Маяковского М. Штокмар работает давно. Исследователем проделан огромный и кропотливый труд по изучению рифмы Маяковского, свидетельствующий об остром зрении ученого-аналитика, вдумчиво отбирающего необходимые факты. Книга обладает очевидными достоинствами – широким привлечением и новизной материала, новыми интересными выводами о поэтической технике Маяковского.
М. Штокмар указывает на роль акустического (или, как он называет, орфоэпического) принципа рифмовки Маяковского, при котором поэт использовал «вполне реальные звуковые совпадения, которые ранее оставались вне поэтического употребления в результате различия написания» (стр. 30).
Попытки классифицировать рифмы Маяковского предпринимались и до исследования М. Штокмара (например, Б. Томашевским), но столь подробной технологической классификации не было в стиховедческой литературе, и ее разработка – несомненная заслуга М. Штокмара.
Представляется оправданным введение исследователем новых терминов для обозначения малоизвестных ранее понятий: «вариационная» рифма (стр. 14), «распыленная» рифма (стр. 47), «начально-срединная» рифма (стр. 90), «суммарная» рифма (стр. 96) и др. Необходимо отметить, что существование новых понятий доказано на богатом фактическом материале (например, анализ эхоической рифмы на стр. 17 – 22).
М. Штокмар стремится осмыслить не только созвучие окончаний; важную роль он придает анализу эвфоники и инструментовки стиха, показывая, как тесно связаны различные элементы стиховой структуры. Совершенно нов в маякововедческой литературе вывод о «подготовке рифмы» в стихе поэта, к которому пришел исследователь. На большом поэтическом материале им доказано, что «особое значение получает в стихах Маяковского «звуковая подготовка» рифмы издалека, еще внутри стихотворной строки» (стр. 51).
Как видно из сказанного, книга продвигает вперед дело изучения не только рифмы Маяковского, но и вообще русской рифмы. И все-таки, несмотря на очевидные достоинства, работа не вызывает полного удовлетворения. Это происходит по двум причинам. Первая (не основная) заключается в том, что книга М. Штокмара подчас лишена внутренней стройности я единства. Так, например, причины появления новых видов рифмы Маяковского раскрываются в нескольких местах (стр. 23 – 28, 105 – 107), о новаторстве поэта в использовании предударной части рифмующихся слов сказано на стр. 30 и 60 и т. д.
Основная же причина неудовлетворенности книгой, на мой взгляд, заключается в том, что автор избрал аспект исследования, не отражающий в полной мере достижений советского литературоведения в анализе стиха, хотя методика анализа стихотворной техники оригинальна.
По преимуществу он берет лингво-технологический аспект исследования, характерный для советского стиховедения 20-х годов, при котором преобладающее внимание обращается на технологические моменты стиха (изменение отдельных звуков в рифме и т. д.) и в известной степени недооценивается эстетическое осмысление материала. Я говорю «по преимуществу», потому что в работе присутствует и эстетический аспект (попытка осмыслить новаторство Маяковского в области стиха, анализ переносов – на стр. 131 – 132 и т. д.).
Для лучших работ советских стиховедов характерен эстетико-технологический аспект исследования, который заключается в осмыслении того, как отдельные компоненты стиха (ритм, рифма и т. д.) связаны с поэтическим содержанием, способствуют его выражению, являясь в то же время элементами стихотворной техники, обладающей своими законами.
Сказанное можно продемонстрировать на анализе составной рифмы, произведенном автором. М. Штокмар внимательно прослеживает каждое технологическое изменение на большом количестве примеров. Против этого не приходилось бы возражать, если бы автор уделил больше внимания эстетическому осмыслению рифм Маяковского. Иногда исследователь просто констатирует факт, не доказывая со всей убедительностью высказанного положения: «В тех случаях, когда Маяковский добивается особой смысловой подчеркнутости, он разлагает сочетание (имеется в виду тесное словосочетание. – Б.Г.) на составные части и отдельно зарифмовывает каждую из них» (стр. 84). В подтверждение этого положения приводятся семь четверостиший, но ни одно из них не проанализировано. А читатель хочет получить ответ на вопрос: как проявляется смысловая выразительность? Он ожидает конкретного анализа.
В другом месте автор делает интересную заявку – проанализировать, как рифмующиеся слова сопоставляются по признакам прямого соответствия и противоположности значения. После краткого утверждения на двух страницах (26, 28) следуют примеры отдельных рифм, вырванных из контекста (хотя только что, на стр. 25, автор напомнил о роли контекста). Когда читатель просматривает списки рифм, у него могут возникнуть недоуменные вопросы: в каком, например, соотношении находятся рифмы «само – Комсомол», «глаз – стенгаз» (стр. 27). Что это – соответствие или противоположность? А может быть, ни то и ни другое?
Преимущественное следование лингво-технологическому аспекту анализа привело к тому, что наиболее важные проблемы рифмы Маяковского не получили полного освещения. Автор не уделил должного внимания смысловой выразительности рифмы поэта.
Думается, что при анализе смыслового значения рифмы Маяковского следует руководствоваться следующими посылками: конкретно подходить к каждому примеру; не стараться обязательно «выжать» из каждой рифмы определенное Смысловое значение. Надо учитывать, что наиболее важные в смысловом отношении слова отнюдь не всегда обязательно ставятся в конец строки. Это поэтическая тенденция, поэтому лишь при конкретном анализе можно выяснить, какое смысловое значение имеет та или иная рифма.
При этом возможны два случая. Во-первых, рифма, соотнося при повторе различные понятия, связывая их в нашем сознании звуковой перекличкой, способствует выражению основных мыслей, заключенных в тех или иных строфах. В данном случае в рифме образуется своеобразное «эхо» основной мысли строфы, ибо на слова, поставленные в рифму, обращается дополнительное внимание. Понятия отнюдь не всегда сталкиваются по принципу соответствия, сходства или противоположности. В некоторых рифмующихся словах понятия не противоположны, а взаимно исключают друг друга.
Рифма не может прямо выразить те или иные понятия, она лишь имеет возможность закрепить их в созвучии и тем самым заставить обратить на них внимание. Конечно, в значительной степени соотношение понятий происходило бы и без рифмы, но рифма помогает, способствует такому соотношению. Понятия очень редко соотносятся прямолинейно, без ассоциативности.
Во-вторых, в большей мере проявляется другая поэтическая тенденция, когда в рифме как бы образуется «фокус» основной мысли строфы. Эта тенденция выражается в том, что в рифме сталкиваются слова, наиболее важные по смыслу данной строфы, несущие на себе основную семантическую нагрузку. Опять-таки необходим строго конкретный подход, ибо иногда в рифме стоят слова, отнюдь не несущие смысловой нагрузки, и попытка анализа в таком случае может привести к вульгарному социологизму. Иногда обе эти тенденции сливаются.
Без удовлетворительного ответа осталась и другая важнейшая проблема- причина появления новых видов рифмы Маяковского.
М. Штокмар пытается объяснить новаторство Маяковского в области рифмы воздействием возникшей после 1917 года лексики. «Поэту, поставившему свое творчество на службу революции, – пишет автор, – нужно было освоить множество слов, связанных со строительством и защитой пролетарского государства…» (стр. 22). Но так как «рифма Маяковского насыщена смыслом», «поэт должен был «достать» и ряд новых рифм к словам, пополнившим в связи с революцией словарный состав русского языка» (стр. 23). Итак, новаторство возникло потому, что после 1917 года Маяковскому было необходимо подбирать рифму к новым словам. Подобное «лексическое» объяснение новаторства рождает ряд недоуменных вопросов: новые способы рифмовки появились у Маяковского еще до революции, когда не было многих позднее возникших слов. Кстати сказать, перечисленные на стр. 22 слова по большей части были известны поэту и до революции. Разве до 1917 года Маяковский не был знаком со словами «революция», «социализм», «коммунизм», «диктатура», «восстание», «пролетарий», «большевик» и т. д.? Не только был знаком, но и использовал в рифме (например, «куцый – революций» в «Облаке»). Следовательно, лексического объяснения новаторства отнюдь не достаточно.
Более плодотворными представляются поиски автором Новаторства в «демократизации стиха» Маяковского» (стр. 105). Но и здесь М. Штокмар основной упор делает на лексику, «языковый стиль»; на стр. 108 – 116 прослежено, как поэт использует в рифме просторечные слова. Но ведь «особенности языка» (стр. 106) относятся и к прозаической речи.
Иногда можно услышать: «У Маяковского новая рифма появляется потому, что поэту необходимо выразить новое содержание». Но подобные утверждения останутся общими словами до тех пор, пока не будет выявлено, как новое содержание отражается на структуре стиха.
Истоки новаторства Маяковского следует искать в специфике стиха как выразительной системы речи с «собой звуковой организацией, которая реализуется в специфическом произношении.
Стих предполагает особое восприятие, отличное от восприятия прозаической речи. При восприятии стиха внимание читателя или слушателя обостряется. Слушатель реагирует не только на смысловые изменения, но и на изменения в отдельных компонентах звуковой структуры (ритм, рифмы и т. д.). При восприятий стиха резче бросаются в глаза языковые погрешности в форме, поэтической технике.
В статье «Наша словесная работа» Маяковский указывал, что вооруженность новыми поэтическими приемами – «не эстетическая самоцель, а лаборатория для наилучшего выражения фактов современности» (т. II, М. 1939, стр. 498).
Новаторство Маяковского в области рифмы объясняется тем, что Маяковский сознательно перестроил стиховую структуру для лучшего выражения поэтического содержания. Поэт учитывал, что постоянное употребление в поэтическом произведении традиционных рифм (как и «размеров») приводит к тому, что при чтении начинаешь обращать внимание не на содержание поэтического произведения, а на повторяемость, однообразие и серость рифмы (ср. высказывание Маяковского о рифме «трезвость – резвость»).
Стих Маяковского специфичен, ибо, как отмечал М. Штокмар, он рассчитан на особое произношение, взаимоотношение между словами носит иной характер, чем, например, в поэзии Пушкина, каждое слово звучит более полновесно и отделяется особой паузой. Поскольку в стихе Маяковского появляются особые паузы, связь между словами ослабевает, становится менее ощутимой, «напевность» стиха исчезает, роль рифмы как организующего фактора повышается. Поэтому Маяковский и говорил, что без рифмы «стих… рассыплется».
Сознательная ориентация на специфическое произношение приводила к все большему появлению произносительной (акустической) рифмы, а усиление организующей функции рифмы – к увеличению степени опорности, то есть количества общих звуков влево и вправо от опорного гласного звука (М. Штокмар говорит только об увеличении количества общих звуков влево).
В поле зрения исследователя почти не появляется вопрос о связи рифмы и ритма в стихе Маяковского. Кроме усиления организующей функции рифмы, в стихе Маяковского увеличивается значение рифмы как фактора ритма. Рифма, прерывая плавное течение стихотворной речи, членит ее на стихи, образуя первичный ритм стиха. Своеобразие указанной функции рифмы в стихе Маяковского не выявлено.
Некоторые термины, используемые исследователем, не раскрыты. Автор употребляет, слово «неточность» (стр. 38), говорит о «неточной рифме» (стр. 42). Но что такое «неточность» как категория стиховедения и каков эстетический смысл этой категории? Остался без ответа вопрос о классификации рифмы Маяковского со звуковой точки зрения. Применима ли существующая весьма спорная классификация на «точную» и «неточную» рифму к рифме Маяковского?
Автор недостаточно сказал о достижениях своих предшественников. Так, например, приведенное на стр. 30 положение о том, как в рифме Маяковского увеличивается роль предударной части созвучия, впервые было сформулировано В. Жирмунским1, а затем развито В. Брюсовым2, и на это следовало бы указать.
Как видно из сказанного, в книге М. Штокмара, в целом весьма полезной для советского стиховедения, имеются недоработки, а также спорные и недостаточно доказанные положения.